liberadio

«Каждый, кто начинает вращаться в радикальных кругах, дивится разнице между их дискурсом и их практикой, между их амбициями и их изоляцией. Кажется, что они обречены на постоянное саботирование самих себя. Довольно скоро человек понимает, что они заняты не созданием истинно революционной силы, а соревнованием за самодостаточную радикальность — которую можно одинаково применить в сфере прямого действия, феминизма или экологии. Мелкий террор, царящий там и заставляющий становиться всех такими твердыми, это не террор большевистской партии. Это, скорее, террор моды, этот террор, которым никто персонально не занимается, но которому подвергаются все. Все в этих кругах опасаются больше не быть радикальными, точно так же, как в других кругах опасаются, больше не быть клёвым или модным. Маленькая ошибка и человек теряет своё доброе имя. Люди избегают всерьёз заниматься какими-либо вопросами, они предпочитают довольствоваться поверхностным потреблением теорий, демонстраций и отношений. Безжалостная конкуренция между группами, как и внутри самих этих этих групп, ответственна за их постоянные расколы. Всегда находится свежее мясо, используемое для замещения выбывающих усталых, использованных, испытывающих отвращение, выжатых. Впоследствии тех, кто покинул эти круги, охватывает чувство недоумения: как можно было подвергнуть себя такому невероятному давлению, и это ради столь загадочных целей? Примерно то же чувство охватывает всякого переработавшего экс-менеджера, который вспоминает свою прошлую жизнь, ставши пекарем. Изоляция этих кругов имеет структурные причины. Между собой и миром они поставили радикальность как критерий; вместо феноменов они воспринимают лишь их размах. В определённой степени саморазложения люди состязаются друг с другом даже в радикальности критики самих этих кругов; что ни в коем случает не пошатнёт их структуру. «Нам кажется, что это делающая нас бессильными изоляция, которая на самом деле отнимает у человека свободу и предотвращает инициативу», писал Малатеста. Только логично, что некая часть анархистов называет себя «нигилистами». Нигилизм есть неспособность верить в то, во что они всё-таки верят — в революцию. Кстати, нет никаких нигилистов, есть только бессильные.

Т.к. радикал воспринимает себя как производителя радикальных действий и дискурсов, он создал для себя чисто количественное представление о революции — как чего-то вроде перепроизводства актов индивидуального восстания. «Давайте не терять из виду то, что революция является лишь следствием всех этих частичных восстаний», писал ещё Эмиль Анри. Но существует история, опровергающая этот тезис: будь то Французская, Русская или Тунисская революция, она всегда является результатом столкновения определённого действия — штурма тюрьмы, военного поражения, самоубийства уличного торговца — и общей ситуации, а не арифметической суммы отдельных актов бунта. Временами это абсурдное определение революции приносит свой вред: люди выдыхаются в ничего не меняющем активизме, отдаются смертоубийственному культу перформанса, в котором важно только одно — в любое время, здесь и сейчас актуализировать свою радикальную идентичность: на демонстрациях, в любви и в языке. Это занимает некоторое время — время выгорания, депрессии или репрессии. И ничего не изменилось.

Скопление поступков потому ещё не даёт никакой стратегии, что нет абсолютного поступка. Поступок революционен не посредством своего собственного содержания, а посредством вытекающих из него последствий. Ситуация определяет смысл действия, а не намерения действующих. Сунь-цзы писал: «Победу выбивают у ситуации». