Wird wohl wie üblich, hier und da ausliegen.
Über die Bestellmodalitäten siehe hier: https://dasgrossethier.wordpress.com/hefte/
Tag: kropotkin
16 тезисов о мировой революции
Пауль Поп
Когда я год назад писал “16 тезисов о мировой революции”, выбор названия не был лишён иронии. Но в январе 2011-го года в ходе “жасминовой революции” в Тунисе арабский мир был охвачен революционными волнениями, которые продолжаются по сей день. Пока ещё не ясно, достигнут ли перевороты в Тунисе и Египте чего-то большего, чем модернизации капитализма под руководством армии, или же силы Запада снова возьмут контроль над ситуацией в свои руки. По крайней мере, слово “революция” снова у всех на слуху, а народные массы кажутся (хотя бы на один момент) движущей силой истории. Национальное государство тоже, как кажется, не в силах остановить распространение революционной волны. Мы долго ждали революции и вот она пришла, только не к нам, да и традиционные левые не играют и в арабских странах никакой решающей роли. Объясняется это не только репрессиями арабского режима, но и крахом социализма в 20-м столетии, от которого левые до сих пор не оправились. Мы не можем сегодня больше пользоваться лозунгом “социализм или варварство”, ибо мы знаем, что социализм тоже может напрямую привести к варварству.
Когда мы задаёмся сегодня вопросом, как мы можем преодолеть капитализм и как нам следует организоваться, то нам не стоит игнорировать эти поражения. Из страха снова впасть в межфракционную грызню эта полная боли история редко является темой для сегодняшних левых. Центральное место заняли новые темы – такие как миграция, всеобщий базисный доход и политика тела. Но фактом является и то, что ни одно революционное движение, под каким флагом бы оно ни выступало, не смогло создать эмансипированную форму общества и преодолеть глобальный капитализм. В левых дебатах сегодня очень редко говорится о революции. Понятия сопротивления, субверсивности, исхода, неподчинения и перформативности любят куда больше. Конечно, в прошлом часто делали фетиш из рокового дня революции и искусственно делили жизнь на “до революции” и “после революции”. Как говорил Фридрих Энгельс, коммунизм – это движение, снимающее существующие порядки. Революция не имеет ни чётко определённого начала, ни определённого конца. Революция является как событием, так и процессом. Мне хотелось бы придерживаться этого понятия, т.к. капиталистическое устройство общества должно быть не только подточено и революционировано сопротивлением и субверсивностью, но и упразднено. Кроме того, многие люди всё ещё связывают с понятием “революция” позитивные вещи, иначе оно не использовалось бы так часто в рекламе или при смене элит (как например в “оранжевой революции” на Украине). В прошлом марксисты-ленинисты часто делали различие между политической (т.е. захватом власти пролетариатом или его партией) и социальной революцией (упразднением частной собственности на средства производства и почву). Ленинизм не мог помыслить последнего, а только первое, и всё больше становился учением о получении к власти и её удержания. Революционный переворот повседневности (семьи, воспитания детей, сексуальности, разделения труда и т.п.) почти во всех ленинистских государствах довольно быстро исчез из программ коммунистических партий, ориентировавшихся в последствии всё больше на мелкобуржуазные представления. Continue reading “16 тезисов о мировой революции”
Макс Неттлау: Россия и социализм
(Russland und Sozialismus; Из: Die Internationale, декабрь 1930)
Мы все выросли со штормами революционных событий в России. Все пережили третье наводнение, смывшее царизм, многие вторую волну 1905 года, которая его подкапывала, и самые старшие – героический штурм 1881 года, когда, как минимум, верхушка русского здания власти, царь, был настигнут судьбой 13-ого марта 1881 года. Я всё ещё вспоминаю последующее утро, когда мой отец разбудил меня со словами: «Ты всё спишь, царя убили», и я, будто выстеленный из пушки, выпрыгнул из кровати и затанцевал от радости. Затем он рассказал мне, как в 1855-ом, при известии о смерти императора Николая у каждого как камень с сердца упал, а из истории революции я вскоре узнал, какие надежды вызвала смерть Александра Первого в России, восстание и вскоре мученическую смерть или тридцать лет Сибири для самых лучших в стране, декабристов 1825 года.
