Archives

by olladij

Отвечая на фашистский органайзинг

Уильям Гиллис, 2018

Великий экономист и ранний антигосударственник Бастиа указывал на то, как часто наше внимание привлекается к самому непосредственному, упуская из виду более широкий спектр последствий и причин. Благодаря такой близорукости и процветает современный статизм, заслоняя угрозу полицейского пистолета и взмаха его дубинки, так что предлагаемый налог, например, вырывается из контекста и превращается в инертную, послушную вещь.

Веками упорной борьбы за прогресс общество все больше и больше отвращается от насилия и явных актов доминирования. Невозможно преуменьшить значение этого достижения. И всё же наши правители компенсировали это не уменьшением жестокости, а её затушевыванием. Любой социопат интуитивно знает, как использовать пределы человеческого внимания, используя сложную маскировку. То, что видно — это политик, стоящий перед обожающей его толпой, то, что может остаться незамеченным — это жестокость, от которой зависит его политика, угроза, которую он неявно озвучивает.

Общество может казаться мирным и идиллическим, а акты жестокости не только незаметны, но и полностью отсутствуют, и все же «этот мир» – результат угрозы невероятного насилия. Если граждане тоталитарного режима не сопротивляются, не подвергаются репрессиям, а просто покорно смиряются, было бы неправильно говорить об отсутствии насилия или агрессии. И всё же особенно бюрократическая душа может оглядеться вокруг и отвергнуть требования угнетённых, может потребовать, чтобы они положили свои тела на кон, чтобы сделать видимой скрытую угрозу государства, и даже тогда оспорить, что данных недостаточно. Могут потребовать, чтобы их тела складывали все выше и выше, чтобы «доказать» систематический характер угрозы. И не дай бог, чтобы угроза была отложена, чтобы обещание было дано за годы до грядущего насилия. Когда неявная, но очень чёткая угроза звучит так: “Мы убьём тебя и всю твою семью. Не сегодня. Но скоро. Как только наша власть закончит расти. Сопротивляйтесь сейчас и умрите тогда”.

Такой насильственный «мир» не является исключительно продуктом государства. Он проникает в человеческие дела на всех уровнях. Он формирует и искажает наше общество, нашу экономику. Бандиты на улицах, чьи кражи терпят, даже делают невидимыми, не обращая внимания на них, потому что угроза воспринимается как непреодолимая. «Проход мимо, н…р», в котором содержится взаимно понимаемая коллективная угроза, слово резонирующее и режущее, за которым стоят столетия линчеваний и избиений, но его значение можно отрицать в одно мгновение. «Откуда ты знаешь, что я имел в виду именно угрозу?» – и вспышка белых зубов у собеседника. Такое неявное насилие становится дробным, взаимозаменяемым. Не каждое употребление расового эпитета содержит его в полной мере, но часто они обмениваются смягчённой возможностью насилия. Что такое 1/200 часть угрозы линчевания или избиения? Насилие пронизывает наш мир, оно течёт незаметно по сложным цепям, накапливается в безмолвных, но огромных резервуарах, перестраивая и ограничивая возможное.

Continue reading →
by olladij

От политики к жизни: избавляя анархию от левацких жерновов


От политики к жизни: избавляя анархию от левацких жерновов


[Никогда не был особенным поклонником т.н. «повстанцев», как вы, возможно, знаете. Но всегда ценил их критику и самокритику. Их практика, однако, это — нечто невероятно печальное, хотя сами они называют её «весёлым путём восстания» или типа того. Тем не менее,
эта тема с некоторых пор меня сильно интересует. Давеча (лет уже пять или шесть назад) у меня практически под окнами была попытка сквотрирования. Домов у нас действительно в городе много пустует, но с 90-х годов есть негласный договор: старые сквоты власть терпит, поскольку они придают городу своеобразного творческого, неформального флёра, т.е. играют свою роль в гентрификации. О новых вы можете просто забыть. Ну так вот, после того, как захватчики в очередной раз получили пизды от полиции — о негласном договоре знают все, кроме левых студентов, специально приезжающих в город с левым флёром – они решили покарать город. Все разговоры о том, что они на стороне квартала и общества в целом, решили просто невозбранно вернуть пустующий дом людям – всё пустой звук. Они напали на местный филиал сберкассы вечером следующего дня, когда в нём находились люди, условно – «мирное население». Не подумайте, я не лью слёзы о банковских окнах. Насрать, совершенно. Тем более, что и их той же ночью заменила специальная служба.
Мораль же басни такова: прикрываясь фантазиями о «дружественных соседях» и «интересах общества» анархисты бросаются лезут на стенку и у них снова есть свои мученики, есть повод заняться «антиреспрессивной работой», т.е. собиранием денег на адвокатов. В общем: все заняты на целый последующий цикл, пока студенты не уезжают в следующий большой город с левым флёром, ведомые либо своей политикантской, либо академической карьерой, либо — самым банальным выгоранием. В город приезжают другие, отчаянно борющиеся за своё место в тусовке и ничего не слышавшие о негласном договоре…
Вот я и дожил до возраста, когда я перестал говорить с молодёжью на одном языке. Можно спокойно читать дилогию о раннем христианстве Латыниной, кажется, она именно о нашей теме. – liberadio]


