Нигилизм: ложь на службе существующего

Уильям Гиллис

Говорить о нигилизме, а тем более пытаться его определить и критиковать, — это изнурительная задача, сродни разговору с озорным ребёнком, который выучил несколько пустых однословных ответов, заставляющих взрослого ходить кругами. И при этом есть риск серьёзного переутомления от постоянного закатывания глаз, необходимого для ведения подобной дискуссии. Большинство из нас понимает, что пытаться обсуждать или критиковать нигилизм — значит проиграть с самого начала. Точно так же, как кормить троллей — это игра, совершенно не имеющая отношения к искреннему сравнению и сотрудничеству в области идей. И всё же полное отстранение от этой темы невозможно.

Что нам делать, когда бывшие друзья или любовники начинают верить в такую бессмысленную чепуху, а потом как-то шокируются нашим отвращением? Не нужно далеко ходить, чтобы найти кипящее презрение к нигилизму в радикальных кругах, и всё же те, кто называют себя «нигилистами», выражают его лишь презрением или насмешками в мемах. Мы просто группируемся отдельно друг от друга. Индивидуально разумно отказываться втягиваться в это, но в конечном итоге это непрактично в целом. Время от времени кто-то должен надеть защитный костюм и убирать за троллями их дерьмо. И поэтому время от времени стоит повторять, какой чушью является нигилизм.

Я имею в виду основную идею нигилизма и то, как она используется на практике. Я не хочу тратить время на обсуждение точных контуров мягкой академической моды в континентальных кругах, или исторической сноски о давно умерших русских революционерах 19-го века и некоторых остатках поэзии, или обширного круга бывших анархистов, которые все вместе выгорели в конце 2000-х и пытались преподнести отчаяние как некую модную эстетику. Я имею в виду, что я буду говорить о них, у меня есть готовые эссе, отвечающие на их конкретные вопросы. Но всё это настолько скучно, такая тягомотина. И большая часть мнимых забот упомянутых групп не имеет никакого отношения к реальной проблеме нигилизма. Позволяя им устанавливать условия дискуссии, мы уклоняемся от реальной сути их основной провокации, и то, что в ней так пагубно, продолжает распространяться и гнить. Поэтому, прежде чем вникать в эти детали, я думаю, что стоит сначала рассмотреть — относительно беспристрастно и без полемики — то, что я и многие другие считаем столь неприемлемым в нигилизме. Что на самом деле вызывает эту ярость и недоверие. Конечно, быть откровенным и честным — не самый эффективный способ играть в игру, в которую играют большинство нигилистов, и, к сожалению, такой подход гораздо менее увлекателен, чем просто говорить всякую чушь, но я надеюсь, что вы всё равно продолжите читать дальше.

Continue reading

Исламо-гошизм. Рассказ о токсичных отношениях

Михаэль Фишер

В феврале 2021-го года министр высшего образования Франции Фредерик Видаль непреднамеренно вновь ввёл в публичный дискурс термин «исламо-гошизм», впервые предложенный Пьером-Андре Тагиеффом в 2002-м году. Тагиефф, известный прежде всего своими работами о французском правом экстремизме и расизме, использовал этот термин более двадцати лет назад для описания «сближения, если не сказать боевого союза, между радикальными левыми движениями и исламистскими движениями во имя палестинского дела, возведённого в ранг великой революционной цели». (1) Он имел в виду совместную мобилизацию во время Второй интифады, когда левые не обращали внимания на крики «Аллах Акбар» или призывы к уничтожению Израиля, поскольку придерживались гностического, глобализированного антисионизма, «который служит методом спасения и обещанием искупления — уничтожить Израиль, чтобы спасти человечество». (2)

