Агитпроп в академическом обличье

Марсель Маттис о том, как антиимпериализм возвращается в форме «постколониализма». [Ещё один аспект постмодернистского разжижения головного мозга. – liberadio]

За шоком от жестокости массовых антисемитских убийств последовал шок от того, как к ним относятся во всем мире. Большинство антиизраильских толп на улицах крупных европейских и североамериканских городов, похоже, давно эмансипировались от политической реальности и больше не восприимчивы к живому опыту. Об этом можно судить по тому, что, как ни парадоксально, коллективные убийства ХАМАСа не заставили сторонников палестинского дела дистанцироваться от джихадистов; напротив, кажется, что уличные сборища легитимизируют, если не празднуют, борьбу ХАМАСа против Израиля.

Пресловутая отсылка на то, что не всякая критика Израиля является антисемитской, лишь затушёвывает тот факт, что в глобальной перспективе антисемитизм сегодня проявляется прежде всего в форме критики Израиля. Отделение наземного наступления ЦАХАЛа от события 7-го октября, спровоцировавшего войну, угроза геноцида («смерть, смерть Израилю») и нерефлексивное проецирование всего зла на еврейское государство («геноцид», «убийца детей») характерны для преувеличенной враждебности к Израилю. В фантасмагории о том, что Израиль проводит геноцид палестинцев, получает распространение геноцидальная фантазия о насилии, направленном против евреев. Представление Израиля как плацдарма колониально-расистского империализма, контролируемого «Западом», -занятие тех, кто не хочет говорить о том, что в эскалации виноват ХАМАС. Это происходит потому, что большинство врагов еврейского государства заинтересованы не в критике израильской политики, а в объявлении Израиля нелегитимным как государства, гарантирующего еврейский суверенитет. Их цель – ликвидировать государство Израиль.

Подведение итогов Жаном Амери в 1976 году потому и тревожно актуально, что в нём он признает изменчивость проявлений вечно одинаковых обид: «Антисемит хочет (…) видеть в еврее радикальное зло: ростовщик на службе у князя – такой же объект ненависти, как и израильский генерал. Для антисемита еврей – это, как бы он ни выражался, отброс: Если его заставляют быть торговцем, он становится кровопийцей. Если он интеллектуал, то он дьявольский разрушитель существующего мирового порядка. Если он фермер, то он колонизатор, если солдат, то жестокий угнетатель. Если он проявляет готовность ассимилироваться (…), то для антисемита он — забывший о чести интервент; если он требует (…) своей „национальной идентичности”, то его называют расистом».

Исламисты не скрывают, что уничтожение еврейского государства, на месте которого будет создан халифат, – это только начало и что за ним должны последовать другие западные демократии. Путина же нельзя считать даже тайным союзником исламистской мафии. И последнее, но не менее важное: на фоне агрессивной войны России против Украины антизападное течение добивается создания нового глобального политического порядка. Что объединяет семантику постколониальной теории и российской доктрины, так это их навязчивая враждебность к «Западу» и всему, что с ним связано. Вполне логично, что путинизм имеет поразительно схожее мировоззрение с теми, кто борется против всего «западного» во имя так называемого Глобального юга. Обе точки зрения объединяет почти идентичная интерпретация Второй мировой войны и её перенос на историко-политическое понимание современности. Continue reading

Изоляция вместо империи

Томаш Конич

Если раньше имперские державы стремились к созданию обширных империй, то сегодня они отгораживаются от обнищавшей периферии. Современный кризисный империализм не имеет материальной базы для реализации масштабных гегемониальных проектов, в результате чего всё больше конфликтов решаются с помощью военной силы.

Back to the roots? В последнее время капитализм, похоже, возвращается к своим кровавым истокам из эпохи раннего модерна, когда зарождающиеся национальные государства совершали империалистические рейды в Америку, Азию и Африку. В результате возникла капиталистическая мировая система с её делением на центр, полупериферию и периферию, которая сегодня начинает разрушаться в результате экономического, социального и экологического мирового капиталистического кризиса. За тлеющими или уже разгоревшимися конфликтами практически невозможно уследить: Украина, Израиль и Ближний Восток в целом, Тайвань, Сахель, Иран, Кавказ, Косово. Крупная империалистическая война, подобная Первой мировой войне как первоначальной катастрофе 20-го века, представляется вероятной.