Волфи Ландштрайхер



С тех пор как анархизм впервые был определён как отдельное радикальное движение, он ассоциировался с левыми, но эта ассоциация всегда была непростой. Левые, занимавшие властные позиции (в том числе и те, кто называл себя анархистами, как, например, лидеры CNT и FAI в Испании в 1936-37-х годах), находили анархистскую цель полного преобразования жизни и вытекающий из неё принцип, что цели уже должны существовать в средствах борьбы, помехой для своих политических программ. Настоящее восстание всегда прорывается далеко за пределы любой политической программы, и наиболее последовательные анархисты видели осуществление своей мечты именно в этом неведомом запредельном месте. И все же раз за разом, когда огонь восстания остывал (а иногда, как в Испании в 1936-37-х годах, когда он ещё ярко горел), ведущие анархисты вновь занимали своё место «совести левых». Но если экспансивность анархистских мечтаний и вытекающих из них принципов была помехой для политических схем левых, то эти схемы были гораздо большим жерновом на шее анархистского движения, отягощая его «реализмом», который не умеет мечтать.

Для левых социальная борьба против эксплуатации и угнетения — это, по сути, политическая программа, которая должна быть реализована любыми целесообразными средствами. Такая концепция, очевидно, требует политической методологии борьбы, а такая методология неизбежно противоречит некоторым базовым анархистским принципам. Прежде всего, политика как отдельная категория социального бытия — это отделение решений, определяющих нашу жизнь, от исполнения этих решений. Это разделение происходит в институтах, которые принимают и навязывают эти решения. Неважно, насколько демократичны или консенсусны эти институты; разделение и институционализация, присущие политике, всегда являются навязыванием просто потому, что требуют принятия решений до того, как возникнут обстоятельства, к которым они применяются. Это заставляет их принимать форму общих правил, которые всегда должны применяться в определённых ситуациях, независимо от конкретных обстоятельств. Здесь заложены семена идеологического мышления — когда идеи управляют деятельностью индивидов, а не служат им в разработке их собственных проектов, — но об этом я расскажу позже. Не менее важным с анархистской точки зрения является тот факт, что власть находится в этих институтах, принимающих решения и обеспечивающих их исполнение. И левая концепция социальной борьбы как раз и заключается в том, чтобы повлиять на эти институты, захватить их или создать альтернативные версии. Другими словами, это борьба за изменение, а не за разрушение институционализированных властных отношений.

Continue reading →
by olladij

Л. Кофлер: Умственная деградация и магическая религиозность (1981)

[И ещё раз о (постмодернистском) разжижении мозга, вербальной магии и прочих формах «атеистической духовности». Если вы не узнаёте в болтовне об идентичностях, о напр. женских душах, рождённых в мужских телах, и прочих divine self старую добрую эзотерику и прочий New Age с соответствующим религиозным пылом, то вы слишком долго изучали глупости Батлер в универе и помочь вам уже никто не в состоянии. – liberadio]

В «Брокгаузском разговорном лексиконе» от 1898-го года, основная позиция которого склоняется к либерализму, буржуазно-либеральный скептицизм по отношению ко всем религиям выражается следующим образом: «Но поскольку то, что составляет истинную веру, очень различно у разных народов и в разные времена, то, что для другого является истинной верой, для одного кажется суеверием». В этом высказывании размывается разница между религией и суеверием. Научное требование строгого разграничения терминов в смысле сути определения здесь не выполняется.

Религию следует определять как отношения, основанные на вере в существование высшего, миросозидающего существа, между этим божественным существом и субъектом, который, согласно его самовосприятию, сосредоточен на себе, в результате чего последний надеется на что-то от этого существа для своего благополучия и спасения. В этом определении важным остаётся то, что все посредничества между верующим и Богом, происходящие из земной, профанной сферы жизни, интеллектуально пропускаются, и устанавливается прямая связь между ними. Существенное различие между религией и магической псевдорелигиозностью проявляется именно в том, что в последнем (как и в прошлом в анимизме, магии и колдовстве вплоть до некромантизма, экзорцизма и веры в ведьм) искажение и фальсификация метафизической чистоты божественного происходит за счёт того, что для достижения цели спасения используются профанные средства, взятые из земной сферы. Фальсификация заключается в том, что из-за этого посредничества земных сил и средств само божественное оказывается втянутым в осквернение земного и частично или полностью обезбоженным.