Во время ток-шоу, в котором Видаль рассуждал о секуляризме, ведущий, Жан-Пьер Эль-Каббач, выразил подозрение, что во французских университетах материализуется альянс между Мао Цзэдуном и аятоллой Хомейни. «Вы абсолютно правы», — ответил министр. Видаль реалистично заклеймил политических левых как полезных идиотов джихадистов и пообещал начать расследование разрушительного влияния исламо-гошизма в университетах. Как и ожидалось, критики отвергли всё это как явную предвыборную тактику, направленную на привлечение крайне правых избирателей. «Они отрицают, что между левыми и исламистами существует что-либо, напоминающее этот альянс. Они говорят, что это иллюзия, культивируемая политической оппозицией» (3). Сэр Джон Дженкинс лаконично резюмировал реакцию левых на откровение очевидного. По мнению бывшего дипломата, левые и исламские движения разделяют общее мировоззрение, которое выходит далеко за рамки простой тактики, выражаясь в противостоянии современному либеральному и демократическому порядку и достигая кульминации в общей враждебности к Израилю и евреям. На практике этот альянс в настоящее время проявляется еженедельно в форме антисионистских массовых маршей в крупных западных городах, но ещё в 1978-м году Мишель Фуко в своих репортажах о надвигающейся исламской революции в Иране восторженно отзывался об Али Шариати, который во время учёбы во Франции стремился к сближению с христианскими левыми и немарксистскими социалистами, и чьё имя «выкрикивалось наряду с именем Хомейни [sic] на массовых демонстрациях в Тегеране». (4) Шариати, ведущего идеологического архитектора Исламской Республики, ошибочно считают объединителем Маркса и ислама, хотя на самом деле он недвусмысленно заявил: «Ислам и марксизм оказались совершенно несовместимыми во всех областях политики, экономики, этики и социальных проблем». (5) По мнению Шариати, марксизм, основанный на безбожном материализме, разделяет все недостатки Запада, откуда он и происходит. Другие, такие как Джудит Батлер, пошли ещё дальше и объявили ХАМАС и «Хезболлу» частью глобального левого движения из-за их антиимпериалистической направленности. Смелый тезис, который непреднамеренно обнажает современный характер левых и, по идее, должен побудить постмодернистского интеллектуала переосмыслить национал-социализм: по словам историка Дэвида Мотаделя, Берлин во время Второй мировой войны был «центром антиимперской революционной активности» (6), привлекая антиколониальных лидеров из Индии, Аравийского полуострова, Ирландии и Центральной Азии. Почти десять лет назад Петер Шефер и Таня Таббара, выступавшие за критический диалог с умеренными представителями политического ислама в брошюре для Фонда Розы Люксембург, безусловно, также были тяготеют к антиимпериализму. Они нашли партнёра по дискуссии в лице Карима Садека, который, с этой целью, сделал тунисских «Братьев-мусульман» приемлемыми для них. Они оправдывали свой самоотверженный подход, утверждая, что «умеренные исламисты и левые действительно разделяют общие ценности, особенно в вопросах социальной справедливости, на основе которых возможен критический диалог» (7).

Continue reading

Фред Хэллидей: Левые и джихад

6 апр. 2011 г.

Приближающаяся пятая годовщина терактов 11-го сентября в США подчёркивает проблему, которая сегодня широко распространена в мире, но которой уделяется слишком мало исторически обоснованного и критического анализа: взаимоотношения между воинствующими исламскими группировками и левыми.

Очевидно, что эти теракты, как и другие, произошедшие до и после них, на США и их союзников по всему миру, принесли ответственным исламистским группам значительную симпатию далеко за пределами мусульманского мира, в том числе и среди тех, кто с самых разных идеологических позиций яростно выступает против основных проявлений их силы. Однако поразительно, что за столь часто инстинктивной реакцией наблюдаются признаки гораздо более развитого и политически выраженного согласия во многих частях мира между исламизмом как политической силой и многими левыми группами.

