liberadio

О совершенно неразумном изгнании трансцендентности

Лео Эльзер

«Мысль, умерщвляющую желание, своего родителя, постигнет
месть глупости». (Т. В. Адорно, Minima Moralia)

Пока папа Римский пребывал с государственным визитом в Великобритании, эта неизбежно слащавая массовая постановка сопровождалась странным ворчанием в немецких газетах. Это, якобы, особенно непростой визит – заявляли все они в унисон, но в чём заключается эта особенная сложность, объяснять читателям и читательницам не стали. Выглядело это так, будто все ожидали громкого скандала, но в конце концов победу одержала фотография с едущим среди ликующих масс папамобилем, да и официальные источники подчеркнули, что визит Папы был полным успехом. Теракта не произошло, как и прочих ожидаемых со страхом и тайным предвкушением скандалов.

Enemy of the Children

Разумеется, почти пятнадцать тысяч противников Папы – куда больше, чем ожидали организаторы – были темой, о которой можно было рассказать в новостях и в Германии; пятнадцать тысяч, которые, как обычно при такой массовой организации, присоединились к центральной демонстрации против Папы по самым разнообразным причинам: спектр присутствующих простирался от типичных мелких буржуа, жаловавшихся на высокие бюджетные затраты на подобные официозные встречи, «презервативных» активистов и активисток (1) до организованных атеисток и атеистов и, разумеется, до желающих казаться радикальными левых. На сайте кампании «Protest the Pope» посетительниц и посетителей встречают фотографией с демонстрации, на котором тут же в глаза бросается самый большой транспарант с изображением скелета в горящей сутане, с перевёрнутым крестом на митре, епископским посохом в правой руке с огромной золочёной свастикой, в его левой руке три шнура, к которым привязаны дети. Папа в виде антихриста, нациста и растлитель малолетних – такому монстру его противники намеревались отказать в «почести» государственного визита. Когда читаешь FAQ н а указанном сайте, становится понятно, что центральным пунктом, вокруг которого группируется протест «антипаповцев», является «state visit». Помимо государственного фетиша противников Папы тут находит своё выражение надежда на такой же успех кампании, как и у британских антисионистов, которые из-за войны в Газе грозили Ципи Ливни арестом при въезде в Великобританию и заставили её изменить планы визита. Известные как предводители так называемых «новых атеистов» писатели Ричард Докинз и Кристофер Хитченс, собирались арестовать при помощи британской полиции и Папу Рацингера и засудить его за преступления против человечности. В отличие от Ливни Папу пригласила королева, т.е. это был государственный визит и визитёр находился, таким образом, в стране под защитой иммунитета. Альянс «Protest the Pope» объявил в своём заявлении Ватикан «искусственным государством», а британский адвокат Джефри Робертсон, собиравшийся по заданию Докинза и Хитченса предать Папу суду, поставил именно этот пункт в центр своей аргументации в своём «обвинительном заявлении» в газете The Guardian. (2) Но какой проступок совершил Папа, чтобы сажать его на ту скамью подсудимых, что и осуждённых в Нюрнберге нацистов и чилийского диктатора Пиночета? Покрывал ли он намеренно растление детей в католической церкви? Когда история по поводу растления детей достигла своего пика весной 2010-го года New York Times наконец-то нашла документ, который долго в отчаянии разыскивали все крупные газеты: документ, который, якобы, указывает на связь между Папой и скандалами вокруг малолетних (09.04.2010). В начале 1980-х Рацингер подписал письмо, которое отсрочило увольнение одного калифорнийского священника, обвинявшегося в растлении. Для принятия решения, может ли обвиняемый Стефан Кисл оставаться на посту священника, он просил больше времени и указывал на то, нужно считаться с «благополучием всемирной церкви». Это письмо служит для Докинза, Робетсена и прочих доказательством, что Райингер был замешан в «систематическое растление малолетних», что делает возможным обвинение в преступлениях против человечности. Очевидное стремление выше обозначенных сконструировать обвинение против Папы и католической церкви заставляет «антипаповцев» предстать в абсурдном свете, что становится тем более явным, если принять во внимание то, что Докинз в своём бестселлере «Божественное безумие» не может удержаться от того, чтобы пред лицом истерии не задаться вопросом: «а не демонизировалась ли католическая церковь в связи с этой темой, в особенности в Ирландии и США, несправедливым образом». Эта кажущаяся «защита» церкви, конечно же, является чисто тактической: непосредственно после риторического вопроса Докинз утверждает, что «вызванный растлением долгосрочный психический вред признан менее существенным, чем вред вызываемый католическим воспитанием». Если нежелание ставить поведение отдельных католических священников в центр критики тут ещё служило тому, чтобы заклеймить католическое воспитание как ещё более опасное, на демонстрации против Папы Докинз воспользовался разгоревшейся истерией вокруг скандалов с растлением, дабы воззвать к альянсу: «He [т.е. Папа] is an enemy of children, whose bodies he has allowed to be raped and whose minds he has encouraged to be infected with guilt». (more…)

Об упразднении преподавания религии в школах и теологии.

