Томас фон дер Остен-Закен (23.3.23)
Двадцать лет назад в Ирак вступили первые части ведомых США и Великобританией Международных коалиционных сил, чтобы, как было официально заявлено, уничтожить оружие массового поражения Саддама и ослабить аль-Каиду. Оружие это так и не было найдено, а аль-Каида вследствие интервенции, скорее, даже среднесрочно укрепила свои позиции. Третьей целью было вызвать в Ираке смену режима.
Что касается первых двух целей, то дать им сегодня оценку представляется довольно простым делом: Даже если бы Саддам, останься он у власти и возобнови он свою программу по производству оружия массового поражения, если бы у него была такая возможность, война эта была бы полным фиаско. Остаётся лишь третья цель, которая не стояла на самом верху в списке приоритетов внешней политики США, но привёдшая к довольно необычному по тем временам союзу между американскими неоконсерваторами и горстью левых вроде Пола Бермана или Кристофера Хитченса. Все они приветствовали свержение одного из самых жестоких из всех диктаторов современности и надеялись на демократизацию Ирака.
Если бы сейчас был 2005- год, а не 2023-й, т.е. вторая, а не двадцатая годовщина начала войны, то можно было бы со спокойной совестью заявить, что трансформация Ирака после свержения Саддама прошла, в целом, по плану. Даже если остались коррупция, непотизм и нищета, а соседние страны, прежде всего Иран, обладали огромным влиянием, то институты и конституция показали себя на удивление стабильными. Ни одна из партий больше не ставили демократическую систему страны под сомнение, Иракский Курдистан был признан федеральным округом и, по крайней мере, в сравнении с почти всеми странами-соседями в Ираке существовала довольно обширная свобода прессы и мнения. Армия подчинялась парламентскому контролю и больше не угрожала другим государствам, в то время как избираемые правительства приходили и уходили.
В сегодняшнем Ираке больше не является редкостью, что молодые женщины сидят в кафе и курят кальян. Жизнь при диктатуре Саддама они знают только по рассказам, в 2003-м году они были ещё детьми. Для них то, что было горькой реальностью для их родителей, должно казаться невозможным: ежедневный террор иракских спецслужб и постоянный страх, который в 1989-м году заставил Канана Макия назвать своё исследование о баасизме «Republic of fear». Хотя они наверняка знают о сотнях тысяч убитых, которых режим закапывал в братских могилах и которые на сегодня были эксгумированы лишь отчасти. Наверняка они слышали и о газовых атаках на курдские города, но всё это едва ли играет какую-то роль для нового поколения. Короче, многое из того, но что надеялись в 2003-м году, сегодня достигнуто.
Но можно было бы наполнить целые библиотеки исследованиями о том, что пошло не так после 2003-го года: как могло дойти до вооружения восстания в «суннитском треугольнике», как чуть не дошло до гражданской войны между шиитскими группами и суннитами и как потом из одного объединения старых баасистов и аль-Каиды могло возникнуть «Исламское государство» (ИГ) и совершать свои неописуемые преступления во имя Аллаха.
Под впечатлением от происходившего после 2003-го года легко забывается то ликование, царившее поначалу в большей части Ирака, пока войска коалиции всё более приближались в Багдаду, почти не встречая сопротивления на своём пути. Тогда один член центрального комитета Иракской коммунистической партии сказал в интервью газете jungle world: «Мы все были счастливы, что Саддам Хусейн, против которого мы так долго боролись, был наконец-то свергнут и нам представился шанс для нового начала». ИКП до этого, в отличие от большинства других оппозиционных партий, отвергала войну. После свержения Саддама повсюду в иракском Курдистане висели портреты Джорджа В. Буша и Тони Блэра.
Как известно, эта радость продлилась недолго. Уже тогда неоконсерваторы вроде Майкла Рубина, бывшего сотрудника американского МИДа, критиковали грубые ошибки, совершённые коалицией, но не были услышаны. Американские неоконсерваторы с самого начала требовали больше наземных войск. Особенно роковым оказалось то, что турецкое правительство отозвало своё предложение предоставить войскам США свободный проход в Северный Ирак. Так, именно те суннитские регионы Ирака, в которых Баасистская партия пользовалась наибольшей поддержкой, а именно крупный город Мосул, фактически не были оккупированы и довольно рано превратились в территории для отступления для так называемого «сопротивления». Не случайно Мосул позже оказался в руках ИГ, ведь город считался в Ираке центром баасистсов и исламистов, чьи идеологические разногласия никогда не были особенно большими.