Последние, судя по всему, рассматривают некую комбинацию «Аль-Каиды», «Братьев-мусульман», «Хезболлы», ХАМАС и (не в последнюю очередь) президента Ирана Махмуда Ахмадинежада как пример новой формы международного антиимпериализма, соответствующей – и даже дополняющей – их собственный исторический проект. Это мнимое объединённое движение может восприниматься подобными левыми группами и интеллектуальными течениями как нечто, стеснённое «ложным сознанием», но это не умаляет их стремления «объективно» поддерживать или хотя бы потакать им.

Тенденция очевидна. Так, венесуэльский лидер Уго Чавес летит в Тегеран, чтобы обняться с президентом Ирана. Мэр Лондона Кен Ливингстон и активный член британского парламента от партии «Респект» Джордж Гэллоуэй приветствуют визит в город египетского священнослужителя (и номинального лидера «Братьев-мусульман») Юсуфа аль-Кардави. Многие представители левых фракций (и не только), выступавшие против надвигающейся войны в Ираке, не стеснялись в своих союзах с радикальными мусульманскими организациями, которые с тех пор переросли из тактического сотрудничества в нечто гораздо более продуманное. Интересно наблюдать, например, в публикациях левых групп и комментаторов, как переписывается история и как язык политических аргументов подстраивается под (так сказать) это новое соглашение.

Последнее проявление этой тенденции проявилось во время ливанской войны в июле-августе 2006-го года. Боевик из страны Басков, которого я видел, размахивал жёлтым флагом «Хезболлы» во главе марша протеста, – лишь малая часть гораздо более масштабного явления. Лондонские демонстранты, протестующие против войны, видели множество транспарантов с лозунгами «Теперь мы все – “Хезболла”», а освещение движения в левой прессе отличалось некритичным тоном.

Continue reading

Защитный механизм рационализации: теоретические основы «Queers for Palestine»


Мориц Пиечевски-Фраймут



Сезон Дней Кристофер-стрит (CSD) в Германии вновь стал настоящим испытанием для евреев и тех, кто солидарен с Израилем. Еврейское государство — единственное безопасное место для ЛГБТК+ на Ближнем Востоке, а Тель-Авив — «квир-метрополис». Согласно Арабскому барометру (2019), лишь пять процентов палестинцев поддерживают социальную терпимость к гомосексуальности, что является самым низким показателем в арабском мире. Тем более парадоксально, что движение «Квиры за Палестину» смогло уверенно появиться на парадах Прайда этого года почти во всех крупных немецких городах, в то время как сторонники Израиля остались лишь уязвимыми маргинальными участниками. Какие психологические искажения характеризуют квир-феминистскую «солидарность с Палестиной»?

Для Франкфуртского исследовательского центра глобального ислама (FFGI) под руководством Сюзанны Шрётер я написал статью, анализирующую тезисы интеллектуальных представителей квирной «палестинской солидарности». Однако, поскольку Университет имени Гёте больше не терпит неудобных экспертов по исламу, FFGI будет распущен в начале октября. С закрытием центра исчезает последнее прибежище, где ещё был возможен критический анализ таких актуальных явлений, как «исламо-гошизм», с научной точки зрения.

Прозрения процветают в дебатах. Но как дебаты могут быть успешными, когда фракция захватывает гегемонию в университетах, всё больше делая инакомыслие невозможным? Поэтому особенно важно внимательнее присмотреться к пионерам гендерной и квир-теории. В случае союза квир-теории с исламизмом они оказывают решающую помощь в преодолении когнитивного диссонанса и в значительной степени формируют просвещённый антисемитизм постмодернистской академии.

Continue reading

Как «Иерусалимская декларация» (JDA) тривиализирует антисемитизм


Инго Эльбе, Свен Эльмерс


Критики определения антисемитизма в IHRA любят утверждать, что конкурирующая Иерусалимская декларация более чёткая и последовательная. Однако всё обстоит с точностью до наоборот.