Однако внешняя видимость обманчива. Внутренняя логика, определяющая эту геополитическую, а зачастую и военную динамику противостояния, – это логика системного кризиса капитализма в его социально-экологическом измерении. Это кризисный империализм, понимаемый как стремление государства к доминированию в эпоху сужения процесса накопления капитала.

В отсутствие нового режима накопления капитал как «продолжающееся противоречие», избавляющееся от своей субстанции – образующего стоимость труда – в результате опосредованной конкуренцией рационализации порождает растянувшийся на десятилетия периодический кризисный процесс: деиндустриализацию, гигантские горы долгов и экономически избыточное человечество в несостоявшихся государствах периферии. В экологическом аспекте таяние наёмного труда в товарном производстве усиливает ресурсный голод глобальной эксплуатационной машины, что подпитывает климатический и сырьевой кризис.

Обострение противоречий – социальные волнения, экономические потрясения, нехватка ресурсов, экстремальные погодные явления и т.д. – толкает находящиеся под угрозой распада государственные аппараты, ещё обладающие необходимыми силовыми средствами, на имперские и, в конечном счёте, военные авантюры. Готовность идти на геополитический и военный риск растёт именно потому, что возможности действий правящих классов и режимов становятся все более ограниченными. Continue reading

Фантом империализма

Эрнст Лохофф

Современные конфликты между авторитарными и западными государствами не могут быть объяснены при помощи концепции империализма. Они являются частью глобальной гражданской войны, в которой стирается грань между внешней и внутренней политикой.


За последние 100 лет никогда ещё не происходило столько разговоров об империализме, как сегодня, причём во всех политических лагерях. Противники одностороннего мирового порядка, такие как Владимир Путин, Си Цзиньпин и их интеллектуальные выразители оказались в авангарде этого инфляционного использования. Когда Запад, разочарованный результатами войн мирового порядка в Ираке и Афганистане, тихо распрощался с иллюзиями о мире и процветании под знаменем буржуазной демократии и тотального рынка, авторитарные режимы почувствовали свежий ветер. Они стали проводить все более агрессивную политику, как внутри своих стран, так и за их пределами, узаконивая её как защиту от империализма США и их союзников.

Самое позднее с началом агрессивной войны России против Украины Запад последовал этому примеру. Председатель ХДС Фридрих Мерц призвал «поставить бундесвер в центр общества» и обосновал это «растущим империализмом» таких держав, как Россия, Китай и Северная Корея. Канцлер Олаф Шольц (СДПГ) в своём выступлении на Генеральной Ассамблее ООН в сентябре также не преминул осудить «российский империализм».

С тех пор как в начале 20-го века левые открыли для себя понятие империализма, оно обрело негативную коннотацию. Тем не менее на протяжении многих десятилетий оно всегда имело аналитическое содержание. Существовали настоящие теории империализма и соответствующие дискуссии, а также попытки соотнести это явление с той стадией развития, на которой находится капитализм в целом. Однако в современной дискуссии слово «империализм» служит лишь для различения друзей и врагов, причём не только в мейнстриме, но и в спорах внутри левых сил.

Понятие империализма заводит в тупик

Одной из основных характеристик капиталистической мировой системы было и остаётся развитие огромного дисбаланса не только экономической, но и политической и военной мощи между различными государствами и союзами государств. Империализм – это общий термин, обозначающий практику использования преимущественного положения для отстаивания мнимых или реальных интересов за счёт периферийных регионов мира. Continue reading

Почему палестинцы остаются париями в арабском мире?

Джейсон Швили

Бедственное положение палестинцев уже давно стало поводом для гордости прогрессивных левых, а кровавый погром, учинённый ХАМАСом на юге Израиля, придал ему ещё большую значимость. Парадоксально, но в то время как многие левые на Западе так яростно поддерживают палестинцев, правители арабских стран, видевшие их вблизи и вложившие в них миллиарды, считают их незадачливым, неисправимым народом.

Арабские государства всегда на словах поддерживали палестинцев – в основном из уважения к глубоко антисемитской “арабской улице”, последовательно осуждая Израиль за неспособность палестинцев продвинуть свой проект. Однако все чаще арабские государства смотрят на палестинцев с нетерпением и без симпатии. В лучшем случае арабские страны рассматривают палестинцев как обузу. В худшем случае они считают их просто создателями проблем.