Феликс Ридель

С тех пор как отчаянное желание людей иметь защищающие и справедливо карающие родительские фигуры породило богов, всякий желающий освободиться от этой регрессии наказывался смертью. Т.к. верующие и сами едва верили в фантастические рассказы о сотворении мира и чудесах, они ненавидели неверующих и карали их ещё на этом свете при помощи яда, публичных сожжений и плети. На том свете грозят адские мучения, в которых особенно радостно купается ислам, христианство и буддизм отстают лишь ненамного.

Сегодня детей на занятия по религии гонит не страх перед смертью или муками ада, а, скорее, страх перед ассоциирующейся с одиночеством индивидуальности. Жестокими считаются теперь неверующие родители, на время урока религии вырывающие ребёнка из коллектива класса. Современные христиане больше не защищают на полном серьёзе седобородого “отца небесного”, но всего лишь смутное чувство, что “что-то такое есть”. Такие ощущения, которые можно толковать как воспоминания о симбиозе матери и ребёнка, сочетаются с утверждением, что верующие более способны на чувства, чем атеисты.

Чтобы и сегодня продолжать защищать христианскую иллюзию от таких оскорбительных наук как астрономия, биология и психология, христианство совершает категориальную ошибку: оно просто идентифицирует неразрешённые загадки с богом. Вот только: ужасающий изначальный взрыв не писал Библии, равно как и чёрные дыры не разговаривают с людьми. Самой главной загадкой природы для человека является смерть. Согласно популярному объяснению религиоведения, религия утешает человека о неизбежном. А посему она необходима и к ней следует относиться с уважением. Но Эпикур, довольно осторожно объявивший богов хотя и не нереальными, но бездейственными и незначительными, своим опровержением существования души лишил смерть присущего ей ужаса куда более эффективно, чем любое явно инфантильное представление о рае: “Пока мы есть, её нет; а когда она приходит, мы исчезаем”. (more…)

Ганс-Юрген Краль

[Ученик Адорно Краль (1943-1970), один из предводителей так называемой Внепарламентской оппозиции в ФРГ о достоинствах и границах философии своего учителя. В будущем, возможно, кое-что ещё из него. – liberadio]

Интеллектуальная биография Адорно вплоть до самых эстетических абстракций отмечена опытом фашизма. Способ рефлексии этого опыта, считывающего с произведений искусства неразрывную связь критики и страдания, определяет непримиримость стремления к отрицанию и одновременно указывает ему на его ограниченность. В рефлексии порождённого экономическими “природными катастрофами” капиталистического способа производства фашистского насилия “изувеченная жизнь” осознаёт, что она не может выпутаться из идеологических противоречий буржуазной индивидуальности, необратимый распад которой она наблюдает. Фашистский террор делает возможным не только понимание герметического принудительного характера высокоразвитых классовых обществ, он наносит раны субъективности теоретика и упрочняет классовые препятствия на пути его способности познания. Понимание этого Адорно высказывает в введении к “Minima Moralia”: “Насилие, изгнавшее меня, не позволило мне понять его полностью. Я ещё не признался себе в той вине, в водоворот которой попадает тот, кто пред лицом того невыразимого, которое было совершено коллективно, вообще ещё говорит об индивидуальном”.

Кажется, что Адорно посредством острой критики идеологического бытия буржуазного индивида неизбежно пойман в ловушку его руин. Значит, Адорно так никогда и не покинул одиночества эмиграции. Монадологическая судьба индивида, обречённого производственными законами абстрактного труда на одиночество, отражается в его интеллектуальной субъективности. Поэтому Адорно не смог пред лицом страданий “проклятьем заклеймённых” седлать из своей частной страсти организованную позицию теории ради освобождения угнетаемых. (more…)

Йорг Финкенбергер

1
Можно знать многое, но всё же не достаточно много об эпохе, если быть знакомым с философами, царствующими в ней. И наоборот, есть, по крайней мере, шанс, что из критики определяющих эпоху философов можно развить критику, которая будет верна для всей эпохи и сделает возможными перемены.