Определения, разработанные учёными, редко становятся предметом широкой общественной дискуссии. Иначе обстоит дело с рабочим определением Международного альянса памяти Холокоста (IHRA), принятым в 2016-м году и одобренным многими государствами, и Иерусалимской декларацией об антисемитизме (JDA), опубликованной в качестве конкурента в 2021-м году. По крайней мере, с момента подготовки двух принятых в конце 2024-го и начале 2025-го года предложений Бундестага о защите еврейской жизни и борьбе с антисемитизмом в немецких школах и университетах соответственно, эти два определения стали постоянной темой для обсуждения в тематических статьях, блогах, теле- и радиопередачах и на партийных конференциях.


Мнимые недостатки IHRA
Поразительно, как медийная и политическая логика отодвигает на второй план научные стандарты. Некоторые комментарии даже производят впечатление написанных без какого-либо знания текста. Утверждение лидера Левой партии Германии Яна ван Акена может служить в качестве pars pro toto. После того как на недавней конференции Левой партии в Кемнице его партия узким большинством голосов проголосовала за JDA, он заявил: «Проблема с определением IHRA заключается, помимо прочего, в том, что оно делает практически невозможной критическую дискуссию с государством Израиль и, соответственно, с его правительством». Это утверждение, которое повторяется уже много лет, не имеет под собой никаких оснований, поскольку IHRA утверждает обратное: «Проявления антисемитизма могут быть направлены и против государства Израиль […]. Однако критика Израиля, сопоставимая с критикой других стран, не может считаться антисемитской».
Утверждение ван Акена не становится более верным, если обратиться к одиннадцати примерам, которые призваны проиллюстрировать рабочее определение. Первые шесть примеров касаются, прежде всего, классического антисемитизма («всемирный еврейский заговор», отрицание Холокоста и т.д.), в то время как остальные пять примеров — это антисемитизм, действительно связанный с Израилем: отрицание права Израиля на существование, сравнение политики Израиля с национал-социализмом, использование двойных стандартов, перенос классических антисемитских топосов (легенда о ритуальных убийствах и т.д.) на Израиль и «коллективное обвинение евреев в действиях государства Израиль». Эти примеры хорошо подобраны и не ограничивают легитимную критику израильской политики.

Continue reading

Определение IHRA, институциональный антисемитизм и Витгенштейн

После выхода отчёта EHRC (Equality and Human Rights Commission)об антисемитизме в Лейбористской партии Великобритании в адрес определения антисемитизма, данного IHRA, было высказано множество претензий. Две основные претензии критиков заключаются в том, что, во-первых, определение не говорит нам точно и конкретно, какие люди, язык, действия и практика являются антисемитскими; и, во-вторых, что оно подавляет свободу слова. Философ Иви Гэррард объясняет, почему первое из этих возражений верно, но не имеет отношения к делу, а второе — не верно вообще.

Об определении

Дать определение антисемитизму нелегко. Его изменчивая природа гарантирует, что трудно найти определение, достаточно сложное, чтобы соответствовать его долгой и кровавой истории. Поэтому совершенно верно, что определение IHRA не даёт нам философски удовлетворительного отчёта об антисемитизме. Философская охота за необходимыми и достаточными условиями для того, чтобы объект или явление подпадали под определяемый термин, – дело, как правило, очень долгое. Кроме того, довольно часто она оказывается неудачной. (Термин «знание», столь центральный в практике философии, является, пожалуй, самым ярким и, конечно, весьма спорным примером).

Ещё в прошлом веке философ Людвиг Витгенштейн серьёзно возражал против такого подхода к определениям. Он указал, что для некоторых понятий просто не существует необходимых и достаточных условий для их использования — то есть нет существенных признаков, наличие которых гарантирует, что понятие применимо, а отсутствие — что нет. В качестве примера он привёл идею игры — термин, который все носители английского языка могут использовать правильно и без усилий. Но нет никаких необходимых и достаточных условий для его правильного использования: идея игры охватывает очень широкий спектр деятельности, но нет общей сущности, которой обладают все игры. И так происходит со многими нашими понятиями. Нет такой черты, которой обладали бы все случаи антисемитизма и которой не обладало бы ничего, что не является антисемитизмом. Но есть много черт, которыми обладают многие случаи антисемитизма, и много других черт, которыми обладают другие случаи, и между ними есть много пересечений. Мы можем привести несколько центральных случаев и использовать их для освещения более периферийных. (1) Для некоторых понятий это лучшее, что мы можем сделать с помощью определения. Вот как определение IHRA трактует антисемитизм.