Устав от коррупции, междоусобиц и неуступчивости палестинцев, некоторые арабские государства решили заключить мир с Израилем, не дожидаясь разрешения израильско-палестинского конфликта, который выглядит все более недостижимым. Неизбежно, что их примеру последует ещё большее число арабских государств, когда они поймут, что палестинцев больше не стоит поддерживать ни финансово, ни морально.

Исторически сложилось так, что арабские государства заботились о палестинцах в первую очередь для того, чтобы использовать их в качестве козыря, с помощью которого можно было бы опозорить Израиль и изолировать его в международном сообществе. Именно поэтому 1,5 млн. палестинцев до сих пор живут в лагерях беженцев, созданных во время и после войны 1948 года. Арабские государства поддерживают эти лагеря и убогие условия жизни в них для того, чтобы оказать давление на Израиль с целью предоставления ему “права на возвращение”, в результате которого миллионы палестинцев наводнят еврейское государство, сводя на нет его еврейское большинство, а значит, и его существование.

В 1952 году бывший глава UNRWA сэр Александр Галлоуэй так охарактеризовал политику арабских государств в отношении палестинских беженцев: “Арабские государства не хотят решать проблему беженцев. Они хотят сохранить её как открытую болячку… как оружие против Израиля. Арабским лидерам наплевать, будут ли беженцы жить или умрут”.

Если арабские режимы не могут удержать палестинцев в лагерях, то у них есть другие способы сделать так, чтобы они не интегрировались в их общество. Например, в Ливане палестинцам запрещено работать по 39 специальностям, включая медицину, стоматологию, фармацевтику и юриспруденцию. В большинстве арабских государств палестинцы считаются иностранцами, им отказано в гражданстве и основных правах.

Арабские государства считают палестинцев отъявленными негодяями, которые создают нестабильность и даже угрожают режимам, в которых они живут. Действительно, палестинцы также имеют опыт насилия в арабских странах. Например, в Иордании в 1970-1971 гг. во время восстания “Чёрный сентябрь” палестинцы пытались свергнуть иорданское правительство. В ответ иорданцы уничтожили около 15 тыс. палестинцев и изгнали из страны Организацию освобождения Палестины (PLO), которая затем перебралась в Ливан. Continue reading

Р. Курц: Апокалиптические технологии

Экономико-научный комплекс и деструктивная объективация мира

Насколько нам известно, современная наука – самый успешный проект в истории человечества. Но он же является и самым катастрофическим. Успех и катастрофа не должны быть взаимоисключающими понятиями, напротив, самый большой успех может таить в себе самый большой потенциал катастрофы. Хотя с XVII века накоплено больше позитивных знаний о природе, чем за все тысячелетия до этого, для подавляющего большинства людей эти знания проявились в основном только в негативной форме. С помощью технологически прикладного естествознания мир стал не красивее, а уродливее. А угроза, исходящая от природы для человека, не уменьшилась, а возросла в том природном мире, который технологически переделан самим человеком.

Если “первая природа” биологического человека всегда перестраивалась и трансцендировалась культурой, в результате чего возникла социальная “вторая природа”, то в современности эта “вторая природа” с невиданной силой вмешалась в “первую природу” и сформировала её по своему образу и подобию. В результате сила природы второго порядка стала ещё более непредсказуемой, чем изначально привычная сила природы первого порядка.

Это нечестивый правящий союз экономистов, естествоиспытателей, технарей и политиков, который управляет процессом научно-технического развития в форме современной социальной системы и не только упрямо защищает заложенную в ней независимую динамику от любой критики, но и продолжает двигать её вперёд, невзирая на потери. С другой стороны, критика науки со стороны аутсайдеров и диссидентов остаётся вдвойне беспомощной, поскольку не может поставить под сомнение ни социальную форму, ни структуру научного знания, а сводит проблему в основном к моральному поведению учёных, т.е. к этическому вопросу об “ответственности”.

В противовес этому заезженному этическому подходу новейшее феминистское течение научной критики идёт гораздо глубже. Эта критика показывает, что эпистемологическая парадигма современной науки отнюдь не является “нейтральной”, а имеет культурную, сексуально заданную матрицу. Концепция “объективности”, как видно уже из начала современной истории науки с Фрэнсиса Бэкона (1561-1626), односторонне задаётся мужчинами, а связанные с ней притязания ориентированы не столько на познание и улучшение жизни, сколько на подчинение и господство.

