liberadio

О совершенно неразумном изгнании трансцендентности

Лео Эльзер

«Мысль, умерщвляющую желание, своего родителя, постигнет
месть глупости». (Т. В. Адорно, Minima Moralia)

Пока папа Римский пребывал с государственным визитом в Великобритании, эта неизбежно слащавая массовая постановка сопровождалась странным ворчанием в немецких газетах. Это, якобы, особенно непростой визит – заявляли все они в унисон, но в чём заключается эта особенная сложность, объяснять читателям и читательницам не стали. Выглядело это так, будто все ожидали громкого скандала, но в конце концов победу одержала фотография с едущим среди ликующих масс папамобилем, да и официальные источники подчеркнули, что визит Папы был полным успехом. Теракта не произошло, как и прочих ожидаемых со страхом и тайным предвкушением скандалов.

Enemy of the Children

Разумеется, почти пятнадцать тысяч противников Папы – куда больше, чем ожидали организаторы – были темой, о которой можно было рассказать в новостях и в Германии; пятнадцать тысяч, которые, как обычно при такой массовой организации, присоединились к центральной демонстрации против Папы по самым разнообразным причинам: спектр присутствующих простирался от типичных мелких буржуа, жаловавшихся на высокие бюджетные затраты на подобные официозные встречи, «презервативных» активистов и активисток (1) до организованных атеисток и атеистов и, разумеется, до желающих казаться радикальными левых. На сайте кампании «Protest the Pope» посетительниц и посетителей встречают фотографией с демонстрации, на котором тут же в глаза бросается самый большой транспарант с изображением скелета в горящей сутане, с перевёрнутым крестом на митре, епископским посохом в правой руке с огромной золочёной свастикой, в его левой руке три шнура, к которым привязаны дети. Папа в виде антихриста, нациста и растлитель малолетних – такому монстру его противники намеревались отказать в «почести» государственного визита. Когда читаешь FAQ н а указанном сайте, становится понятно, что центральным пунктом, вокруг которого группируется протест «антипаповцев», является «state visit». Помимо государственного фетиша противников Папы тут находит своё выражение надежда на такой же успех кампании, как и у британских антисионистов, которые из-за войны в Газе грозили Ципи Ливни арестом при въезде в Великобританию и заставили её изменить планы визита. Известные как предводители так называемых «новых атеистов» писатели Ричард Докинз и Кристофер Хитченс, собирались арестовать при помощи британской полиции и Папу Рацингера и засудить его за преступления против человечности. В отличие от Ливни Папу пригласила королева, т.е. это был государственный визит и визитёр находился, таким образом, в стране под защитой иммунитета. Альянс «Protest the Pope» объявил в своём заявлении Ватикан «искусственным государством», а британский адвокат Джефри Робертсон, собиравшийся по заданию Докинза и Хитченса предать Папу суду, поставил именно этот пункт в центр своей аргументации в своём «обвинительном заявлении» в газете The Guardian. (2) Но какой проступок совершил Папа, чтобы сажать его на ту скамью подсудимых, что и осуждённых в Нюрнберге нацистов и чилийского диктатора Пиночета? Покрывал ли он намеренно растление детей в католической церкви? Когда история по поводу растления детей достигла своего пика весной 2010-го года New York Times наконец-то нашла документ, который долго в отчаянии разыскивали все крупные газеты: документ, который, якобы, указывает на связь между Папой и скандалами вокруг малолетних (09.04.2010). В начале 1980-х Рацингер подписал письмо, которое отсрочило увольнение одного калифорнийского священника, обвинявшегося в растлении. Для принятия решения, может ли обвиняемый Стефан Кисл оставаться на посту священника, он просил больше времени и указывал на то, нужно считаться с «благополучием всемирной церкви». Это письмо служит для Докинза, Робетсена и прочих доказательством, что Райингер был замешан в «систематическое растление малолетних», что делает возможным обвинение в преступлениях против человечности. Очевидное стремление выше обозначенных сконструировать обвинение против Папы и католической церкви заставляет «антипаповцев» предстать в абсурдном свете, что становится тем более явным, если принять во внимание то, что Докинз в своём бестселлере «Божественное безумие» не может удержаться от того, чтобы пред лицом истерии не задаться вопросом: «а не демонизировалась ли католическая церковь в связи с этой темой, в особенности в Ирландии и США, несправедливым образом». Эта кажущаяся «защита» церкви, конечно же, является чисто тактической: непосредственно после риторического вопроса Докинз утверждает, что «вызванный растлением долгосрочный психический вред признан менее существенным, чем вред вызываемый католическим воспитанием». Если нежелание ставить поведение отдельных католических священников в центр критики тут ещё служило тому, чтобы заклеймить католическое воспитание как ещё более опасное, на демонстрации против Папы Докинз воспользовался разгоревшейся истерией вокруг скандалов с растлением, дабы воззвать к альянсу: «He [т.е. Папа] is an enemy of children, whose bodies he has allowed to be raped and whose minds he has encouraged to be infected with guilt». (more…)