В наше время, помимо позитивизма, главенствует ещё одно учение, которое стыдливо обозначается постструктурализмом; развившееся из предшествующего ему учения структурализма, от которого оно в конце 1960-х отчасти отошло, и которое отчасти ведётся им дальше. Суффикс «пост-», как кажется, употребляется всегда, когда нужно обозначить опосредованную в разрыве последовательность, когда нельзя точно определить в чём заключается разрыв, а в чём — последовательность.

Школа критики идеологии, как мне кажется, до сих пор предоставила только фрагментарную критику, которая бы соответствовала своей цели; может быть, из презрения к философии, не имея для этого презрения причин. Тем временем, постструктурализм распространяет своё влияние как эксплицитная университетская философия, что ему чрезвычайно хорошо удаётся; как будто он был некогда создан именно для того рода удобных академических вводных курсов, имеющих своей целью представить себя учащимся как метод, которым нужно овладеть, а не как загадку, которую необходимо разрешить.

Возможно, даже имя вводит в заблуждение; некоторые пользуются словом «постмодернизм», которое означает не больше. Постструктурализмом называют течение, которое, исходя из структурализма, однажды было вынуждено расширить границы этого течения посредством восприятия ряда других учений; и которое доказало этим свою способность, в своём роде, переварить другие течения. Эта способность делает его, в определённом смысле, химерическим; в его программу входит не ограничиваться никакими программами; его метод — это нечто, что может показаться систематическим произволом; системой, по собственному утверждению, он не обладает. Критика должна рассмотреть его происхождение: в том методологическом повороте, предпринятом различными философскими школами в начале 20-го столетия, совершить который они были вынуждены не без определённых причин. (more…)

Einige Anmerkungen zu „Postmoderne-Veganismus-Anarchismus“ von Bernd-Udo Rinas. In der April-Ausgabe der GaiDao erschienen.

Nordsächsischer Bund der Satano-Kommunist*innen / Leipzig

David Alfaro Siqueiros, Our present image, 1947

Dieser Beitrag ist keine direkte Antwort auf die Vortragsankündigung von Bernd-Udo Rinas, die in der 6. Sonderausgabe der GaiDao „Zeit für Plan A“ abgedruckt wurde. Es macht nicht viel Sinn auf eine Ankündigung zu antworten. Sagen wir mal, dieser Beitrag wurde dadurch „inspiriert“. So weit wir wissen, fand der Vortrag „Postmoderne-Veganismus-Anarchismus“ und die Diskussion um seine Thesen in Witten während der Kampagne der AFRR nicht statt, dennoch ist es möglich sich mit ihnen auseinander zu setzen: so weit wir beurteilen können, lassen sich die Thesen, etwas ausführlicher dargestellt, im Buch „Anarchismus in der Postmoderne“ (2005) finden. Der Autor wünschte sich eine „anarchistische“ Auseinandersetzung mit dem Begriff Postmoderne und mit der veganen Lebensweise. Diese sollte unserer Meinung nach tatsächlich stattfinden, die hoffentlich weiter führen wird als die, die 2009 in der Graswurzelrevolution unter dem Titel „Anti-Speziezismus? Schmeckt mir nicht!“ stattfand. (1) Denn zum Einen bringt der Autor die drei oben genannten Begriffe (2) zusammen auf eine Weise, und stellt dazu Thesen auf, die uns höchst umstritten scheinen. Zum Anderen scheint es uns sehr besorgniserregend, dass solche Beiträge in der Gai Dao unkommentiert oder unwidersprochen erscheinen und sich die postmoderne Konfusion in der anarchistischen Szene breitmacht. (3)

Wir vernahmen allerdings kritische Stimmen, die mit den von Rinas aufgestellten Thesen nicht zufrieden waren. Den meisten ging es jedoch um die Verknüpfung von Anarchismus und Veganismus, die von Rinas als unabdingbar dargestellt wird: „Mensch muss Veganer_in geworden sein, um wirklich anarchistisch zu sein!“ (4) Die Behauptung scheint uns sogar berechtigt, diskutabel wäre sie auf jeden Fall. Problematischer finden wir einerseits die postmoderne (postmodernistische?) Fundierung des Veganismus und andererseits seine wiederum postmodern fundierte Verbindung mit edm Anarchismus. Doch – der Reihe nach.