За исключением первобытного периода развития человечества и последующей эпохи, предшествующей монотеизму, суеверия затрагивают значительные слои населения там, где неуверенность и угроза жизни заставляют человека отстраниться от традиционной религиозности и обратиться к непосредственно возникающим иррациональным средствам. Наиболее распространенным явлением такого рода является астрология. Однако астрология не подходит для того, чтобы взять на себя магическую роль, к которой часто сознательно или бессознательно стремятся, поскольку на созвездие небесных звёзд нельзя повлиять, даже внешне, с помощью каких-либо обрядов, придуманных человеком. Таким образом, существуют две основные формы суеверного псевдорелигиозного поведения: во-первых, та, которая характеризуется простым ожиданием событий, происходящих совершенно независимо от человека, наиболее ярким примером которой является астрология; во-вторых, существует большое количество псевдорелигиозных тенденций, заключающихся в том, что суеверный человек пытается повлиять на определённые события в свою пользу более или менее иррациональным, то есть магическим, способом, чтобы обеспечить ожидаемый успех. Мы рассматриваем здесь в первую очередь эту вторую форму псевдорелигиозного поведения, которую можно наблюдать сегодня, причём нас интересует не столько систематическое описание соответствующих форм, сколько социолого-теоретическая интерпретация общей магической тенденции в современном обществе.

По Марксу, все без исключения религиозные явления, как религиозные, так и псевдорелигиозные, имеют ту общую черту, что являются идеологическим выражением — как говорит Маркс — «угнетённой твари», то есть возникают из чувства человека, который считает себя угнетённым природой или обществом. Следует добавить, что для монотеистической эпохи, но особенно для «просвещённого» буржуазного периода истории, поворот к чисто абстрактной — абстрактной в смысле современной теологии — концепции единого Бога означает резкое и радикальное противостояние всем магическим тенденциям; это независимо от того, что магические остатки очень часто можно наблюдать в практике монотеистической религиозной практики. Это противопоставление подлинной и магической религиозности имеет большое значение для социологического вопроса, поскольку на его основе можно показать, что, особенно в периоды социальных и культурных кризисов, тенденция к распространению магической псевдорелигиозности за счёт подлинной религиозности возрастает наиболее сильно. Continue reading →

by olladij

Л. Кофлер: Утрата гражданина (1956)

Лео Кофлер

 

Со времён Маркса в социалистическом лагере стало традиционным брать за основу социологических и политических суждений дихотомию «гражданин – буржуа». В частности, в «Еврейском вопросе» Маркс остроумно проанализировал «разложение человека на гражданина и частного гражданина», которое возникает из-за «конфликта между общим и частным интересом». Маркс показывает, как общественный интерес порождает гражданина, заинтересованного в общественном благе, citoyen, а частный интерес одновременно и в одном и том же лице порождает эгоистичного частного гражданина, буржуа. Диалектическое напряжение между «citoyen» и буржуа в груди современного члена общества, однако, как учит нас самый современный опыт, приводит к различным формам поведения в зависимости от конкретных исторических и социальных ситуаций, которые всегда должны быть проанализированы заново. Если в период подъёма буржуазии буржуа так же часто побеждал горожанина (например, в вопросе о предоставлении избирательного права рабочим), как горожанин побеждал буржуа (например, в борьбе с феодализмом), то после победы буржуазии многое изменилось.

Несмотря на неразрешимое внутреннее противоречие в природе гражданина, поскольку оно основано на классовом делении общества, Маркс признает исторический прогресс, связанный с буржуазным обществом. Поэтому он может сказать: «Политическая эмансипация, конечно, представляет собой большой прогресс; она, правда, не является последней формой человеческой эмансипации вообще, но она является последней формой человеческой эмансипации в пределах существовавшего до сих пор миропорядка», а именно разделённого на классы.

Но с завершением этой политической, т.е. формально-демократической эмансипации, которая, таким образом, достигает стадии, на которой появляются первые признаки того, что она должна уступить место другой, более высокой, т.е. общественной эмансипации, выходящей за рамки формальной, буржуазия теряет интерес к эмансипации человека в целом. В период буржуазного прогресса и борьбы всегда оставался руководящим принципом идеал экономического строя, основанного на свободе, при котором каждый должен не только обладать достаточной собственностью, но и иметь возможность развивать свои силы, таланты и дарования до высоты того истинно человеческого существования, которое проистекает из гармоничной личности, упражняющейся в сбалансированном использовании своих умственных и духовных сил. Эта цель была поставлена сегодня социализмом, который признал, что она может быть (относительно) реализована только в бесклассовом обществе, потому что в классовом обществе гуманизация — очеловечивание — человека должна оставаться вечным противоречием в себе. Continue reading →

by olladij

Единый антизападный фронт: общее и разъединяющее в оси Китай-Россия-Иран

Йахади Эбади и Мориц Пичевски-Фраймут, 18.2.24

Бряцание саблями

Иранские беспилотники используются в российском вторжении в Украину, а Китай играет при этом роль молчаливого соучастника. Роль Исламской Республики как организатора покушения на Израиль 7-го октября 2023 г. неоспорима. ХАМАС – суннитское пушечное мясо мулл, а «Хезболла» – их длинная рука в Ливане. Через две недели после «чёрной субботы» Москва приняла делегацию ХАМАС. Не только российское, но и высококачественное китайское оборудование находится в руках ХАМАС. До сих пор китайская компартия не выступила с чётким осуждением этой кровавой бойни. Вместо этого в Китае процветает антисемитская пропаганда. Через несколько дней после нападения ХАМАСа в Пекине был зарезан израильтянин.

В конце октября 2023–го года в российской республике Дагестан радикально-исламская толпа охотилась на евреев. В рамках «Оси сопротивления» ополченцы Хути из Йемена постоянно нападают на Израиль и западные торговые суда. Недавно иранские приспешники убили трёх американских солдат в Иордании. Теперь США открывают огонь по проиранским ополченцам в Ираке и Сирии. Даже если Путин и Си Цзиньпин выставляют себя защитниками Палестины, последние эскалации могут оказаться слишком «дурными» на первый взгляд. Россия обеспокоена тем, что исламисты приобретают влияние на её федеральной территории, а Китай призывает к умеренности в борьбе с хути в Красном море. Пока муллы заключают новое военное соглашение с Москвой, две диктатуры одновременно оспаривают претензии ОАЭ на три мини-острова в Персидском заливе.

Как возникло это адское трио, которое ведёт войны по доверенности друг с другом, а также имеет достаточные силы для осуществления серьёзных конфронтаций? Ответ на этот вопрос даёт взгляд на Запад.

Добровольная капитуляция

Слишком много лет люди думали, что они в безопасности. Холодная война была окончена, а Запад преувеличивал свою уверенность в себе до степени высокомерия: с одной стороны, он полагался на «изменения через торговлю» в отношении российских и иранских автократий, а с другой — тривиализировал своих оппонентов и переоценивал собственную демократическую привлекательность. Провал США и НАТО в Ираке и Афганистане лишил иллюзий Запад как проигравшего, которым долгое время считали его антилиберальные глобальные игроки.

Путин не случайно выбрал время для военных действий на Украине. Западная Европа находилась в глубокой стадии постковидного восстановления. Гражданские свободы переживали серьёзные изменения, а Германия обрекала себя на провал, заигрывая с китайской моделью каратина. Способный к обороне Бундесвер считался устаревшим, а в наивности евразийцев не было места для мысли о том, что наша зависимость от российского поставщика энергоресурсов может в какой-то момент дать обратный эффект.

Сущность Запада казалась скорее хрупкой, чем беззащитным. К «высокомерию» добавилась «ненависть к себе». В качестве искупления вины за колониализм и нацистскую эпоху, которая неверно истолковывалась как расистская диктатура, Запад и, в частности, Германия погрузились в «борьбу культур». Это была «mea culpa», которая привела к развитию постколониализма: миграция воспринималась исключительно позитивно, а сохранение цивилизационных достижений — в корне негативно. В результате менталитет «no border» в сочетании с мультикультурной убеждённостью, что «anything goes», превратились в проблему для внутренней безопасности. Политический ислам проник в институты общества и доминирует на улицах во многих странах Европы. Последовательные действия против антисемитской террористической апологии у себя дома кажутся невозможными, потому что мы не хотим отпугнуть её дирижёров из Тегерана, Дохи, Анкары и Эр-Рияда.

Восточные правители знают, как этим воспользоваться. В результате мигранты направляются на Запад в качестве манёвренной массы, как это недавно сделали Путин и Лукашенко, с целью дестабилизации. В качестве сопутствующего ущерба от нелегальной иммиграции западное общество раскалывается на левых идентитаристов, правых популистов и исламистов. В конечном итоге автократам выгоден демонтаж демократии: «Смотрите, они там говорят о свободе самовыражения и индивидуализме. Но их жизнь становится все более небезопасной, а границы того, что можно сказать, все более узкими».

Если Запад не способен отстаивать свои ценности внутри страны, то и во внешней политике они не стоят усилий.

It’s a match! Continue reading →

by olladij

Tomăš G. Mazaryk: Russische Geistes- und Religionsgeschichte, 1913

Bd. 1, FfM 1992

Die zerntralisierende Administration vollendete, was sie ökonomischen Verhältnisse begonnen hatten – eigentlich kam zu der privatrechtlichen die öffentlichrechtliche Ökonomie hinzu: der neue Staat brauchte für seine Einrichtungen mehr Geld, das wenig bevölkerte Land brauchte Arbeitshände, das Heer Soldaten,, und so wurde der Bauer „befestigt“ – „Befestigung“ (prikrĕplenie) ist der russische Ausdruck für die Hörigkeit und Schollenpflichtigkeit, aber auch für die Leibeigenschaft, due sich aus der Hörigkeit bald entwickelte. (S. 29)

Die russische Leibeigenschaft ist von der europäischen dadurch verschieden, dass sie ältere Mirverfassung beibehalten wurde; aber der Mir und sein Agrarkommunismus hat eine andere wirtschaftliche und rechtliche Bedeutung erlangt. Die wachsende Macht des Großfürsten und Zaren zeitigte die Vorstellung, der gesamte Boden sei sein Eigentum und werde den Gutsherren und durch diese den Bauern zu Nutznießung überlassen; faktisch waren die Gutsherren neben dem Großfürsten Eigentümer des Bodens, sowohl ihres Familiengutes als auch des Bauerngutes. Der Gutsherr konnte darum des Bauer aus der Gemeinde nach dem Belieben wegnehmen und hineinbringen.

Der zentralisierte Staat benutzte den Mir fiskalisch dadurch, dass er die Steuern von der ganzen Gemeinde, nicht von den einzelnen Bauern eintrieb; diese Gemeinbürgschaft hat den Mir fester gefügt und ihm eine gewisse Macht über den einzelnen verliehen; aber die Theorie, der Mit sei überhaupt aus der Gemeinbürgschaft entstanden, ist unrichtig. (S. 31)

Das Christentum konnte von den Russen nicht geistig aufgefasst werden, dazu fehlte ihnen die Bildung – in Byzanz, in Rom wurde das gebildete, philosophisch geschulte Volk christianisiert, die späteren westlichen Völker haben an der römischen Bildung teilgenommen; die Russen waren ganz unvorbereitet, was sollte ihnen die byzantinische Gottesgelehrsamkeit und theologische Religionsphilosophie? Die Russen nahmen darum von Byzanz vorwiegend den Kultus und Kirchenzucht auf. Die Moral dieser Christen blieb vielfach äußerlich und wurde durch äußerliche Dressur verbreitet und befestigt; die Strafen, die die Kirche mit ihrer selbständigen Judikatur verhängen konnte, wirkten mehr als das „Wort“; am stärksten war der Einfluss der mönchischen Moral mit ihrer Askese und dem Klosterwesen. Der Mönch war das lebendige Beispiel, das im Laufe der Zeit am meisten wirkte. Die Byzantiner brachten mit dem Evangelium der Liebe nicht zu viel Menschlichkeit mit sich; es sind byzantinische Sitten, die sich in den neu eingeführten Strafen geltend machten – das Blenden, Handabhauen u. dgl. Grausamkeiten mehr, die dann später durch die tatarischen Sitten vermehrt und verstärkt wurden. (S. 35f)

Die byzantinische Kirche war erstarrt, trotzdem gerade die Griechen die Lehre und die Moral ausgebildet hatten; die Byzantiner begnügten sich mit der fast mechanische Tradition, die Religion war vornehmlich Übung des Kultes. Die Russen haben die Lehre, den Kult, die Moral und Kirchenorganisation von Byzanz fertig übernommen, an der Ausbildung des kirchlich-religiösen Lebens nicht weitergearbeitet, die Erstarrung war womöglich noch intensiver.

Das Gesagte gilt vom Klerus, das Volk begnügte sucg mit der passiven Rezeption der Kirchenzucht und mit dem blinden Wunderglauben, wie derselbe die niedere Stufe der mythischen Weltbetrachtung bedingt.

Die Byzantiner waren scholastisch gebildet, die philosophische Tradition der Griechen erhielt sich in einer Art theosophischer Gnosis; die Russen bemühten such, ihren lehren auch da nachzukommen, aber es gelang ihnen besser, im Kultus ihre religiöse Befriedigung zu finden. Die Mystik war in Moskau weniger theosophisches Schauen, als vielmehr praktische Mystagogie. (S. 38)

Die Geschichte so vieler russischer Sekten zeigt und diesen Tiefstand des religiösen Empfindens und zugleich die Mängel der offiziellen Kirche. Die Europäer haben die moskovitischen Russen sehr oft nicht als Christen, sondern als Polytheisten hingenommen, die Russen selbst aber feierten ihr Land als das „heilige Russland“. (S. 39)

Continue reading →

by olladij

Чей мальчик потерялся?

В начале декабря 2022-г Латвия выпиздила российских либеральных оппозиционеров и оппозиционерок с телеканала «Дождь» на мороз. Я бы, если честно, отнёсся к этому как к очередному, одному из многих скандалов этой инцестуозной тусовки чистоплюев. Но рассуждения о «наших мальчиках» и как с ними быть застряли в мозгу, хотелось додумать, но не получалось. Тем более сходные позиции были слышны совсем недавно и на продуктах полураспада «Эха Москвы».

Может быть, всё намного проще, чем кажется поначалу. Просто начнём и посмотрим, куда эти рассуждения нас приведут. Мышление — это work in progress. Готовых и завершённых истин или ежедневной актуальной аналитики я вам никогда не обещал, да они никому в данной ситуации не помогут. Помогут пожертвования ЗСУ или аффилированным либертарным подразделениям и организациям, занимающимся гуманитарной деятельностью в Украине или в украинской диаспоре за рубежом. Так как there is no other business like charity business, будьте разборчивы и внимательны.

Почему только теперь, спустя больше года после начала полномасштабного вторжения РФ в Украину? Не считал нужным или даже возможным объяснять что-либо российской (кому до сих пор что-то не понятно, тому объяснять придётся не словами), а там более украинской публике (там, по-моему, понимание ситуации и так яснее некуда). Liberadiо было основано в 2010/11-м году для отправки бутылочной почты неясному адресату, с тех пор многое изменилось, но, в общем и целом, принцип этот сохранился.

Объяснения и пинки под зад были нужны немецкоязычной публике больше, чем я и занимался, причём с 2014-г года. За что «друзья» было прозвали меня «украинским анархо-фашистом» и любителем теорий заговора. В иных кругах меня называли ещё и «национистом», так что мне не привыкать.

Ну так, обратимся к заблудшим «нашим мальчикам». Любимый ход ищущих хоть какое-то объяснение происходящему в российском обществе — это историческое сравнение или историческая аналогия. Ход оправданный, т.к. поначалу ничего другого и не остаётся, кроме как сравнить новый феномен с уже известными феноменами прошлого. Путина сравнивают с Гитлером, российское общество с германским обществом времён национал-социализма, как это происходит в примечательном фильме «Необыкновенный фашизм» из двух частей того же «Дождя». Параллели проводятся один в один, сходится всё чуть ли хронологически: Путин — это вылитый Гитлер, только без специфических усиков. Правда, недавно кто-то из либеральных «экспертов» уже авторитетно объявил правление Рамзана Кадырова в Чечне сталинизмом. То, что большевики и социалистическая революция пугают их больше, скажем, Пиночета, известно уже давно. (А почему российским либералам, недавно открывшим для себя антифашизм, куда приятней и понятней юнкер-монархист граф фон Штауффенберг, чем работяга-нищеброд Георг Эльзер, я подробно объясню как-нибудь в следующий раз, если не забуду. Как и в случае с соболезнованиями по поводу убитой Дарьи Дугиной, классовое, сословное чутьё не подводит их и тут). Как известно, буржуа Гитлер, как никто иной понял всю ложь либерализма, но недооценил силы стоящие за ним, при которых ему суждено было быть лишь ефрейтором-барабащиком. (Т. В. Адорно, «Minima moralia») Так и росссийские либералы, отказываясь говорить о политической экономии, могут предложить только полнейшее смешение понятий. Куда это их приведёт, мы ещё увидим. Пока же осталось только столь же «экспертно» объявить и германский наци-фашизм сталинизмом («всё, конечно, по-другому, но если приглядеться, то всё точно так же») и будет российским либералам счастье. Continue reading →

by olladij

Марк Фишер видал нас всех в гробу в вампирском замке

Почти что blast from the past, но это всего лишь 2013-й год. Толковое эссе десятилетней давности от депрессивного Марка Фишера, автора книг “Capitalist realism” (2009) и “Postcapitalist Desire” (посмертно, 2021) о том, как постмодернистский индивидуализм, пораженчество, всеобвиняющее морализаторство и woke-истский эссенциализм завели левую политику в псевдо-религиозный либеральный тупик. А потом, 13-го января 2017-го года его всё задолбало и он повесился. Отряд постмодернистских псевдо-леваков и, да, нео-анархистов потери бойца до сих пор к сведению не принял.

К ознакомлению обязательно.

 

I’ve noticed a fascinating magical inversion projection-disavowal mechanism whereby the sheer mention of class is now automatically treated as if that means one is trying to downgrade the importance of race and gender. In fact, the exact opposite is the case, as the Vampires’ Castle uses an ultimately liberal understanding of race and gender to obfuscate class. In all of the absurd and traumatic twitterstorms about privilege earlier this year it was noticeable that the discussion of class privilege was entirely absent. The task, as ever, remains the articulation of class, gender and race – but the founding move of the Vampires’ Castle is the dis-articulation of class from other categories.

The problem that the Vampires’ Castle was set up to solve is this: how do you hold immense wealth and power while also appearing as a victim, marginal and oppositional? The solution was already there – in the Christian Church. So the VC has recourse to all the infernal strategies, dark pathologies and psychological torture instruments Christianity invented, and which Nietzsche described in The Genealogy of Morals. This priesthood of bad conscience, this nest of pious guilt-mongers, is exactly what Nietzsche predicted when he said that something worse than Christianity was already on the way. Now, here it is …

(…)

We need to learn, or re-learn, how to build comradeship and solidarity instead of doing capital’s work for it by condemning and abusing each other. This doesn’t mean, of course, that we must always agree – on the contrary, we must create conditions where disagreement can take place without fear of exclusion and excommunication. We need to think very strategically about how to use social media – always remembering that, despite the egalitarianism claimed for social media by capital’s libidinal engineers, that this is currently an enemy territory, dedicated to the reproduction of capital. But this doesn’t mean that we can’t occupy the terrain and start to use it for the purposes of producing class consciousness. We must break out of the ‘debate’ that communicative capitalism in which capital is endlessly cajoling us to participate in, and remember that we are involved in a class struggle. The goal is not to ‘be’ an activist, but to aid the working class to activate – and transform – itself. Outside the Vampires’ Castle, anything is possible.

 


https://web.archive.org/web/20131129003704/https://thenorthstar.info/?p=11299

by olladij

Лео Лёвенталь: «Индивид и террор», 1949

[Лео Лёвенталь (1900 — 1993) — один из незаслуженно забытых представителей так называемой Критической теории, занимался исследованием массовой коммуникации, в том числе в фашистской агитации, и социологией литературы. Несмотря на то, что Раушнинг и Беттельгейм, которых Лёвенталь тут цитирует, дабы придать какую-то социологическую фактуру своим тезисам, современной исторической наукой достоверными источниками не признаются, высказанные им в этом коротком эссе тезисы кажутся мне чрезвычайно актуальными и достойными внимания. – liberadio]

Существует распространённое мнение, что фашистский террор является преходящей исторической фазой, которая, к счастью, уже позади. Я не могу присоединиться к этому мнению, поскольку рассматриваю террор как глубоко укоренившийся в динамике современной цивилизации и, в особенности, научной организации. Нежелание досконально изучить феномен террора во всех его аспектах само по себе служит одним из неприметных симптомов террора. Несомненно, для тех, кто живёт в условиях террора, практически невозможно размышлять о нём и тем самым расширить свои познания о нём. Тем не менее, это едва ли является достаточным объяснением удивительной сдержанности, если не отрицания, которыми столь ценящий факты западный мир отвечает на тоталитарный террор. Хотя ему всегда были доступны надёжные источники, Запад мгновенно закрыл глаза на проявления фашистского террора, пока ему не пришлось обратить внимание на раскрытые в Освенциме, Бухенвальде, Берген-Бельзене и Дахау преступления. Западный мир и по сей день (1946 г.) избегает фактов о том терроре, который последовал за окончанием войны. Распространённому в подвергшихся террору странах и служащему самосохранению оцепенению в так называемом «свободном мире» соответствует психическое вытеснение — неосознанное бегство от правды.

Современная система террора означает атомизацию индивида. Мысль о последствиях и воздействиях телесных истязаний наполняет нас отвращением; не менее ужасающе их значение для психики. Задействованное террором расчеловечивание заключается, в первую очередь, в тотальной интеграции населения в парализующие межчеловеческую коммуникацию коллективы — несмотря или, как раз, как следствие самого громоздкого коммуникационного аппарата, воздействию которого люди отныне подвержены. В условиях террора индивид никогда не один и всегда одинок. Он окостеневает и отупевает не только в отношениях со своими ближними, но по отношению к самому себе. Страх воспрещает ему спонтанные эмоциональное и мыслительные реакции. Сам акт мышления становится глупостью: он опасен для жизни. Было бы глупо не быть глупым, и как следствие этого всеобщее оглупление охватывает запуганное население. Люди впадают в ступор, напоминающий состояние моральной комы. Основными чертами террора я вижу следующее:

1. Непосредственность и всемогущество

Одной из основных функций террора является уничтожение любого рационального соотношения между правительственными решениями и личной судьбой. Характерные для начальной стадии тоталитарного террора массовые аресты, смешение в концентрационных лагерях по самым разнообразным причинам людей самого разнообразного происхождения, убеждений и религии служит стиранию личных различий и претензий к властному аппарату. Качественного различия, обычно создающегося между приговорёнными заключёнными и остальным населением, не существует между жертвами террора в концлагерях и людьми снаружи. Принцип выборки при массовых арестах, кажущийся столь иррациональным, основывается на террористическом расчёте. Вопрос индивидуальной цены является столь же неважным, насколько безнадёжной является надежда на временно ограниченное наказание.