Герхард Шайт

[Интересный текст, поднимающий вопрос о революционном насилии, о разнице между «террорм» и «террорм», о Гегеле и Фихте, о RAF и государстве Израиль, о сказочном антиимпериализме и любителях и любительницах мира, научившихся любить иранскую атомную программу. Спорно, но правды в последней инстанции вам тут никто не обещал, да ведь? – liberadio]

Кто стесняется говорить о Зле в политике, т.к. это звучит как-то несерьёзно, тот говорит о терроризме. Это производит впечатление компетентности, но тем не менее служит той же цели: установить гармонию там, где её нет — гармонию сил Добра, объединившихся в борьбе против терроризма. Ради этой цели понятие служит общим местом для всякого насилия, которое исходит не от государства, но преследует политические цели. Какие это цели, об этом не говорится.
Так всё-таки можно обозначить, насколько рэкитирская (1) власть — непосредственное принуждение и личностная зависимость в форме политических банд — заступает на место государства. Но становится неясным то, что та монополия на насилие, утверждающая право, сама некогда произошла из власти рэкитиров и их терроризма. (2) Способность политического суждения, различающая между государствами, не забывая при этом, что все они — говоря вместе с Гоббсом — являются «чудовищами», должна также доказать свою способность и в случае с террористическими организациями — в зависимости от того, являются ли они преданными приверженцами разрушения во время кризиса накопления капитала или противостоят ему в какой-то определённый момент.