  (more…)

О взаимоотношениях между Критической теорией и государством Израиль

Штефан Григат

Критическая теория является противоположностью левых убеждений. Если вспомнить, что в последние сорок лет считалось «левым» и, тем самым, претендовало на бытие частью всеобъемлющего освободительного движения, то тот факт, что труды критических теоретиков считались обязательными к прочтению, по крайней мере, в некоторых фракциях этой левой, объясняется лишь избирательным восприятием мыслей Адорно и Хоркхаймера. В то время как марксизм-ленинизм возвеличил государство до статуса гаранта освобождения и науськивал его преимущественно на «космополитов», анархисты мутировали в друзей «малых объединений», выдвигавшихся на бой против «сверх-структуры», а философы альтернативной жизни выбрасывали всё новые идеологии воздержания на рынок, Критическая теория упорно придерживалась своей цели: свободное общество на самом высоком уровне цивилизации и роскоши. В то время как различные фракции левых, включая тех, кто учился у Адорно и Хоркхаймера, объявили классовую борьбу достойным поклонения и над-историческим тайным оружием освобождения, Адорно говорил о бесклассовом обществе, о «псевдоморфозе классового общества в бесклассовое» (1942), к обретению классовым обществом себя посредством ложного упразднения классов. В то время как большинство исследователей фашизма, причём именно левые, игнорировали антисемитизм, преуменьшали его значение до техники управления или просто суммировали его в общем расизме, Критическая теория обосновала материалистическую теорию антисемитизма, т.е. критику антисемитизма как критику общества. В то время как постмодернисты и постструктуралисты унизили критику до жеста, до самого нонконформистского оправдания соучастию, когда можно кокетничать даже с Хайдеггером, чей нездоровый образ мыслей чуть было не стоил Адорно и другим жизни, Критическая теория посвятила себя разоблачению немецкой идеологии и продолжающейся жизни фашизма в демократии. И в то время, когда студенты в конце 60-х в государствах-наследниках национал-социализма, ненадолго испугавшись своих родителей, посчитали, что это хорошая идея – «служить народу» и учиться у палестинских фидаинов, вернувшиеся во Франкфурт довольно скоро почувствовали, куда ведёт этот немецкий подъём и сделали ставку на солидарность с предполагаемыми жертвами. Солидарность эта хотя и не привела к тому, чтобы охватить значение сионизма в полном объёме (см. Scheit 2004), но она подразумевала, как нечто само собой разумеющееся, солидарность с Израилем как с прибежищем всех, кому угрожает антисемитизм.

Макс Хоркхаймер ясно понимал, что антисионизм должен служить замещающим символом для антисемитизма, и видел в этом отношении множество совпадений между государственно-социалистической и национал-социалистической пропагандой. В 1969-м он писал в письме к Захарие Шустеру: «В Национальной газете, как и в газетах Восточного блока, слово ‘евреи’ замещается словом ‘сионисты’». (1949-1973) Как можно прочитать в записи 1970-го года, Хоркхаймер заметил, хотя это почти и не играло роли в публичном конфликте со студенческим движением, сближение немецких левых с тогда ещё довольно откровенно стремившимся к уничтожению национальным палестинским движением. (1949-1973) (more…)

Le bourgeois revenant

Абсурдным образом устаревшая форма хозяйствования стабилизировалась в фашистских режимах первой половины 20-го столетия и ужас, который необходим, для её поддержания, многократно увеличился, хотя её бессмысленность открылась взгляду. Одновременно с управленческими полномочиями ещё раз утвердились и удушливый порядок частной сферы, партикуляризм интересов, давно устаревшая форма семьи, право собственности и его отражение в характере. Но с нечистой совестью, с довольно беспомощным осознанием неправды. Всё, что некогда было в буржуазности хорошего и пристойного, независимость, упорство, предусмотрительность, осторожность, развращено до самых своих глубин. Ибо в то время как буржуазная форма существования отчаянно консервируется, экономические её предпосылки исчезли. Приватное полностью превратилось в привативное, чем оно в тайне всегда и было, а к упрямому настаиванию на собственных интересах примешивается ярость от того, что их всё-таки больше уже нельзя соблюсти, что всё могло бы быть иначе и лучше. Буржуа потеряли свою наивность а стали из-за этого злыми и упрямыми. Заботливая рука, всё ещё ухаживающая и заботящаяся о саде, как если бы он уже давно не стал «земельным участком», но в страхе отгоняющая незнакомых и незваных гостей, уже является той же рукой, которая отказывает беженцам в убежище. Как подвергающиеся объективной опасности власть придержащие и их свита полностью обечеловечелись субъективно. Так, класс приходит в себя и делает разрушительный ход мира своим собственным. Буржуа продолжают жить как грозящие бедой призраки.