Американские теоретики, такие как молекулярный биолог Эвелин Фокс Келлер и философ Сандра Хардинг, приходят к выводу, что строгое разделение субъекта и объекта, на котором основано современное естествознание, должно быть поставлено под сомнение. Однако их интересует не романтическая критика науки, а “другое естествознание”, освобождающее процесс познания от претензий на подчинение. При этом они проводят параллель между научно-технической и экономической рациональностью современной эпохи, в основе которых лежат интересы господства и эксплуатации.

Современное естествознание и современная капиталистическая экономика не являются прямо тождественными, но они существенно связаны и взаимообусловлены. Помимо феминистского подхода у Фокс Келлер и Хардинг, эта взаимосвязь может быть продемонстрирована как исторически, так и структурно. Естественные науки, экономика и государственный аппарат в модерне восходят к общему корню, а именно к военной революции огнестрельного оружия в ранний период модерна. Отсюда и специфически мужское определение современности. Социальный переворот, вызванный появлением пушки, взорвал структуры аграрного натурального хозяйства, породив постоянные армии, неизвестную доселе крупную оружейную промышленность и расширение горного дела. Таким образом, был создан не только капитализм, но и соответствующий образ природы. Continue reading

Рудольф Рокер: Опасности революции

[Часть третья «ревизионистской» трилогии. Опять-таки, для полноты коллекции. Такие вещи имеют неприятную тенденцию теряться и исчезать в небытии этого вашего интернета, который, якобы, ничего не забывает. Вот забастовка беженцев в Вюрцбурге в 2013-м году — тоже, всего-то 10 лет прошло, и всё, никто нигде ни сном, ни духом. – liberadio]

В моих обеих последних статьях Открытым текстом» и «Революционный миф и революционная действительность»] я попытался показать, что революция не является универсальным средством, которое может одним махом освободить человечество от всех социальных болезней и недостатков. Это невозможно уже потому, что всякая фаза общественного развития проявляется не за одну ночь, а нуждается в идейной подготовке, которая созревает лишь постепенно, прежде чем она принимает конкретные формы. Да и революция сама не может создать ничего нового; она может лишь примкнуть к определённым представлениям, которые уже каким-то образом отразились в умах людей и теперь ждут лишь возможности, чтобы воплотиться на практике.

Чем глубже эта идейная подготовка, тем лучше удастся революции устранить старые помехи, стоящие на пути развития новых условий жизни; тем легче ей будет выполнять её историческую задачу и расчищать дорогу для перестройки духовных и общественных условий. Но путь, которым она идёт, должен быть опробован и утверждён множеством новых опытов и практических попыток, зависящих от умственной зрелости и понимания людей, которые только и могут решить является ли дорога, которой они идут, действительно подъёмом, а не спуском. Ибо от пути многое зависит, т.к. он должен показать нам, приближаемся ли мы в действительности к новому будущему или просто перекрашиваем старый фасад, который хотя и может затмить глаза, но не сможет породить творческих сил, которые помогут свершиться обновлению общественной жизни.

Революция может ускорить такой процесс тем, что она создаёт ситуации, которые заставляют даже широкие народные массы, едва затрагиваемые идеями в нормальное время, заниматься проблемами времени и вырабатывать своё мнение. Чем более широкие массы будут подвигнуты этим способом к мышлению и под воздействием определённых настроений поставят особые интересы народа во главу своих размышлений, тем основательнее упразднит революция все помехи старого порядка и сможет инициировать лучшее будущее. Это всё, на что она способна, и кто ожидает от революции большего, переоценивает её возможности и возлагает на неё надежды, которых осуществить она не может, т.к. она привязана к соответствующим познаниям людей и может проделать лишь то, что уже приняло форму определённых убеждений в головах народных масс.