Если свержение Саддама было чем-то вроде стартового сигнала для инициативы «The Greater Middle East», при помощи которой во всём регионе должны были организовываться перемены в сторону демократизации, то США ограничились стабилизацией Ирака и пытались заручится для этого поддержкой соседних государств. В оных же, прежде всего в Иране и Сирии с одной стороны, и в Саудовской Аравии и Турции с другой, правительства опасались, что трансформация Ирака может удаться и опасались за свою собственную власть. Они предприняли затем всё возможное, чтобы поддержать террор и нестабильность в Ираке. С тех пор стало известно, что большая часть нападений на войска коалиции с 2003-го по 2011-й годы были предприняты управляемыми из Ирака подразделениями и террористическими группами, которые при поддержке сирийского режима могли практически беспрепятственно въезжать в страну через почти неконтролируемые пустынные регионы.
Страны-соседи мотивировались в своих действиях, среди прочего, ещё и отсутствием единства в Европе относительно вторжения. Германия и Франция объединились с Россией в «Ось мира» против Международной коалиции, а их противостояние войне продолжилось и после падения Саддама. То, что оружие массового поражения, которое считалось одной из причин вторжения, так и не было найдено, играло им на руку. Соответственно, можно было упрекать США в том, что они действовали вслепую и придумали повод для войны. В «старушке Европе», как презрительно называл «ось мира» тогдашний министр обороны Дональд Рамсфельд, существовало единство касательно того, что война в Ираке была колоссальной ошибкой.
И более того: в США тоже, где подавляющее большинство населения в 2003-м году поддерживало войну, под воздействием картин убитых гражданских и американских солдат настроения вскоре изменились. Среди прочего и поэтому тоже республиканцы проиграли выборы в 2008-м. Президент Барак Обама публично заявил, что вторжение в Ирак, в отличие от вторжения в Афганистан, было ошибкой, и пообещал как можно быстрее вывести войска из Ирака. Но за год до этого командующим войсками коалиции стал генерал Дэвид Петрэус, который слишком поздно перешёл к курсу, которому следовало следовать с самого начала: при помощи так называемой surge, новой стратегии борьбы с повстанцами, ему удалось нейтрализовать аль-Каиду в суннитских областях при помощи местных союзников. Когда в 2011-м году в арабском мире разгорелись массовые протесты и от Марокко до Сирии люди требовали того, что, по крайней мере, номинально уже существовало в Ираке, собственно, демократии, т.е. конца диктатуры и тирании, страна уже была там, где она находится сегодня: уже почти что не было терактов, поддерживаемые Ираном шиитские партии проиграли выборы в 2010-м году и ситуация в Ираке стабилизировалась. Вместо того, чтобы воспользоваться моментом и поддержать стабильность в Ираке, правительство Обамы вместе с иранским режимом поддержало тогдашнего союзника Ирана Нури аль-Малики от исламской партии Дава, который, не смотря на поражение на выборах, стал премьером. В обмен на поддержку США получили обещание, что смогут без помех вывести свои войска. И действительно, во время этой операции не погиб ни один солдат. Ирак таким образом был отдан под контроль Ирана. За этим последовали восстания и террор аль-Каиды, и войска США вернулись в 2014-м — как часть коалиции по борьбе с «Исламским государством».
В 2016-м году я часто виделся с одним сирийским другом. Ещё 2003-м он из глубокого убеждения ходил на антивоенные демонстрации в Дамаске. Как оппозиционеру при режиме Ассада ему пришлось в 2013-м бежать в иракский Курдистан. Через много лет и пред лицом своей опустошённой страны он изменил своё мнение. Он считает, что после свержения Саддама ситуация в Ираке была намного лучше, чем позднее в Сирии, где, как известно, дела до интервенции Запада не дошло.