Концентрационные лагеря куда более репрезентативны в отношении к составу населения по составу своих заключённых, чем традиционные тюрьмы. Этот факт подтверждается ещё и тем обстоятельством, что заключённые концлагеря полежат надзору не небольшой группы специализированных служащих, а определённым отрядам тайной полиции, которая одновременно угнетает и всё население целиком.

Это уничтожение причинно-следственной связи между отдельным поступком и возникающими из-за него последствиями для индивида является одной из основных целей современного террора, собственно: Continue reading →

by olladij

Meinst du, der Feind meines Feindes ist mein Freund?

(in der Mai-Ausgabe des Conne Island Newsletters, CEEIEH #257 erschienen. – liberadio)

Buchrezension von Jörg Kronauers »Meinst du, die Russen wollen Krieg? Russland, der Westen und der zweite Kalte Krieg«

Eines der wenigen Dinge, an die ich mich, ehrlich gesagt, überhaupt noch aus meinem Studium der Politikwissenschaft erinnere, ist, dass es immer die Dümmsten waren, die nach morgendlicher Spiegel Online-Lektüre in den Seminaren zu den Internationalen Beziehungen am lautesten über die sog. Außenpolitik schwadronierten. Der Maßstab des Themas korrespondiert nicht unbedingt mit der Größe der Erkenntnis. Und wenn doch, dann meistens umgekehrt proportional. Es lässt sich bekanntlich am bequemsten – vorzugsweise von expertenhaften Gesichtsausdrücken und Gesten begleitet – fachmännisch, äquidistant, wissenschaftlich eben über das ›Weltwetter‹ schwadronieren, wenn man/frau eh nichts fürs ›Wetter‹ kann. Da sah man/frau beides bereits in ein und derselben Gestalt: Die politisch interessierten BürgerInnen am Frühstückstisch und den PolitikexpertInnen vom Frühstücksfernsehen, die sich beim Käffchen in die Rolle mal der einen, mal der anderen Regionalmacht unverbindlich einfühlen.

Dem konkret-Autoren und Redakteur von german-foreign-policy.com Jörg Kronauer wird man mit so was natürlich nicht gerecht. Trotz des pathetischen Jewtuschenko-Zitats im Titel und des Verweises auf einen angeblichen »Kalten Weltkrieg«, ist das Buch voll mit wertvollen Hinweisen rund um den Konflikt Russland vs. die NATO bzw. ›der Westen‹ gespickt.

Im Schnelldurchlauf und dennoch faktenreich skizziert er die historische Entwicklung und die Grundlinien der aktuellen Russlandpolitik Deutschlands und der USA. Alles wertvolle Hinweise, die öfters in der Debatte fehlen und die vorschnell zur Dämonisierung Russlands verleiten. Was die deutsche Ostpolitik angeht, fängt Kronauer merkwürdigerweise erst in der Weimarer Zeit an, als sich Teile der deutschen Bourgeoisie mit dem jungen sozialistischen Russland arrangieren mussten, weil ihnen ihre Geschäftsbeziehungen aus der Zarenzeit drohten flöten zu gehen. Das ist eben die Konfliktlinie zwischen verschiedenen Bourgeoisiefraktionen, die sich durch die gesamte Geschichte der deutschen Russlandbeziehungen zieht und manchmal abenteuerliche ideologische Formen annimmt: Mit dem ›Westen‹ zusammen den ›wilden Osten‹ kolonisieren, mit Russland gegen den verhassten Rest von Europa oder gar im Alleingang gegen den Rest der Welt Mist an allen Fronten bauen? Selbst nach dem desaströsen Ausgang des Zweiten Weltkrieges,, formierten sich mit der Gründung der BRD in den 1950er Jahren wirtschaftliche Interessengruppen im sog. Ost-Ausschuss, die Handelsbeziehungen mit dem sog.sozialistischen Ostblock anstrebten. Dabei unterstützte man immer gerne nationalistische Zentrifugalkräfte wie z.B. den ukrainischen Nationalismus bzw. die exilierten Überreste der »Ukrainischen Befreiungsarmee«, der faschistischen Kollaborateurentruppe OUN-UPA. Wie diese politische Unterstützung mit der Arbeit des Ost-Ausschusses konkret zusammenhing, verrät uns Kronauer nicht. Er schildert aber deutsche Versuche, die kollabierte wirtschaftliche und die geschwächte außenpolitische Lage der zerfallenen Sowjetunion auszunutzen und ehemalige Teile davon in den eigenen Einflussbereich hineinzuziehen – wie es z.B im Fall der Ukraine trotz florierender wirtschaftlicher Zusammenarbeit mit Russland 2014 passierte. Continue reading →