Неттлау писал мне однажды во время Испанской гражданской войны, когда закат движения уже чётко обозначился:

«Современная техника может механически ставить всё более высокие рекорды скорости, но мысли и идеи не могут создаваться так просто механически, они должны сначала быть испробованы в долгосрочном опыте и претворены в жизнь. Даже природа не пускается на такие эксперименты; ибо хотя и существуют громадные степи с травой, но орхидеевых полей нет»

Это совершенно верно и особенно важно, что эти слова принадлежат одному из самых выдающихся знатоков социальных движений, бывшему в то же время и одним из самых ответственных историков. Не в последнюю очередь это был культ, возникший позднее вокруг Великой Французской революции, заставивший многих приписывать ей чудесные силы, которыми она никогда не обладала и которые лишь принимались за действительные. Кроме того, мы не должны забывать, что всякая революция, как и всякая насильственная катастрофа в истории, должна постоянно считаться с опасностями, которые легко могут стать роковыми. Ещё во время революции в Англии в 17-м веке и во Франции в 18-м во время борьбы против княжеского абсолютизма развились различные течения, которые не могли договориться друг с другом ни о средствах, ни о целях революции, что, в конечном итоге, привело к тому, что они поставили свои особенные интересы выше общих интересов народа. Концом было то, что в обеих странах к власти пришло самое сильное и самое бессовестное течение и уничтожило все другие, чтобы утвердить у власти самолично. Continue reading

Ирак: Свержение одной диктатуры

Томас фон дер Остен-Закен (23.3.23)

г. Сулеймания, иракский Курдистан

Двадцать лет назад в Ирак вступили первые части ведомых США и Великобританией Международных коалиционных сил, чтобы, как было официально заявлено, уничтожить оружие массового поражения Саддама и ослабить аль-Каиду. Оружие это так и не было найдено, а аль-Каида вследствие интервенции, скорее, даже среднесрочно укрепила свои позиции. Третьей целью было вызвать в Ираке смену режима.

Что касается первых двух целей, то дать им сегодня оценку представляется довольно простым делом: Даже если бы Саддам, останься он у власти и возобнови он свою программу по производству оружия массового поражения, если бы у него была такая возможность, война эта была бы полным фиаско. Остаётся лишь третья цель, которая не стояла на самом верху в списке приоритетов внешней политики США, но привёдшая к довольно необычному по тем временам союзу между американскими неоконсерваторами и горстью левых вроде Пола Бермана или Кристофера Хитченса. Все они приветствовали свержение одного из самых жестоких из всех диктаторов современности и надеялись на демократизацию Ирака.

Если бы сейчас был 2005- год, а не 2023-й, т.е. вторая, а не двадцатая годовщина начала войны, то можно было бы со спокойной совестью заявить, что трансформация Ирака после свержения Саддама прошла, в целом, по плану. Даже если остались коррупция, непотизм и нищета, а соседние страны, прежде всего Иран, обладали огромным влиянием, то институты и конституция показали себя на удивление стабильными. Ни одна из партий больше не ставили демократическую систему страны под сомнение, Иракский Курдистан был признан федеральным округом и, по крайней мере, в сравнении с почти всеми странами-соседями в Ираке существовала довольно обширная свобода прессы и мнения. Армия подчинялась парламентскому контролю и больше не угрожала другим государствам, в то время как избираемые правительства приходили и уходили.

В сегодняшнем Ираке больше не является редкостью, что молодые женщины сидят в кафе и курят кальян. Жизнь при диктатуре Саддама они знают только по рассказам, в 2003-м году они были ещё детьми. Для них то, что было горькой реальностью для их родителей, должно казаться невозможным: ежедневный террор иракских спецслужб и постоянный страх, который в 1989-м году заставил Канана Макия назвать своё исследование о баасизме «Republic of fear». Хотя они наверняка знают о сотнях тысяч убитых, которых режим закапывал в братских могилах и которые на сегодня были эксгумированы лишь отчасти. Наверняка они слышали и о газовых атаках на курдские города, но всё это едва ли играет какую-то роль для нового поколения. Короче, многое из того, но что надеялись в 2003-м году, сегодня достигнуто.

Но можно было бы наполнить целые библиотеки исследованиями о том, что пошло не так после 2003-го года: как могло дойти до вооружения восстания в «суннитском треугольнике», как чуть не дошло до гражданской войны между шиитскими группами и суннитами и как потом из одного объединения старых баасистов и аль-Каиды могло возникнуть «Исламское государство» (ИГ) и совершать свои неописуемые преступления во имя Аллаха.

Под впечатлением от происходившего после 2003-го года легко забывается то ликование, царившее поначалу в большей части Ирака, пока войска коалиции всё более приближались в Багдаду, почти не встречая сопротивления на своём пути. Тогда один член центрального комитета Иракской коммунистической партии сказал в интервью газете jungle world: «Мы все были счастливы, что Саддам Хусейн, против которого мы так долго боролись, был наконец-то свергнут и нам представился шанс для нового начала». ИКП до этого, в отличие от большинства других оппозиционных партий, отвергала войну. После свержения Саддама повсюду в иракском Курдистане висели портреты Джорджа В. Буша и Тони Блэра. Continue reading

Чей мальчик потерялся?