Так же переживали мы Тургенева и Достоевского, Толстого и Горького, Бакунина и Кропоткина, и почитали бесчисленных жертв революции, Софью Петровскую и всех прочих. Мы знали русских товарищей в изгнании во всех достойных движениях, серьёзных и способных, а вне-российская Европа располагала Кропоткиным большую часть его жизни, более сорока лет, и Бакунина более двадцати пяти, в расцвете своей деятельности.
Это странно, что сознание того, что царизм рухнул и в огромной России более тринадцати лет социализм располагает неограниченной властью, даже сознание, что вообще в какой-то стране социализм добился абсолютной свободы действий, не осчастливливает нас каждый час так, что мы не помчались сразу же в эту страну, чтобы самим увидеть желанный социализм, жить им, присоединиться к нему, т.к. для социализма верны слова, что всё принадлежит всем – Tout est a tous!, как писал Кропоткин, а вся Земля есть наше отечество (The world is my country, to do good is my religion – Мир моё отечество, творить добро – моя религия, как многие повторяли за Томасом Пэйном). Почему мы не делаем этого, почему мы ощущаем, что Россия в её настоящей форме кажется такой холодной, смертельно чужой и враждебной, как когда-то безвольно подчинявшаяся царю Россия, и почему наша единственная мысль о жертвах, которых умело приносит новая Россия подобно старой, такая жестокая и беспощадная сегодня, как и вчера и во времена Ивана Грозного в 16-ом столетии. Continue reading “Макс Неттлау: Россия и социализм”
Упразднение государства. Тезисы о соотношении анархистской и марксистской критики государства
Йоахим Брун, 1994
1.
Маркс ничего не доказывает против Бакунина, Кропоткин не опровергает Ленина, Энгельс — не аргумент против Прудона, а испанский анархизм 1936-37 гг. – не альтернатива Русской революции 1917 г.
2.
Для критики государства в революционных целях анархистские и марксистские теории государства одинаково никчёмны и бесполезны, т.е. они являются лишь объектами исторического интереса. Попытки аргументировать Марксом против Бакунина только доказывают, что критик действует не на уровне реальности, которую ему хотелось бы преодолеть. Упорствование в Бакунине как в альтернативе «авторитарному социализму» – свидетельство революционной романтики.
3.
Левая классически мыслит общество в перспективе экономического кризиса и краха. Она мыслит экономику как центральное отношение эксплуатации, которое структурирует государство и из которого оно «выводится». Государство является пустым, лишённым сущности эффектом производства. И как лишённое сущности государство, оно считается — если бы оно только было демократическим государством, т.е. выведенным из-под влияния правящих классов нейтральным инструментом бескризисного планирования и управления производством. «Левая утопия» мечтает о государстве как о месте сознательной самоорганизации общества, как об администрации без власти.
4.
Точно так же классически правая рассматривает общество из перспективы политического кризиса и государственного переворота. Она мыслит экономику как нейтральное само по себе «удовлетворение спроса», которое, будь оно только деполитизировано и деформализировано, свело бы государство к простому средству гарантии ненасильственных актов обмена на рынке. Экономика, если бы она была действительно организована в соответствии со своей сущностью, со свободной конкуренцией, освободилась бы от государства как от места юридической привилегии. «Правая утопия» мечтает об обществе без государства.
5.
«Левая» и «правая» служат игрой отражений политики. Это объективный парадокс буржуазного общества, где левое представление о политическом процессе — сложении отдельных гражданских волеизъявлений в содержание суверенитета во время демократического акта выборов — соотносится строго негативно и, следовательно, как раз комплиментарно к правому представлению об экономическом процессе: к сложению индивидуального спроса на рынке в движущую причину производства.
6.