Оговорка о сохранении права собственности

Чертой нашей эпохи является то, что больше никто, без всяких исключений, не может в том, более или менее, понятном смысле, как он существовал раньше в оценке определённых условий на рынке, распоряжаться своей жизнью. В принципе, все, даже самые влиятельные люди, являются объектами. Даже профессия генерала больше не предоставляет достаточной защиты. Никакие договорённости в фашистскую эру больше не могут защитить от бомбардировок штабов, а командиры, предпочитающие традиционную осторожность, вешаются Гитлером или обезглавливаются Чан Кайши. Из этого непосредственно следует, что каждый, кто пытается выжить — а сама дальнейшая жизнь обладает чем-то абсурдным, как сны, в которых мы участвуем в конце света, а после его конца вылезаем из подвала, – должен жить так, чтобы в любой момент быть в состоянии, уничтожить свою жизнь. Это возникло как блеклая правда из энтузиастического учения Заратустры о свободной смерти. Свобода сжалась в чистую негативность, и то, что во времена Югендстиля называлось «умереть в красоте», сошло к желанию сократить бесконечную унизительность бытия, как и бесконечную мучительность гибели в мире, в котором уже давно можно опасаться худшего, чем смерть. – Объективный конец человечности служит лишь другим выражением того же самого. Он означает, что индивид как индивид, который представляет человеческий род, лишился автономии, посредством которой он мог бы сделать этот род реальностью.

Из «Minima moralia». Перевод с немецкого.

Йоахим Брун

Бытие не определяет сознание — по крайней мере, не материалистически. Ибо материализм пишется не материей как первопричиной, которой сознание служило бы зеркалом, а загнанным в негативную тотальность капиталистических отношений человеческим родом. Материализм не является теорией социальной среды, детерминизмом; он вообще не делает производных. Он критически описывает. Он занимается, как говорил Маркс, «критикой посредством описания», т.е. объективной саморефлексией вывернутого наизнанку общества в горизонте его ультимативного кризиса как его окончательной правды. Так, материализм является не философией происхождения, а самосознанием негативной диалектики, не Великим Методом, который применяется интеллектуалами к объекту, а критикой, взрывающей овеществлённую имманентность объекта. Материализм не является, тем более в его категорической позиции как коммунизм, органом какого-либо интереса, агентом класса, комиссаром какой-либо программы: поэтому он не годится ни на роль «науки как профессии», ни на роль её последствия – «политики как профессии», т.к. он не может уложить в систему и озолотить в виде теории анти-разумное капиталистического общества. Материализм — это антагонист подобных практик рационализации, этого, как говорит Адорно, «пораженчества разума». Ибо марксизм до-критичен, одна из опций буржуазного Просвещения. Марксизм, к тому же, анти-критичен, стратегия радикально-буржуазной, якобинской интеллектуальности. Там, где материализм марксовой критики политической экономии говорит об идеологии, там интеллектуал постоянно слышит интерпретацию, мнение, манипуляцию: затем, чтобы занять позицию профессионального посредничества между так называемыми «фактическими суждениями» и так называемыми «ценностными суждениям». (more…)

Штефан Григат в Jungle World Nr. 19, 9-го мая 2013

В одном они схожи: все европейские право-экстремистские и право-авторитарные партии поддерживают настроения, при которых убийственные движения вроде против цыган в Венгрии и против беженцев в Греции становятся чем-то нормальным в сотрясаемом кризисом Евросоюзе. Но разница есть: открыто антисемитская и расистская партия Jobbik представляет традиционный антисемитизм и расизм. Она не хочет, да и не должна стараться выйти из тени национал-социализма, либо из тени венгерского прото-фашизма авторитарно правившего вплоть до 1944-го года «разрушителя империи» Миклоша Хорти.

Пример NPD (Национал-демократической партии Германии), продвигающей в ФРГ похожую политику, однако, показывает, что в Западной Европе на национальном уровне таким образом достичь успехов нельзя. Так что, сравнительно успешные право-радикальные партии, такие как FPÖ (Свободная Партия Австрии), Front National при Марин ле Пене и бельгийская Vlaams Belang пытаются частично модернизироваться — но не в том смысле, что они просто замещают антисемитизм травлей против живущих в Европе мусульман. (more…)