Wird wohl wie üblich, hier und da ausliegen.
Über die Bestellmodalitäten siehe hier: https://dasgrossethier.wordpress.com/hefte/
Tag: kropotkin
16 тезисов о мировой революции
Пауль Поп
Когда я год назад писал “16 тезисов о мировой революции”, выбор названия не был лишён иронии. Но в январе 2011-го года в ходе “жасминовой революции” в Тунисе арабский мир был охвачен революционными волнениями, которые продолжаются по сей день. Пока ещё не ясно, достигнут ли перевороты в Тунисе и Египте чего-то большего, чем модернизации капитализма под руководством армии, или же силы Запада снова возьмут контроль над ситуацией в свои руки. По крайней мере, слово “революция” снова у всех на слуху, а народные массы кажутся (хотя бы на один момент) движущей силой истории. Национальное государство тоже, как кажется, не в силах остановить распространение революционной волны. Мы долго ждали революции и вот она пришла, только не к нам, да и традиционные левые не играют и в арабских странах никакой решающей роли. Объясняется это не только репрессиями арабского режима, но и крахом социализма в 20-м столетии, от которого левые до сих пор не оправились. Мы не можем сегодня больше пользоваться лозунгом “социализм или варварство”, ибо мы знаем, что социализм тоже может напрямую привести к варварству.
Когда мы задаёмся сегодня вопросом, как мы можем преодолеть капитализм и как нам следует организоваться, то нам не стоит игнорировать эти поражения. Из страха снова впасть в межфракционную грызню эта полная боли история редко является темой для сегодняшних левых. Центральное место заняли новые темы – такие как миграция, всеобщий базисный доход и политика тела. Но фактом является и то, что ни одно революционное движение, под каким флагом бы оно ни выступало, не смогло создать эмансипированную форму общества и преодолеть глобальный капитализм. В левых дебатах сегодня очень редко говорится о революции. Понятия сопротивления, субверсивности, исхода, неподчинения и перформативности любят куда больше. Конечно, в прошлом часто делали фетиш из рокового дня революции и искусственно делили жизнь на “до революции” и “после революции”. Как говорил Фридрих Энгельс, коммунизм – это движение, снимающее существующие порядки. Революция не имеет ни чётко определённого начала, ни определённого конца. Революция является как событием, так и процессом. Мне хотелось бы придерживаться этого понятия, т.к. капиталистическое устройство общества должно быть не только подточено и революционировано сопротивлением и субверсивностью, но и упразднено. Кроме того, многие люди всё ещё связывают с понятием “революция” позитивные вещи, иначе оно не использовалось бы так часто в рекламе или при смене элит (как например в “оранжевой революции” на Украине). В прошлом марксисты-ленинисты часто делали различие между политической (т.е. захватом власти пролетариатом или его партией) и социальной революцией (упразднением частной собственности на средства производства и почву). Ленинизм не мог помыслить последнего, а только первое, и всё больше становился учением о получении к власти и её удержания. Революционный переворот повседневности (семьи, воспитания детей, сексуальности, разделения труда и т.п.) почти во всех ленинистских государствах довольно быстро исчез из программ коммунистических партий, ориентировавшихся в последствии всё больше на мелкобуржуазные представления. Continue reading “16 тезисов о мировой революции”
Макс Неттлау: Россия и социализм
(Russland und Sozialismus; Из: Die Internationale, декабрь 1930)
Мы все выросли со штормами революционных событий в России. Все пережили третье наводнение, смывшее царизм, многие вторую волну 1905 года, которая его подкапывала, и самые старшие – героический штурм 1881 года, когда, как минимум, верхушка русского здания власти, царь, был настигнут судьбой 13-ого марта 1881 года. Я всё ещё вспоминаю последующее утро, когда мой отец разбудил меня со словами: «Ты всё спишь, царя убили», и я, будто выстеленный из пушки, выпрыгнул из кровати и затанцевал от радости. Затем он рассказал мне, как в 1855-ом, при известии о смерти императора Николая у каждого как камень с сердца упал, а из истории революции я вскоре узнал, какие надежды вызвала смерть Александра Первого в России, восстание и вскоре мученическую смерть или тридцать лет Сибири для самых лучших в стране, декабристов 1825 года.