Политическая игра отражений есть процесс слияния легальности и легитимности в суверенитет. Буржуа (bourgeois) выступает против гражданина (citoyen), а гражданин стремится к тому, чтобы поглотить и уничтожить эгоистичного участника конкуренции. В этом отношении каждая сторона постоянно воспроизводит свою противоположность. Само это отношение является воспроизводством суверенитета.
7.
Экономика и политика, общество и государство, эксплуатация и авторитет служат крайними абстракциями этой игры отражений, попыткой «вывести» одно из другого и свети к «изначальному». Критика государства с революционными намерениями должна была бы, в первую очередь, подумать об условии возможности того, чтобы говорить о своём объекте — о государстве, о деньгах — одно и другое, а в следующий момент противопоставить одно другому. Как можно размышлять о чём-то, что не подчиняется логическому правилу «исключённого третьего»?
Красно-чёрный медовый месяц: Маркс и Кропоткин в 21-м веке
Пауль Поп
Анархизм и коммунизм были в 20-м столетии враждующими братьями. Оба утверждали, что стремятся воплотить социальную революцию и бесклассовое общество, и всё же бились друг с другом не на шутку. Кто не знает их — эмоциональные дебаты о восстании в Кронштадте 1921-го года и о «лете анархии» в Испании 1936-го. В то время как анархисты упрекали коммунистов в желании утвердить лишь диктатуру меньшинства, коммунисты считали, что анархисты саботируют своей критикой «диктатуры пролетариата» революцию.
Сегодня, после того, как все попытки государственного социализма потерпели крушение, время поставить вопрос, не сгладились ли противоречия между коммунизмом и анархизмом (1) (как-то теория государства, вопрос об организации и тура после-капиталистического общества). Речь при этом идёт о том, чтобы критически пересмотреть прочтение марксовой теории государства в ленинской «Государстве и революции» и воссоздать марксову теорию о Коммуне как таковую как о «Революции против государства», чтобы сравнить её с анархистской интерпретацией Парижской коммуны. Наибольшее противоречие в вопросе «Государства и революции» проходит, собственно, не между коммунизмом и анархизмом, а между Марксом и анархо-коммунизмом с одной стороны, и большевистскими теориями Ленина, Сталина и Мао, с другой. Должен быть поставлен вопрос, к какому из этих двух лагерей принадлежит Бакунин.
Наибольшая трудность в определении отношения анархистов к Марксу заключается в том, что они зачастую держали позиции немецкой социал-демократии (как-то «народное государство» и государственный социализм) за теории Маркса. Тем самым, их критика «марксизма» была гениальной критикой ставшей под Лассалем этатистской СДПГ (2). Немецкое рабочее движение критиковало Маркса, к сожалению, почти без исключения в письмах. Бакунин и Кропоткин, напротив, кажется, никогда не читали важных работ Маркса.
В этой статье речь должна идти не о том, чтобы предписать истинное прочтение Маркса и Кропоткина и сгладить различия, но задать и исследовать вопрос о совместимости марксова коммунизма и кропоткинского анархо-коммунизма, а так же рассмотреть, что сегодня ещё осталось от обеих концепций. Цель моя при прочтении анархистов не в выявлении как можно большего количества мест, которые отличаются от марксизма, но в выработке идей, которые помогут нам сегодня при развитии теории освобождения.
А) Государство и революция: Был ли Маркс анархистом?
Марксова позиция касательно государства в революции и пост-капиталистического общества, в основном, делится на две фазы: до Парижской коммуны 1871-го года и после неё:
С госкапитализмом в коммунизм
Continue reading “Красно-чёрный медовый месяц: Маркс и Кропоткин в 21-м веке”
Einführendes zur Grossman-Roschtschins Kritik an Kropotkin
[Wir wurden gebeten, eine Art Erklärung zu dieser Kritik an Kropotkin zu schreiben, denn sie sei ohne Weiteres nicht zu verstehen. Was wohl stimmt. Hiermit ist’s geschehen und in der Februarausgabe der GaiDao erschienen. – liberadio]
Es wohl werden einige erklärenden Worte nötig sein, um die Gorssman-Roschtschins Kritik an P. A. Kropotkins Begründung des Anarchismus einzuordnen. Es scheint mir nicht besonders sinnvoll, darauf eine „Antwort“ oder eine „Entgegnung“ zu schreiben. Es macht keinen Sinn, gegen einen längst Verstorbenen zu polemisieren. Jedoch eine eine Erklärung oder Deutung dieses durchaus interessanten Dokuments scheint mir angebracht.