Continue reading

Как антисемитизм проник в университеты, выдаёт себя за «исследования» и какое влияние он оказывает

Манускрипт Генриетты Хаас

Антисемитизм не пропагандируется открыто за пределами ультраправых кругов, а вместо этого прикрывается приемлемыми ярлыками «постколониализма», «антисионизма» и постмодернистской «теории». Замаскированный под мнимую «науку» (1), он утвердился в университетах по всему миру и подпитывает легитимизирующую ложь и пропаганду террористических принцев и автократов. Как он смог проникнуть так глубоко?

Фаустианский договор Мишеля Фуко как культового автора и вдохновителя

То, что почти никто не знает (даже историки): стратегическим умом, стоявшим за этими махинациями, был знаменитый философ и учёный психолог Мишель Фуко (1926-1984); сегодня это самый цитируемый автор в области культурологии.

Мало кто подозревал его в этом, поскольку долгое время он считался филосемитом. Увлечение культурологов его творчеством связано с его ранними требованиями прав для бесправных, низовой инициативой по освобождению мысли от строгой логики и призывом жить человеческой природой более свободно, вместо того чтобы позволять себе быть нормированными, контролируемыми и управляемыми институтами личностями. Многие видят в его принципах призыв к более демократичному участию, большему равенству и большей естественности. Для них его истории и его метод — это облегчение: никто не превосходил бы других в силу своего разума, один аргумент был бы столь же весомым, как и другой. Когда книги Фуко и его «дискурс-анализ» используются для продажи и защиты антисемитизма под прикрытием якобы научно обоснованного «постколониализма», можно подумать, что важный учёный был использован не по назначению.

Но реальность сложнее: некоторые тексты проливают свет на тёмную, более тревожную сторону Мишеля Фуко как человека, заключившего фаустовский договор. Он реализовал своё стремление к неограниченной власти в качестве демагога, начиная с 1976-го года, с помощью доктрины под названием «биополитика» и метода, разработанного в 1966-69 годах, так называемого «дискурс-анализа».

Continue reading

От политики к жизни: избавляя анархию от левацких жерновов


От политики к жизни: избавляя анархию от левацких жерновов


[Никогда не был особенным поклонником т.н. «повстанцев», как вы, возможно, знаете. Но всегда ценил их критику и самокритику. Их практика, однако, это — нечто невероятно печальное, хотя сами они называют её «весёлым путём восстания» или типа того. Тем не менее,
эта тема с некоторых пор меня сильно интересует. Давеча (лет уже пять или шесть назад) у меня практически под окнами была попытка сквотрирования. Домов у нас действительно в городе много пустует, но с 90-х годов есть негласный договор: старые сквоты власть терпит, поскольку они придают городу своеобразного творческого, неформального флёра, т.е. играют свою роль в гентрификации. О новых вы можете просто забыть. Ну так вот, после того, как захватчики в очередной раз получили пизды от полиции — о негласном договоре знают все, кроме левых студентов, специально приезжающих в город с левым флёром – они решили покарать город. Все разговоры о том, что они на стороне квартала и общества в целом, решили просто невозбранно вернуть пустующий дом людям всё пустой звук. Они напали на местный филиал сберкассы вечером следующего дня, когда в нём находились люди, условно – «мирное население». Не подумайте, я не лью слёзы о банковских окнах. Насрать, совершенно. Тем более, что и их той же ночью заменила специальная служба.
Мораль же басни такова: прикрываясь фантазиями о «дружественных соседях» и «интересах общества» анархисты бросаются лезут на стенку и у них снова есть свои мученики, есть повод заняться «антиреспрессивной работой», т.е. собиранием денег на адвокатов. В общем: все заняты на целый последующий цикл, пока студенты не уезжают в следующий большой город с левым флёром, ведомые либо своей политикантской, либо академической карьерой, либо — самым банальным выгоранием. В город приезжают другие, отчаянно борющиеся за своё место в тусовке и ничего не слышавшие о негласном договоре…
Вот я и дожил до возраста, когда я перестал говорить с молодёжью на одном языке. Можно спокойно читать дилогию о раннем христианстве Латыниной, кажется, она именно о нашей теме. – liberadio]


Волфи Ландштрайхер



С тех пор как анархизм впервые был определён как отдельное радикальное движение, он ассоциировался с левыми, но эта ассоциация всегда была непростой. Левые, занимавшие властные позиции (в том числе и те, кто называл себя анархистами, как, например, лидеры CNT и FAI в Испании в 1936-37-х годах), находили анархистскую цель полного преобразования жизни и вытекающий из неё принцип, что цели уже должны существовать в средствах борьбы, помехой для своих политических программ. Настоящее восстание всегда прорывается далеко за пределы любой политической программы, и наиболее последовательные анархисты видели осуществление своей мечты именно в этом неведомом запредельном месте. И все же раз за разом, когда огонь восстания остывал (а иногда, как в Испании в 1936-37-х годах, когда он ещё ярко горел), ведущие анархисты вновь занимали своё место «совести левых». Но если экспансивность анархистских мечтаний и вытекающих из них принципов была помехой для политических схем левых, то эти схемы были гораздо большим жерновом на шее анархистского движения, отягощая его «реализмом», который не умеет мечтать.

Для левых социальная борьба против эксплуатации и угнетения — это, по сути, политическая программа, которая должна быть реализована любыми целесообразными средствами. Такая концепция, очевидно, требует политической методологии борьбы, а такая методология неизбежно противоречит некоторым базовым анархистским принципам. Прежде всего, политика как отдельная категория социального бытия — это отделение решений, определяющих нашу жизнь, от исполнения этих решений. Это разделение происходит в институтах, которые принимают и навязывают эти решения. Неважно, насколько демократичны или консенсусны эти институты; разделение и институционализация, присущие политике, всегда являются навязыванием просто потому, что требуют принятия решений до того, как возникнут обстоятельства, к которым они применяются. Это заставляет их принимать форму общих правил, которые всегда должны применяться в определённых ситуациях, независимо от конкретных обстоятельств. Здесь заложены семена идеологического мышления — когда идеи управляют деятельностью индивидов, а не служат им в разработке их собственных проектов, — но об этом я расскажу позже. Не менее важным с анархистской точки зрения является тот факт, что власть находится в этих институтах, принимающих решения и обеспечивающих их исполнение. И левая концепция социальной борьбы как раз и заключается в том, чтобы повлиять на эти институты, захватить их или создать альтернативные версии. Другими словами, это борьба за изменение, а не за разрушение институционализированных властных отношений.

Continue reading

Международное право против выживания?


Рихард Ц. Шнайдер


Иначе и быть не могло. Как только Израиль начал атаковать Иран, многие немецкие СМИ немедленно отреагировали на это обвинением: нарушение международного права! Были взяты интервью у экспертов, которые на лучшем юридическом языке объяснили, почему израильтяне не имеют права делать то, что они делают.

Разрушение Израиля как часть иранской государственной доктрины

Очень редко высказывался юрист, который, возможно, объяснил бы всё это чуть более дифференцированно, по крайней мере, с несколькими вопросительными знаками, и, возможно, даже считал бы, что Израиль не обязательно нарушил международное право. Почему? Потому что Исламская Республика Иран десятилетиями проповедует уничтожение «сионистского образования», как называют Израиль на языке аятолл. Потому что уничтожение Израиля — важнейшая основа их религиозной идеологии. Потому что Иран десятилетиями создавал своих прокси, чтобы они образовали кольцо вокруг Израиля в Ливане, Сирии, Ираке, Йемене, Газе и на Западном берегу, нападая на еврейское государство и способствуя его уничтожению.

Всё это происходило на протяжении десятилетий. И нападения этих сторонников происходили десятилетиями. Как бы они ни назывались — «Хезболла», ХАМАС, «Исламский джихад», «иракское шиитское сопротивление» или хуситы. Поэтому нападение Израиля на Иран можно рассматривать и как реакцию, как защиту, поскольку Израиль в эти дни пытается отрубить голову гидре. Более того, Иран уже давно работает над своей ядерной программой, официально в «гражданских целях», но на самом деле для того, чтобы иметь бомбу или, по крайней мере, быть в состоянии произвести её в любое время. Секретные службы западного мира знают об этом уже давно, как и МАГАТЭ, которое всего несколько недель назад забило тревогу из-за того, что Тегеран не выполняет свои обязательства по соглашению ДНЯО.

Израиль обороняется


Было и остаётся открытым секретом, чего хочет добиться режим в Тегеране. Как только Иран станет ядерной державой, уже не важно, будет ли когда-нибудь сброшена ядерная бомба на Тель-Авив или нет. Достаточно будет, если Тегеран раскроет ядерный зонтик над своими союзниками. Тогда с Израилем будет покончено, его вооружённые силы будут неспособны действовать.
Так действительно ли Израиль в эти дни ведёт агрессивную войну в нарушение международного права? По крайней мере, это можно обсудить.

Continue reading

Вина невиновных


Маркус Лиске

Попытка правых релятивизировать катастрофу Шоа, ссылаясь на преступления сталинизма, служит защите немецкой национальной гордости. С другой стороны, постколониальная релятивизация Шоа путём включения её в колониальные преступления служит для оправдания истребительного антисемитизма ХАМАС.

Будь то политические мотивы или просто стремление к журналистской оригинальности — круглые годовщины исторических событий часто воспринимаются как приглашение переписать историю. Особенно это касается 8-го мая и связанного с ним освобождения мира от немецкого национал-социализма, которому сегодня исполняется 80 лет.

А чего там только нельзя пересмотреть! Например, роль России, поскольку эта страна достаточно громко приравнивается к бывшему победоносному Советскому Союзу, как это любят делать «Союз Сары Вагенкнехт» и другие мнимые борцы за мир. Но и сам национал-социализм, хотя в «Альтернативе для Германии» ещё не пришли к единому мнению, был ли он не таким уж злом, как принято утверждать (Бьорн Хёке), или даже большим злом, чем считается, потому что он был каким-то левым (Алиса Вайдель).

И, конечно, Шоа как основа германо-израильских отношений также срочно нуждается в ревизии, а лучше в двух — со стороны левых и правых антисемитов. Для примера: первые сегодня любят нападать на еврейских сокурсников в университетах, вторые — на мемориалы концлагерей и их персонал.


Когда 27-го января Мемориал лагеря Равенсбрюк открыл большой год памяти чтением, посвящённым освобождению концентрационного лагеря Освенцим 80 лет назад, нападений, к счастью, не последовало. Напротив, мероприятие убедительно продемонстрировало, что 55 процентов немцев хотели бы подвести черту под нацистским прошлым, согласно опросу, проведённому институтом Policy Matters. Зал, в котором сотрудники и друзья мемориала, а также школьники из Нойбранденбурга, расположенного в 50 километрах, читали тексты выживших, выглядел приятно заполненным благодаря многочисленным чтецам. Однако гостей, пришедших только послушать, можно было пересчитать по пальцам двух рук.

Continue reading