Так же переживали мы Тургенева и Достоевского, Толстого и Горького, Бакунина и Кропоткина, и почитали бесчисленных жертв революции, Софью Петровскую и всех прочих. Мы знали русских товарищей в изгнании во всех достойных движениях, серьёзных и способных, а вне-российская Европа располагала Кропоткиным большую часть его жизни, более сорока лет, и Бакунина более двадцати пяти, в расцвете своей деятельности.
Это странно, что сознание того, что царизм рухнул и в огромной России более тринадцати лет социализм располагает неограниченной властью, даже сознание, что вообще в какой-то стране социализм добился абсолютной свободы действий, не осчастливливает нас каждый час так, что мы не помчались сразу же в эту страну, чтобы самим увидеть желанный социализм, жить им, присоединиться к нему, т.к. для социализма верны слова, что всё принадлежит всем – Tout est a tous!, как писал Кропоткин, а вся Земля есть наше отечество (The world is my country, to do good is my religion – Мир моё отечество, творить добро – моя религия, как многие повторяли за Томасом Пэйном). Почему мы не делаем этого, почему мы ощущаем, что Россия в её настоящей форме кажется такой холодной, смертельно чужой и враждебной, как когда-то безвольно подчинявшаяся царю Россия, и почему наша единственная мысль о жертвах, которых умело приносит новая Россия подобно старой, такая жестокая и беспощадная сегодня, как и вчера и во времена Ивана Грозного в 16-ом столетии. Continue reading “Макс Неттлау: Россия и социализм”
Упразднение государства. Тезисы о соотношении анархистской и марксистской критики государства
Йоахим Брун, 1994
1.
Маркс ничего не доказывает против Бакунина, Кропоткин не опровергает Ленина, Энгельс — не аргумент против Прудона, а испанский анархизм 1936-37 гг. – не альтернатива Русской революции 1917 г.
2.
Для критики государства в революционных целях анархистские и марксистские теории государства одинаково никчёмны и бесполезны, т.е. они являются лишь объектами исторического интереса. Попытки аргументировать Марксом против Бакунина только доказывают, что критик действует не на уровне реальности, которую ему хотелось бы преодолеть. Упорствование в Бакунине как в альтернативе «авторитарному социализму» – свидетельство революционной романтики.
3.
Левая классически мыслит общество в перспективе экономического кризиса и краха. Она мыслит экономику как центральное отношение эксплуатации, которое структурирует государство и из которого оно «выводится». Государство является пустым, лишённым сущности эффектом производства. И как лишённое сущности государство, оно считается — если бы оно только было демократическим государством, т.е. выведенным из-под влияния правящих классов нейтральным инструментом бескризисного планирования и управления производством. «Левая утопия» мечтает о государстве как о месте сознательной самоорганизации общества, как об администрации без власти.
4.
Точно так же классически правая рассматривает общество из перспективы политического кризиса и государственного переворота. Она мыслит экономику как нейтральное само по себе «удовлетворение спроса», которое, будь оно только деполитизировано и деформализировано, свело бы государство к простому средству гарантии ненасильственных актов обмена на рынке. Экономика, если бы она была действительно организована в соответствии со своей сущностью, со свободной конкуренцией, освободилась бы от государства как от места юридической привилегии. «Правая утопия» мечтает об обществе без государства.
5.
«Левая» и «правая» служат игрой отражений политики. Это объективный парадокс буржуазного общества, где левое представление о политическом процессе — сложении отдельных гражданских волеизъявлений в содержание суверенитета во время демократического акта выборов — соотносится строго негативно и, следовательно, как раз комплиментарно к правому представлению об экономическом процессе: к сложению индивидуального спроса на рынке в движущую причину производства.
6.
Политическая игра отражений есть процесс слияния легальности и легитимности в суверенитет. Буржуа (bourgeois) выступает против гражданина (citoyen), а гражданин стремится к тому, чтобы поглотить и уничтожить эгоистичного участника конкуренции. В этом отношении каждая сторона постоянно воспроизводит свою противоположность. Само это отношение является воспроизводством суверенитета.