Es handelt sich nämlich um eine Art kritische Würdigung von Kropotkins Werk, obwohl es dem Autor deutlich daran liegt, eine scharfe Kritik an Kropotkins umstrittener „patriotischer“ Wende im 1. Weltkrieg zu formulieren und sie eben aus dessen Theorie abzuleiten. Continue reading “Einführendes zur Grossman-Roschtschins Kritik an Kropotkin”
Zur Kritik der Grundlagen der Lehre P. A. Kropotkins
Jehuda Solomonowitsch Grossman-Roschtschin
[In der Kropotkin-Kritik von Grossman-Roschtschin (1883-1934) spürt mensch deutlich die theoretische Position, die Grossman ab 1921-22 eingenommen hat. Vor allem das ganze Gerede vom Weltproletariat, das unter wissenschaftlicher Anleitung der Partei alles richtig macht… In der ersten Russischen Revolution stand er noch auf anarchistischen Positionen, machte bei Gruppen „Brot und Freiheit“ in Genf und „Der schwarze Banner“ in Kiew mit. Später wendete er sich dem revolutionären Syndikalismus zu, 1919 kämpfte er auf der Seite der Makhno-Armee. Nach seiner Wendung zum Bolschewismus arbeitete er bei RAPP (Russländische Assoziation proletarischer Schriftsteller) und verfasste mehrere Bücher über die sog. proletarische Literatur und Kunst im Allgemeinen. – liberadio]
Kropotkin wurde zu seiner Zeit viel diskutiert, aber wenig studiert. Die russischsprachige Literatur über Kropotkin ist äußerst dürftig. Natürlich kann man auf die Wiedergabe der Theorie bei Elzbacher verweisen, oder bei Zoccoli, aber diese Wiedergabe ist eher ein photographisches Abbild als ein Portrait; dieses fleißige Zitieren hat nichts zu tun mit dem tiefen Begreifen und selbständigen Durcharbeiten des Kropotkinismus. Einmal hat Herr Dioneo fleißig, obschon sehr fade, auf den Seiten des „Russkoje Bogatstwo“ über das Buch „Gegenseitige Hilfe“ referiert. G. Karejew hat auch das wahrlich großartige, die Aufmerksamkeit der ganzen sozialistischen Welt genießende Buch „Die französische Revolution“ wiedergegeben und teilweise kritisiert (nicht ganz gelungen, wie er selbst später zugab). Der Soziologe De Roberty schrieb einen kleinen Essay über Kropotkin, zudem hat auch Basarow in seiner Broschüre nebenher einige Anmerkungen zur naturwissenschaftlichen Methode gemacht. Und das ist alles. Ich lasse die neulich im Verlag „Golos truda“ erschienene Aufsatzsammlung „P. A. Kropotkin“ unter der Redaktion von Genossen Borowoj und Lebedjew beiseite. Diese Aufsatzsammlung bringt etwas Wesentliches in die Literatur über Kropotkin.
Ich persönlich musste relativ viel über Kropotkin schreiben.
Merkwürdig: Ich war nie ein Kropotkin-Anhänger, habe den Kropotkinismus in Vorträgen und Referaten bekämpft; aber über Kropotkin schreiben musste ich eher dogmatisch – ich fühlte, dass man erst ein tieferes Verständnis und Urteil über das System liefern sollte, bevor man zur fruchtbaren Kritik übergehen könnte. Nur in meinen Artikeln, die dem Kampf gegen pro-imperialistische Positionen Kropotkins während des imperialistischen Krieges gewidmet sind, kritisiere ich Kropotkin, wo ich die Selbstwidersprüche Kropotkins offenlege. (Interessierte verweise ich auf die Broschüre „Eine Charakterisierung des Werks von P. A. Kropotkin“, „Gedanken über Kropotkins Werk“ in der bereits erwähnten Aufsatzsammlung im Verlag „Golos truda“, „Rede am Grab Kropotkins“ ebenda und „Die Zweideutigkeit der Position Kropotkins in „Zhisn’ dlja wsech“ 1918).
Betrachten wir die Hauptvoraussetzungen der Lehre von Pjotr Aleksejewitsch Kropotkin. Continue reading “Zur Kritik der Grundlagen der Lehre P. A. Kropotkins”
Анархистская антропология: У кого наша власть?
Петер Нидерштайнер и Фалько Цеммерих
[…]
Поле анархистской антропологии ни в коем случае не ново для этнологии, но как обычно, отсутствует однозначное определение. Вместе с представителями различаются и области исследований и методы. Мы же хотим попытаться дать небольшое введение в теорию, методику и историю анархистской антропологии. Для начала мы хотим предложить определение анархизма, составленное Петром Алексеевичем Кропоткиным, к которому мы сначала и обратимся, и использованное в 1910-м году энциклопедией Британника:
„Anarchism: The name given to a principle or theory of life and conduct under which society is conceived without government — harmony in such a society being obtained, not by submission to law, or by obedience to any authority, but by free agreements concluded between the various groups, territorial and professional, freely constituted for the sake of production and consumption, as also for the satisfaction of the infinite variety of needs and aspirations of a civilized being […]”.
Менее идеологическое определение даёт лингвист и политический интеллектуал Ноам Чомский на вопрос, как выглядит его личный анархизм: «В моих глазах абсолютно правильно во всяком аспекте жизни обнаруживать и чётко обозначать соответствующие авторитарные, иерархические и определяющие власть структуры, а затем спрашивать, являются ли они необходимыми […] Это я всегда понимал как эссенцию анархизма». (Чомский: Политическая экономия прав человека)
Короче говоря: обнаруживать, ставить под вопрос иерархии, и по возможности – упразднять. Continue reading “Анархистская антропология: У кого наша власть?”
КАРЛ МАРКС И ПРОЧИЕ ПРИЗРАКИ или: НОВЫЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ НАДЕЖДЫ
Деконструктивизм как применимая к сапатизму теория
Торстен Беверниц
Существуют демоны, которых боятся даже самые бородатые старики-анархисты. Самый (пост)модернистский демон из них носит имя Деконструктивизм, ибо это собрание (анти)теорий вполне ставит под вопрос даже этику, на которой зиждется традиционное анархистское восприятие мира. Подвержение сомнению всякой идентификации, критика субъекта – как из всего этого должен получаться революционный субъект?
С 70-80-х годов анархизм мучает ещё одно приведение: приведение национальных освободительных движений. С одной стороны можно и не совсем отказываться от симпатий к этим движениям, т.к. они, в конце концов, делают то, что лежит в основе всех анархизмов: они берут свою судьбу в собственные руки. С другой стороны – мешают рамки, которые эти группы для себя выбирают: уже сконструированная или ещё конструируемая нация.
Но с восстанием ELZN 01.01.94 года в фокус внимания левых и склонных к анархизму в метрополиях попала герилья, которая дала этим рамкам новое определение. Сапатизм, которого не существует, ссылался и ссылается на мексиканскую нацию, способ и вид отсыла, тем не менее, нов и одним он не является точно: националистским.
А самым старым призраком, от которого у анархистов и анархисток бегут мурашки по коже, является Карл Маркс. Он овеян мифами, как и полагается уважающему себя призраку, а анархисты и анархистки пробуют себя на протяжении поколений в экзорцизме, пытаясь заместить Маркса собственными теоретиками, что временами приводит к странным плодам. Для анархистов и анархисток Маркс символизирует авторитарные системы так называемого «государственного социализма» и социал-демократии, он считается в первом Интернационале (IAA) противником Бакунина, интегративной фигуры анархизма, и всякого либертарианца и либертарианку хватает кондрашка при упоминании понятия «диктатуры пролетариата» – терминология, кстати, которая у Маркса проскакивает с краю и нуждается в интерпретации. Continue reading “КАРЛ МАРКС И ПРОЧИЕ ПРИЗРАКИ или: НОВЫЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ НАДЕЖДЫ”
Урсула ле Гуин: Дао, утопия и анархизм
Эту писательницу уважают многие: причём как фэны science-fiction или фэнтези, так и в так называемых либертарных кругах. Особенно последние почитают её за “Обездоленного” – то ли анархо-коммунистическую, то ли анархо-синдикалистскую утопию (а может, и анти-утопию), за рассказик “За день до революции” (как бы из того же цикла, но про то как каша с анархистским восстанием заварилась), да ещё за пару-тройку вещей (будь то “Слово для мира и леса одно” или “Всегда возвращаясь домой”), где явные симпатии автора (или авторши?) анархизму и пацифизму не заметить нельзя. О том и будет речь — откуда, каким образом и куда идёт эта мысль у Урсулы ле Гуин.
1. Житие-бытие
Биографий было написано не великое множество, но достаточно. Все они, однако, выходили на загнивающем Западе: де Болт, Бакнолл, Спивак, Рейд. Все они, так или иначе, касались работ ле Гуин (кои не ограничивались лишь сочинениями в жанре фантастики), биографические же справки всегда были скупы. Ле Гуин никогда не собиралась становится звездой, нигде особо не светилась, личную жизнь на показ не выставляла, да и жила-то довольно спокойно, без подвигов и скандалов. А уж теперь-то, когда ей 80 — уже не до приключений и драм.
Родилась Урсула 21-го отктября 1929-года в небольшом университетском городишке на Севере Калифорнии, в Беркли. Младший ребёнок и единственная дочь Теодоры и Альфреда Кробер. Папаша был именитым профессором этнологии, что объясняет интерес самой Урсулы к этой науке, да и периодическое появление в её романах фигуры этнолога-исследователя, которому приходится выступать в роли посредника, когда сталкиваются две культуры. Разумеется, отца, известного учёного, посещали разные не менее именитые гости. Этнологи большей частью, конечно, но и другие — например, физик Оппенгеймер. Оный произвёл на Урсулу такое сильное впечатление, что — короче, догадайтесь сами, кто был прототипом физика-вольнодумца Швенка из “Обездоленного”… Приходили и калифорнийские индейцы, на которых специализировался профессор Кробер — из объектов изучения они стали друзьями семьи. Особенный друг семьи – индеец Иши, о котором мать Урсулы написала книгу, ставшую в последствии довольно известной – “Ishi in two worlds”. Фигура действительно экзотическая и впечатляющая, тем более, если Иши был последним представителем своего племени — изгой в двух мирах(тоже распространнённый типаж у ле Гуин). В пять лет Урсуле пришлось научиться читать и писать. Именно пришлось, т.к. старшему брату было стыдно иметь безграмотную сестру. И, разyмеется — ещё одно влияние — много-много книг. И конечно, фантастика, фэнтези. В 12 лет она безуспешно пытается опубликовать свой первый фантастический рассказ в журнале “Astounding”. С “Дао де цзин” Лао Цзы она тоже познакомилась довольно рано — и это, опять же, довольно значительное влияние в её творчестве, но об этом позже (чего, обычно, почитатели писательницы ле Гуин не знают: дао — частая тема её научных работ). Также среди влияний следует уделить особое внимание учению об архетипах Юнга. Прежде чем начать свою писательскую карьеру, она закончила университет и вышла замуж. Continue reading “Урсула ле Гуин: Дао, утопия и анархизм”