В начале декабря 2022-г Латвия выпиздила российских либеральных оппозиционеров и оппозиционерок с телеканала «Дождь» на мороз. Я бы, если честно, отнёсся к этому как к очередному, одному из многих скандалов этой инцестуозной тусовки чистоплюев. Но рассуждения о «наших мальчиках» и как с ними быть застряли в мозгу, хотелось додумать, но не получалось. Тем более сходные позиции были слышны совсем недавно и на продуктах полураспада «Эха Москвы».

Может быть, всё намного проще, чем кажется поначалу. Просто начнём и посмотрим, куда эти рассуждения нас приведут. Мышление — это work in progress. Готовых и завершённых истин или ежедневной актуальной аналитики я вам никогда не обещал, да они никому в данной ситуации не помогут. Помогут пожертвования ЗСУ или аффилированным либертарным подразделениям и организациям, занимающимся гуманитарной деятельностью в Украине или в украинской диаспоре за рубежом. Так как there is no other business like charity business, будьте разборчивы и внимательны.

Почему только теперь, спустя больше года после начала полномасштабного вторжения РФ в Украину? Не считал нужным или даже возможным объяснять что-либо российской (кому до сих пор что-то не понятно, тому объяснять придётся не словами), а там более украинской публике (там, по-моему, понимание ситуации и так яснее некуда). Liberadiо было основано в 2010/11-м году для отправки бутылочной почты неясному адресату, с тех пор многое изменилось, но, в общем и целом, принцип этот сохранился.

Объяснения и пинки под зад были нужны немецкоязычной публике больше, чем я и занимался, причём с 2014-г года. За что «друзья» было прозвали меня «украинским анархо-фашистом» и любителем теорий заговора. В иных кругах меня называли ещё и «национистом», так что мне не привыкать.

Ну так, обратимся к заблудшим «нашим мальчикам». Любимый ход ищущих хоть какое-то объяснение происходящему в российском обществе — это историческое сравнение или историческая аналогия. Ход оправданный, т.к. поначалу ничего другого и не остаётся, кроме как сравнить новый феномен с уже известными феноменами прошлого. Путина сравнивают с Гитлером, российское общество с германским обществом времён национал-социализма, как это происходит в примечательном фильме «Необыкновенный фашизм» из двух частей того же «Дождя». Параллели проводятся один в один, сходится всё чуть ли хронологически: Путин — это вылитый Гитлер, только без специфических усиков. Правда, недавно кто-то из либеральных «экспертов» уже авторитетно объявил правление Рамзана Кадырова в Чечне сталинизмом. То, что большевики и социалистическая революция пугают их больше, скажем, Пиночета, известно уже давно. (А почему российским либералам, недавно открывшим для себя антифашизм, куда приятней и понятней юнкер-монархист граф фон Штауффенберг, чем работяга-нищеброд Георг Эльзер, я подробно объясню как-нибудь в следующий раз, если не забуду. Как и в случае с соболезнованиями по поводу убитой Дарьи Дугиной, классовое, сословное чутьё не подводит их и тут). Как известно, буржуа Гитлер, как никто иной понял всю ложь либерализма, но недооценил силы стоящие за ним, при которых ему суждено было быть лишь ефрейтором-барабащиком. (Т. В. Адорно, «Minima moralia») Так и росссийские либералы, отказываясь говорить о политической экономии, могут предложить только полнейшее смешение понятий. Куда это их приведёт, мы ещё увидим. Пока же осталось только столь же «экспертно» объявить и германский наци-фашизм сталинизмом («всё, конечно, по-другому, но если приглядеться, то всё точно так же») и будет российским либералам счастье. Continue reading

A man of people, me / My people never be free

Да-да, как-то так случилось, кусок моего сердца совершенно сулчайно остался где-то в Ирландии, хотя я никогда там не был. Отчасти это из-за The Pogues, отчасти из-за The Therapy?, отчасти из-за Thin Lizzy, отчасти по сугубо личным причинам. Но, наверное, так никогда больше и не доеду.  Shit happens, но так мы все и живём.