7.
Экономика и политика, общество и государство, эксплуатация и авторитет служат крайними абстракциями этой игры отражений, попыткой «вывести» одно из другого и свети к «изначальному». Критика государства с революционными намерениями должна была бы, в первую очередь, подумать об условии возможности того, чтобы говорить о своём объекте — о государстве, о деньгах — одно и другое, а в следующий момент противопоставить одно другому. Как можно размышлять о чём-то, что не подчиняется логическому правилу «исключённого третьего»?
За социализм кооперативов! (1950)
Гельмут Рюдигер
[Очередной текст и, пожалуй, последний от «синдикалиста-ревизиониста» Рюдигера. Забавный такой социализм. Описывается лишь таким выражением: найдите логическую наёбку и то, о чём в тексте не говорится, но что, судя по всему, является его «духовной» предпосылкой. Впервые опубликовано в журнале Die freie Gesellschaft. Monatsschrift für Gesellschaftskritik und freiheitlichen Sozialismus, Nr. 2, 1950. Enjoy! – liberadio]
Существуют различные определения социализма. Общим в них является то, что социализм стремится к экономическим отношениям без эксплуатации. Социализм стремится реализовать солидарные формы жизни; солидарность не должна ограничиваться только отношениями между производителями и потребителями. При этом мы подразумеваем под солидарностью не сотрудничество между владельцами средств производства и наёмными рабочими, а между равными и свободными производителями — т.е. экономику без собственнических монополий, которая гарантирует всем желающим трудиться доступ к индивидуальному и коллективному владению средствами производства.
То, что превращение всех людей в рабов государства не может рассматриваться как социализм, разумеется само собой. Социализм может быть построен лишь на свободном сотрудничестве; распределённые между всеми тружениками ответственность и право принятия решений составляют его сущность. Государственный социализм, а правильнее говоря — государственный капитализм не имеет с социализмом ничего общего; равно как и демократическая политика, рассматривающая рабочего только как объект патриархальных социальных реформ.
Современная социальная политика и социал-демократические стремления действовать уравнивающе при помощи социальной и налоговой политики, тоже не являются социализмом. Конечно, это прогресс по сравнению с ранним капитализмом: свобода произвола и эксплуатации владельцев капитала и средств производства ограничены, созданы определённые социальные гарантии. Прибавим к этому вмешательство в формирование капитала, сферу кредитования и рыночную экономику, о размахе которых ведутся споры между либерализмом и социал-демократией; в принципе, социально-политическая линия признаётся сегодня во всех демократических странах всеми партиями, а всеобщее развитие постепенно происходит, пожалуй, в этом направлении; крупные организации рабочего движения, по понятным причинам, придерживаются этой политики. Шагом дальше в этом направлении являются национализации в Англии, Франции и т.д., ведущие практически к переходу в государственную собственность.
Эта политика, однако, существенно ничего не меняет в капиталистическом порядке. Она не создаёт принципиально новых отношений между рабочими и средствами производства, не основана на социалистическом сотрудничестве, не отменяет монополии на собственность. Вместо этого, вместе с этой тенденцией возникает новая опасность. Предпринимаются попытки изменить при помощи бюрократического вмешательства распределение прибыли от производства в пользу наёмных рабочих; в первую очередь, государство накладывает руку на значительную часть доходов своих граждан, урезает прибыли и распределяет полученный средства согласно социальным нуждам или вкладывает их в социальные учреждения. Конечно, бюрократия государства и прочих общественных органов при этом невероятно разрастается. Массы людей становятся всё более зависимыми от социал-бюрократии и государственных организмов. Несмотря на демократические контрольные инстанции — значения которых, не смотря на критическое отношение к чисто политической демократии, мы не отрицаем — человеческое общество может под знаком этих изменений приблизиться к определённым формам тоталитаризма и внутри демократических государственных систем. Continue reading “За социализм кооперативов! (1950)”
Красно-чёрный медовый месяц: Маркс и Кропоткин в 21-м веке
Пауль Поп
Анархизм и коммунизм были в 20-м столетии враждующими братьями. Оба утверждали, что стремятся воплотить социальную революцию и бесклассовое общество, и всё же бились друг с другом не на шутку. Кто не знает их — эмоциональные дебаты о восстании в Кронштадте 1921-го года и о «лете анархии» в Испании 1936-го. В то время как анархисты упрекали коммунистов в желании утвердить лишь диктатуру меньшинства, коммунисты считали, что анархисты саботируют своей критикой «диктатуры пролетариата» революцию.
Сегодня, после того, как все попытки государственного социализма потерпели крушение, время поставить вопрос, не сгладились ли противоречия между коммунизмом и анархизмом (1) (как-то теория государства, вопрос об организации и тура после-капиталистического общества). Речь при этом идёт о том, чтобы критически пересмотреть прочтение марксовой теории государства в ленинской «Государстве и революции» и воссоздать марксову теорию о Коммуне как таковую как о «Революции против государства», чтобы сравнить её с анархистской интерпретацией Парижской коммуны. Наибольшее противоречие в вопросе «Государства и революции» проходит, собственно, не между коммунизмом и анархизмом, а между Марксом и анархо-коммунизмом с одной стороны, и большевистскими теориями Ленина, Сталина и Мао, с другой. Должен быть поставлен вопрос, к какому из этих двух лагерей принадлежит Бакунин.
Наибольшая трудность в определении отношения анархистов к Марксу заключается в том, что они зачастую держали позиции немецкой социал-демократии (как-то «народное государство» и государственный социализм) за теории Маркса. Тем самым, их критика «марксизма» была гениальной критикой ставшей под Лассалем этатистской СДПГ (2). Немецкое рабочее движение критиковало Маркса, к сожалению, почти без исключения в письмах. Бакунин и Кропоткин, напротив, кажется, никогда не читали важных работ Маркса.
В этой статье речь должна идти не о том, чтобы предписать истинное прочтение Маркса и Кропоткина и сгладить различия, но задать и исследовать вопрос о совместимости марксова коммунизма и кропоткинского анархо-коммунизма, а так же рассмотреть, что сегодня ещё осталось от обеих концепций. Цель моя при прочтении анархистов не в выявлении как можно большего количества мест, которые отличаются от марксизма, но в выработке идей, которые помогут нам сегодня при развитии теории освобождения.
А) Государство и революция: Был ли Маркс анархистом?
Марксова позиция касательно государства в революции и пост-капиталистического общества, в основном, делится на две фазы: до Парижской коммуны 1871-го года и после неё:
С госкапитализмом в коммунизм
Continue reading “Красно-чёрный медовый месяц: Маркс и Кропоткин в 21-м веке”
Einführendes zur Grossman-Roschtschins Kritik an Kropotkin
[Wir wurden gebeten, eine Art Erklärung zu dieser Kritik an Kropotkin zu schreiben, denn sie sei ohne Weiteres nicht zu verstehen. Was wohl stimmt. Hiermit ist’s geschehen und in der Februarausgabe der GaiDao erschienen. – liberadio]
Es wohl werden einige erklärenden Worte nötig sein, um die Gorssman-Roschtschins Kritik an P. A. Kropotkins Begründung des Anarchismus einzuordnen. Es scheint mir nicht besonders sinnvoll, darauf eine „Antwort“ oder eine „Entgegnung“ zu schreiben. Es macht keinen Sinn, gegen einen längst Verstorbenen zu polemisieren. Jedoch eine eine Erklärung oder Deutung dieses durchaus interessanten Dokuments scheint mir angebracht.
Es handelt sich nämlich um eine Art kritische Würdigung von Kropotkins Werk, obwohl es dem Autor deutlich daran liegt, eine scharfe Kritik an Kropotkins umstrittener „patriotischer“ Wende im 1. Weltkrieg zu formulieren und sie eben aus dessen Theorie abzuleiten. Continue reading “Einführendes zur Grossman-Roschtschins Kritik an Kropotkin”
Zur Kritik der Grundlagen der Lehre P. A. Kropotkins
Jehuda Solomonowitsch Grossman-Roschtschin
[In der Kropotkin-Kritik von Grossman-Roschtschin (1883-1934) spürt mensch deutlich die theoretische Position, die Grossman ab 1921-22 eingenommen hat. Vor allem das ganze Gerede vom Weltproletariat, das unter wissenschaftlicher Anleitung der Partei alles richtig macht… In der ersten Russischen Revolution stand er noch auf anarchistischen Positionen, machte bei Gruppen „Brot und Freiheit“ in Genf und „Der schwarze Banner“ in Kiew mit. Später wendete er sich dem revolutionären Syndikalismus zu, 1919 kämpfte er auf der Seite der Makhno-Armee. Nach seiner Wendung zum Bolschewismus arbeitete er bei RAPP (Russländische Assoziation proletarischer Schriftsteller) und verfasste mehrere Bücher über die sog. proletarische Literatur und Kunst im Allgemeinen. – liberadio]
Kropotkin wurde zu seiner Zeit viel diskutiert, aber wenig studiert. Die russischsprachige Literatur über Kropotkin ist äußerst dürftig. Natürlich kann man auf die Wiedergabe der Theorie bei Elzbacher verweisen, oder bei Zoccoli, aber diese Wiedergabe ist eher ein photographisches Abbild als ein Portrait; dieses fleißige Zitieren hat nichts zu tun mit dem tiefen Begreifen und selbständigen Durcharbeiten des Kropotkinismus. Einmal hat Herr Dioneo fleißig, obschon sehr fade, auf den Seiten des „Russkoje Bogatstwo“ über das Buch „Gegenseitige Hilfe“ referiert. G. Karejew hat auch das wahrlich großartige, die Aufmerksamkeit der ganzen sozialistischen Welt genießende Buch „Die französische Revolution“ wiedergegeben und teilweise kritisiert (nicht ganz gelungen, wie er selbst später zugab). Der Soziologe De Roberty schrieb einen kleinen Essay über Kropotkin, zudem hat auch Basarow in seiner Broschüre nebenher einige Anmerkungen zur naturwissenschaftlichen Methode gemacht. Und das ist alles. Ich lasse die neulich im Verlag „Golos truda“ erschienene Aufsatzsammlung „P. A. Kropotkin“ unter der Redaktion von Genossen Borowoj und Lebedjew beiseite. Diese Aufsatzsammlung bringt etwas Wesentliches in die Literatur über Kropotkin.
Ich persönlich musste relativ viel über Kropotkin schreiben.
Merkwürdig: Ich war nie ein Kropotkin-Anhänger, habe den Kropotkinismus in Vorträgen und Referaten bekämpft; aber über Kropotkin schreiben musste ich eher dogmatisch – ich fühlte, dass man erst ein tieferes Verständnis und Urteil über das System liefern sollte, bevor man zur fruchtbaren Kritik übergehen könnte. Nur in meinen Artikeln, die dem Kampf gegen pro-imperialistische Positionen Kropotkins während des imperialistischen Krieges gewidmet sind, kritisiere ich Kropotkin, wo ich die Selbstwidersprüche Kropotkins offenlege. (Interessierte verweise ich auf die Broschüre „Eine Charakterisierung des Werks von P. A. Kropotkin“, „Gedanken über Kropotkins Werk“ in der bereits erwähnten Aufsatzsammlung im Verlag „Golos truda“, „Rede am Grab Kropotkins“ ebenda und „Die Zweideutigkeit der Position Kropotkins in „Zhisn’ dlja wsech“ 1918).
Betrachten wir die Hauptvoraussetzungen der Lehre von Pjotr Aleksejewitsch Kropotkin. Continue reading “Zur Kritik der Grundlagen der Lehre P. A. Kropotkins”
Судьбоносный шелест эмансипации
Феликс Клопотек
Спор между марксистами и анархистами — с точки зрения истории идей самое роковое, далеко выходившее за границы своего непосредственного контекста событие в рабочем движении 19-го столетия — существенно ослабел. Нет, более того, он полностью прекратился.
Вместе с (анти-академическим) ренессансом Критической теории в 90-е годы люди всё более и более занимались субверсивными эстетическими стратегиями, которые постоянно предполагали осознающего свою потенциальную автономию индивида, в марксизме началось восхищение одиночками, диссидентами и уклонистами. Анархистское подозрение, что в каком бы то ни было независимом марксизме сохраняется остаток тоталитарной мысли, т.к. он упрямо исходит от класса, а не от индивида, сегодня кажется необоснованным.
Напротив, ни одного марксиста больше нельзя спровоцировать намеренной простотой анархистских теорий. Лёгкость, с которой анархисты отказывались от специфической критики демократии или конституции, чтобы напрямую воззвать к генеральному наступлению на все виды авторитаризма; их нежелание признавать исторические стадии развития и их желание вместо этого тут же заняться революцией; отказ принимать во внимание Марксову критику стоимости, которая показывает как в процессе производства эксплуатация происходит в форме свободы, т.к. для анархистов принуждение — это принуждение, не важно, нарушает ли оно закон стоимости или совместимо с ним — всё это больше не провоцирует ни одного марксиста. Это было провокацией только тогда, когда марксисты и анархисты боролись друг с другом и пытались повлиять на рабочее движение. Эти времена прошли. «Желание разыграть Маркса против Бакунина доказывает лишь, что критик ещё действует ниже уровня условий, которые ему хотелось бы преодолеть. Упорствование в Бакунине как в альтернативе ‘авторитарному социализму’ — этап революционной романтики», подытоживает утихание этого спора Йоахим Брун в своих «Тезисах об отношении анархистской и марксистской критики государства». (1)
Рудольф Рокер: Открытым текстом
(Aufsatzsammlung Band 2, 1949-1953)
-
О некоем кризисе в нашем движении
В нескольких статьях, которые были опубликованы в течение последних девяти месяце в «Freie Arbeiter-Stimme» и журналах на других языках, я попытался объяснить важнейшие проблемы нашего времени, которые были порождены двумя мировыми войнами и создали новый порядок в мире, с которым завершился определённый период истории. Понятно, что события такой огромнейшей значимости должны заставить задуматься представителей всех общественно-философских течений, тем более, что они одинаково касаются всех стран и народов и могут быть решены только посредством взаимного соглашения, выходящего далеко за пределы влияния старых национальных государств.
И в наших рядах новые проблемы, навязанные нам временем и полнейшим изменением мирового порядка, тоже рассматриваются, хотя и не в том масштабе, в каком этого стоило бы ожидать. Всё же сегодня нет ни одной страны, где известные товарищи, десятилетиями посвящавшие свои силы эмансипационному движению, не поняли бы, что нам нужны новые средства и новые цели, чтобы совладать с новыми условиями, в которых мы оказались, и которые повсюду разрослись до угрозы для всех достижений человеческой культуры.
Тем более странным кажется мне, что эти попытки обдумать новое положение привели к тому, что на протяжение месяцев в свободных газетах и журналах на различных языках возникла дискуссия о некоем кризисе анархизма. В этих спорах настоящие проблемы, с которыми нам сегодня приходится считаться, едва упоминаются, так что можно подумать, что их вообще не существует и мы имеем дело лишь с кризисом либертарного движения. Некоторые товарищи, однако, утверждают, что речь идёт не о кризисе анархизма как идеи, а, более того, о кризисе анархистов. Некоторых это может утешить, но я не думаю, что это поможет действительно решить проблему.
Я занят в настоящее время написанием книги, которая, кроме важнейших проблем нашего времени, посвящена и определённым убеждениям и методам нашего движения, которые 50 или 60 лет назад обладали годностью и в этой годности многие из нас были убеждены, но которые сегодня по причине проделанного опыта устарели, т.к. утратили всякую убедительность. Но т.к. ещё должно пройти некоторое время, пока моя книга выйдет в свет, я считаю нужным высказать своё мнение по некоторым важнейшим вопросам в этой области уже сейчас, что и происходит. Но прежде, чем я начну, необходимо договориться об определённых понятиях, чтобы избежать недопониманий, которые лишь помешают дискуссии по вопросу. Continue reading “Рудольф Рокер: Открытым текстом”