Феноменология террора

Кто говорит о терроризме, обычно ставит разрушение, соразмерное лежащим вне его целям, и «annihilation for the sake of annihilation, murder for the sake of murder» (E. L. Fackenheim) на одну ступень. Различия между якобинским террором и антисемитским погромом, убийством определённых политиков и вдохновлённым исламизмом массовым убийством понимаются как второстепенные.
Таким образом, понятие оказывается легитимным ребёнком теории тоталитаризма. В то время как эта теория уравнивает национал-социализм и сталинизм, её отпрыск очевидно не допускает различий между насилием как политическим средством и насилием как самоцелью. При помощи его сегодняшнее буржуазное общество скрывает своё террористическое происхождение в былых революциях, которые ещё называли ужас, распространяемый ими, по имени. La terreur начался со штурмом Бастилии: с отменой монополии на насилие и разделения армии и мирного населения посредством вооружения масс, из которых возникли разные террористические группы и благотворительные объединения, называвшиеся братствами, политическими клубами и sociétés populraires. Соперничество этих банд восторжествовало над разделением власти: «свобода» и «равенство», т.е. эмансипация индивидов из сословных рамок и примитивных сообществ, смогли стать предпосылкой «братства», т.е. непосредственного принуждения и насилия, которое они применяли как в своих собственных рядах, так и против друг друга. (Ибо жаргон «братства» не делает различий между необходимой помощью и политическим принуждением). Эта бурная гражданская война политических банд, однако, стала настоящей революцией государства, т.к из террора банд родилась не только новая монополия на насилие, но и этот суверен мог быть потенциально призван на помощь каждым как гарант свободы и равенства.
Это и было тем, что восхищало Гегеля в терроре: что он является предпосылкой буржуазного общества. Причём немецкий философ понимает результаты войны банд как негативную волю духа: «Только тогда, когда она что-то разрушает, эта негативная воля обретает чувство своего существования; оно, кажется, подразумевает достижение некоего позитивного состояния, например, всеобщего равенства или всеобщей религиозной жизни, но на самом деле оно не желает позитивной реальности этого, ибо оно тут же создаст некий порядок, некое отстранение как от учреждений, так и от индивидов; но из отстранения и объективного определения, из их уничтожения эта негативная свобода и черпает своё самосознание. Так, то, чего она, якобы, желает, само по себе лишь его абстрактное представление и воплощение, может быть только фурией разрушения». Фанатизм террора, таким образом, желает «абстрактного, никакого расчленения; там, где проявляются эти различия, она видит их в противоречии к своей неопределённости и упраздняет их. Поэтому народ во время революции снова разрушает учреждения, которые были созданы им самим, поскольку всякое учреждение противоречит абстрактному самосознанию равенства». Посему для Гегеля времена террора являются неизбежной стадией духа, в преодолении которой воплощается истинная идея — буржуазное право. Само преодоление кажется неизбежным, как таковое оно уже заложено в самом понятии: «Я не просто хочу, я хочу чего-то. Воля, желающая (…) только абстрактно-общего, не хочет ничего и поэтому не является волей». (more…)

Eine groteske politische Inszenierung, ein Massenauflauf fand anlässlich des Terroranschlags auf die Redaktion „Charlie Hebdo“ in der Hauptstadt Tschetscheniens, Grosny, statt. Der 19. Januar wurde in der russischen Teilrepublik zum Feiertag erklärt. Festlich gekleidete Menschen zogen betend und singend durch die Straßen zur größten Moschee Europas, zum „Herz Tschetscheniens“ wie sie auch genannt wird; sie skandierten „Allahu akbar!“ und „Mohammed! Isa!“ und hielten Plakate mit „Hände weg von unserem geliebten Prophet Mohammed“ u.Ä. hoch. An der Moschee angekommen, ließen sie Luftballons in den Himmel steigen. Grotesk mutet das nicht nur an, weil indirekt gegen das Gedenken an die ermordeten Redeaktionsmitglieder von „Charlie Hebdo“, gegen die Pressefreiheit und die Militanz der Aufklärung demonstriert wurde. Sondern, weil über eine Million Menschen auf die Straße zu bekommen – wie das tschetschenische Innenministerium am 19. Januar meldete (das waren anscheinend doch „nur“ noch ca. 800 000) – wohl etwas verschleiern musste und offenbarte stattdessen so Einiges.

(weiter lesen beim Grossen Thier)

В июне 2013-го года мы писали об убийстве солдата Ли Ригби джихадистами и позорной реакции европейского марксоложества на это и подобные ему события. «Не прошло и года» – это высказывание было бы горькой шуткой, да и не содержало бы даже части правды. Года как раз не проходило. Были теракты в Волгограде в декабре 2013-го, о которых российские левые не смогли сказать ничего вразумительного. Было похищение около двухсот нигерийских школьниц в апреле 2014-го джихадистами из Боко Харам. Ещё одним значимым событием были откровенно антисемитские выступления возмущённой арабской молодёжи по всей Европе в связи с обострившимся конфликтом между Израилем и «Хамас» летом 2014-го. Левая и либеральная «коренная» публика Европы предоставила этому даже не вторичному, проективному, а первичному, направленному на уничтожение конкретных евреев, антисемитизму слово: то, о чём приличные граждане стараются не говорить, высказали эти наши такие «другие» сограждане, они такие импульсивные, не всегда могут себя сдержать менталитет другой, к тому же называют вещи своими именами. «Виноват Израиль» – было главным тенором европейских СМИ, воодушевлённые массы борцов за человеческое право критиковать Израиль нападали на вполне конкретные синагоги и вполне конкретных европейских евреев. Кого из левых тронул этот антисемитский спектакль? Кому стало от этого жутко? А тем временем всё больше евреев из Великобритании, Франции, Голландии, Бельгии и ФРГ начали тем летом собирать пожитки и перебираться в Израиль. Под постоянным обстрелом, но и под постоянной защитой израильской армии им кажется, что жить спокойнее, чем под «присмотром» европейской полиции и демократов. Урок, преподанный им Европой и его рабочим движением в начале-середине 20-го века, они усвоили. Усвоили ли его левые? Простите, мы вынуждены поправиться – «левые»? К расизму постмодернистского антирасизма нам предстоит вернуться ещё не один раз… (more…)

[Мы представляем вам текст австрийского писателя и публициста Жана Амери, который был в своё время спасён красноармейцами из лагерей Аушвица, который долго потом отказывался говорить о своём опыте и вообще писать по-немецки. Когда он пишет: «Время ревизии и нового морального самониспровержения левых пришло», становится тошно — европейские левые до сих пор не перестали быть геополитическими циниками, выпестованными СССР, которым всегда было начхать и на судьбу переживших Шоа и на императив Адорно («… дабы Аушвиц никогда не повторился»). Одиночество государства Израиль в свете актуальных событий просто поражает — liberadio]

(1969)

Де Голль пал. Некоторым было тоскливо на душе, как гренадеру у Гейне; да и мне, мне тоже. Жаль только, что в Нью Йорке французскому послу в ООН Арману Берару не пришлов голову ничего лучше, чем выкрикивать в отчаянии (по Nouvel Observatuer от 5-го мая): «C`est l`or juif!» (фр.: «Это золото евреев!») И никаких опровержений. Право, лево, всё перемешалось. Это антисемитизм и, как когда-то говорилось у Стефана Герорге: «…он врывается в круг».

Классический феномен антисемитизма принимает актуальную форму. Старый ещё существует, вот это я называю сосуществованием. Что было, то и осталось и останется и дальше: кривоносый и кривоногий еврей, который от чего-то — да что я говорю? – от всего бежит. Таким его показывают афиши и памфлеты арабской пропаганды, в которой, якобы, принимают участие коричневые некогда разговаривавшие на немецком господа, осторожно скрывающиеся за арабскими именами. Но новые представления возникли стразу же после Шестидневной войны и медленно утвердили своё влияние: израильский угнетатель, горделивым шагом римских легионов топчущий мирную палестинскую землю. Анти-израэлизм, антисионизм в полном соответствии с извечным антисемитизмом. Гордо вышагивающий угнетатель-легионер и кривоногий беглец друг другу не мешают. Как, всё-таки, эти образы похожи!

Но, на самом деле, внове возникновение выдающего себя за анти-израэлизм антисемитизма среди левых. Когда-то он был социализмом дураков. Сегодня он готов стать сущностной частью социализма вообще, и так, всякий социалист добровольно делает себя дураком.

Об этом процессе можно с пользой почитать в вышедшей уже более года назад у Павера книге Гиве «La Gauche contre Israel».Но достаточно обратить внимание и на определённые знаки, например, на вышедший в журнале konkret репортаж «Третий фронт». «Является ли Израиль полицейским государством?» – заголовок одной и глав. Вопрос чисто риторический. Конечно, Израиль им является. И напалм, и взорванные дома мирных арабских крестьян, и арабские погромы на улицах Иерусалима. Всё ясно. Это как во Вьетнаме или как некогда в Алжире. Кривоногий беглец вполне естественно ведёт себя как сеющий страх Голиаф.

Речь идёт о левых, а не только о более или менее ортодоксальных коммунистический партиях на Западе или даже о политике государств социалистического лагеря. Для них анти-израэлизм, нахлобученный на традиционный антисемитизм славянских народов, просто служит стратегией и тактикой в определённой политической констелляции. Звёзды не лгут, Громулки знают, с чем могут считаться. C´est de bonne guerre! Не стоит тратить на это слова. (more…)

Фашизм, синдикализм и рабочее движение в Италии и Германии.
Ули Круг, 30.4.2014 в Jungle World

Итальянский фашизм был прямым, пусть и нелегитимным потомком синдикалистского рабочего движения. Синдикалистский культ борьбы, динамики, витальности и силы вылился у Бенито Муссолини в видение мобилизованного военного государства техники, труда и дисциплины. Национал-социализм, в свою очередь, узнаваемо исказил немецкую традицию социал-демократического этатизма тем, что он вознёс иррациональный потенциал, и так скрывающийся в попытке избавиться от кризиса посредством государственного вмешательства, до уровня государственной программы. Национал-социализм явил собой последовательную практику реформистской попытки разделить технику и продуктивность, с одной стороны, и спекуляцию и проценты, с другой. Он идентифицировал одно как расу, а второе — как анти-расу; можно сказать, что он дал капиталу имя и адрес. Т.к. национал-социализм высвободил безудержное безумие этатизма, он является с тех пор само собой разумеющимся масштабом для всякого популистского движения. Практически же это означает, что не может больше быть немецкой идеологии без антисемитизма. Лжив всякий спор, игнорирующий исторический факт борьбы с кризисом посредством массового уничтожения, возвращение человеческого жертвоприношения в виде экзорцизма задолженностей. После Гитлера «Blockupy» не может быть ничем иным, как замещающим удовлетворением нацистской потребности выступить с 99 процентами против одного процента — независимо от того, признаются ли себе отдельные участники и участницы в этом или нет: они не хотят этого знать, но они это делают.

Фашизм (more…)

О взаимоотношениях между Критической теорией и государством Израиль

Штефан Григат

Критическая теория является противоположностью левых убеждений. Если вспомнить, что в последние сорок лет считалось «левым» и, тем самым, претендовало на бытие частью всеобъемлющего освободительного движения, то тот факт, что труды критических теоретиков считались обязательными к прочтению, по крайней мере, в некоторых фракциях этой левой, объясняется лишь избирательным восприятием мыслей Адорно и Хоркхаймера. В то время как марксизм-ленинизм возвеличил государство до статуса гаранта освобождения и науськивал его преимущественно на «космополитов», анархисты мутировали в друзей «малых объединений», выдвигавшихся на бой против «сверх-структуры», а философы альтернативной жизни выбрасывали всё новые идеологии воздержания на рынок, Критическая теория упорно придерживалась своей цели: свободное общество на самом высоком уровне цивилизации и роскоши. В то время как различные фракции левых, включая тех, кто учился у Адорно и Хоркхаймера, объявили классовую борьбу достойным поклонения и над-историческим тайным оружием освобождения, Адорно говорил о бесклассовом обществе, о «псевдоморфозе классового общества в бесклассовое» (1942), к обретению классовым обществом себя посредством ложного упразднения классов. В то время как большинство исследователей фашизма, причём именно левые, игнорировали антисемитизм, преуменьшали его значение до техники управления или просто суммировали его в общем расизме, Критическая теория обосновала материалистическую теорию антисемитизма, т.е. критику антисемитизма как критику общества. В то время как постмодернисты и постструктуралисты унизили критику до жеста, до самого нонконформистского оправдания соучастию, когда можно кокетничать даже с Хайдеггером, чей нездоровый образ мыслей чуть было не стоил Адорно и другим жизни, Критическая теория посвятила себя разоблачению немецкой идеологии и продолжающейся жизни фашизма в демократии. И в то время, когда студенты в конце 60-х в государствах-наследниках национал-социализма, ненадолго испугавшись своих родителей, посчитали, что это хорошая идея – «служить народу» и учиться у палестинских фидаинов, вернувшиеся во Франкфурт довольно скоро почувствовали, куда ведёт этот немецкий подъём и сделали ставку на солидарность с предполагаемыми жертвами. Солидарность эта хотя и не привела к тому, чтобы охватить значение сионизма в полном объёме (см. Scheit 2004), но она подразумевала, как нечто само собой разумеющееся, солидарность с Израилем как с прибежищем всех, кому угрожает антисемитизм.

Макс Хоркхаймер ясно понимал, что антисионизм должен служить замещающим символом для антисемитизма, и видел в этом отношении множество совпадений между государственно-социалистической и национал-социалистической пропагандой. В 1969-м он писал в письме к Захарие Шустеру: «В Национальной газете, как и в газетах Восточного блока, слово ‘евреи’ замещается словом ‘сионисты’». (1949-1973) Как можно прочитать в записи 1970-го года, Хоркхаймер заметил, хотя это почти и не играло роли в публичном конфликте со студенческим движением, сближение немецких левых с тогда ещё довольно откровенно стремившимся к уничтожению национальным палестинским движением. (1949-1973) (more…)

Не стану сетовать от имени прогрессивного человечества, как оное было разочаровано новым опусом Libido Airbag “Testosterone Zone”, хрен-то с ними. Найдётся и другое УГ, более достойное того, чтобы о нём было упомянуто на liberadio.

Но вот это – просто находка недели! Митолл протиф! (Но мы все в курсе, что это, к сожалению, не так. Мда, мы так не устроили кровавую расправу над блецк-митоллом и “red & anarchist black metal” в частности, этим псевдо-вагнерианским регрессизмом. Блиа, пора браться за ум…)

[Навевает воспоминания о резолюциях ИКТ по Сирии к взмахивающему на эмблеме ИКТ молотом пролетариату, что он должен и чего нет. И, да, агенты и засланцы мирового сио-империализма наносят повторный удар! – liberaio]

Роберт Бёш

Вопрос, существует ли нечто вроде «левого антисемитизма» или эта связь является логически невозможной, не нов и до сих пор не получит убедительного ответа.

Не случайно он раз за разом вспыхивает от факта существования государства Израиль и его политики на Ближнем Востоке, ведь это государство, чьё основание неразрывно связано с вековыми преследованиями евреев и их уничтожением при национал-социализме, представляет собой довольно противоречивое явление: с одной стороны, это — буржуазное национальное государство (к тому же ещё и в почти перманентном состоянии войны) со всеми связанными с этим осложнениями, с другой стороны, это — прибежище для людей, которые с давних пор являются предпочитаемым объектом изживания аффектов и предрассудков, и как таковое, это — единственное государство, чья моральная легитимация непосредственно ясна.

Связанный с этой ситуацией категорический императив, который навязал людям Гитлер и который заключается в том, чтобы «они так обустроили своё мышление и свои действия, чтобы Освенцим не повторился, не произошло ничего подобного» (Т. В. Адорно, «Негативная диалектика») (1), делает неизбежным новую постановку вопроса об отношениях между антикапитализмом и антисемитизмом. Разумеется, различение на «право» и «лево» нам едва поможет, ибо всё больше становится заметно, что «лаво» и «прево» сегодня можно вполне перепутать, т.к. они сблизились друг с другом почти до неузнаваемости.

Чтобы понять, почему антисионизм как левый вариант антисемитизма обладает почти что патологической фиксацией на Израиле, которая не допускает нюансов между упрямо-инфантильным вопросом, почему же это нельзя не критиковать Израиль или «евреев», и идиотским утверждением, мол, Израиль — это просто фашистское государство, в последующем тексте будет предпринята попытка в форме тезисов обосновать, что в застревании большинства левых в идеологии марксизма-ленинизма (2) структурно заложен переход в антисемитизм. (more…)