Вот вам субкультурный анекдотец с начала 90-х годов из некоей дыры в Северной Ирландии. О таких вещах нам придётся говорить несколько чаще – и о распаде / разложении госудасртвенной монополии на насилие, и о возможных ей альтерантивах, и о концепции партизанской войны вообще. Надо будет поздзаняться этой темой, “defund the police” и вот этим всем животрепещущим. Примеров действительно демократических взаимоотношений между маркситско-ленинской / маоистской герильей и обществом есть только два: Рожава и и Чиапас. Всё остальное – это кромешный мрак, сравнимый с т.н. Исламским государством или мексиканскими наркокартелями. Это всё, что вам нужно знять о “красных партизанах” в т.н. Третьем мире. Это всё, что вам даже нужно знать о Рабочей партии Курдистана, между прочим. Но вы продолжаете дрочить на антисемитов из РАФ или на то, что Фусако Сигэнобу из “Японской Красной Армии” наконец-то вышла на свободу? Если у меня не окажется бейсбольной биты под рукой, то мы просто серьёзно поговорим об этом, вы мразотные реакционные ублюдки.

‚Shitkicker’, a frantic song with a noisy riff inspired by the playing style of Silverfish guitarist Andrew ‚Fuzz‘ Duprey, tells the tale of a musician friend who lived in a Republican area of Belfast. ‚It was basically run by a paramilitary organisation‘, explains Andy. ‚The thing about paramilitaries in Nothern Ireland that we found strange growing up – on both sides – was the little foot soldiers who got involved. They thought they had carte blanche to do what they wanted under the umbrella of this political organisation. If you pissed off a kid, they‘d go, ‚I‘ll tell my da, and my da will get you done.‘ They were empty threats half the time, but if you knew they were connected, you‘d keep your mouth shut. It was just part of growing up.

‚Our friend told us this story about him and his friend were into psychobilly and had bleached-blonde quiffs‘, he adds. ‚He was approached by some people representing a paramilitary organisation and they said some old ladies had been complaining about his haircut. ‚It upsets them, so get rid of it,‘ they told him. ‚We brand it antisocial behavior.‘ It could get you beaten up – or worse. They didn’t get their hair cut. Later, someone had got into his house and written a message on his mirror in lipstick: This is warning number one, next we‘re back, we‘ll bring the gun. That‘s when he started growing his hair out‘.

Simon Young, „So much for the 30 years plan. Therapy? The authorized biography“, 2020

 

Что происходило на самом деле во время «Накбы»?

Матиас Кюнцель, май 2021 г.

В 2004-м году палестинский президент Яссир Арафат учредил день «Накбы», который с тех пор отмечается демонстрациями и насильственными столкновениями каждый год 15-го мая.

В 2021-м этот день отмечался и в Германии, тем более, что по времени он пришёлся как раз на очередные военные действия в Газе. «Палестинцы отмечают сегодня день Накбы, который должен напоминать об изгнании и бегстве из Палестины», сообщала новостная передача Tagesthemen. Новые всплески насилия происходят потому, писал сайт n-tv.de, „что палестинцы сегодня вспоминают об изгнании сотен тысяч людей в ходе основания израильской государственности в 1948-м году».

Но что делает эту дату — 15-е мая 1948-го года — действительно значимой, остаётся во всех этих сообщениях неназванным. Дело было ранним утром этого дня, когда арабские армии напали на израильскую часть государства, основанную за день до того Бен-Гурионом согласно решениям ООН: с севера выдвинулись сирийские и ливанские войска, с востока — иорданские, а с юга — египетские части, с целью уничтожить Израиль.

Если бы арабские властители тогда решили иначе и согласились бы с решением ООН о разделении региона, возможно, мы праздновали бы 15-го мая 2021-го года 73-ю годовщину основания арабско-палестинского государства.

Почему основание Израиля делается до сегодняшнего дня ответственным за страдания беженцев и изгнанных? Почему эта война, которая разрушила не Израиль, а саму идею отдельного «палестинского» государства на многие десятилетия, не рассматривается как катастрофа, которой она на самом деле и являлась?

Ответ связан с историографией Организации освобождения Палестины, которая на протяжение десятилетий влияет на международное понимание истоков ближневосточного конфликта. Она рассматривает нападение арабских армий на только что основанный Израиль как легитимное, практически само собой разумеющееся действие. Continue reading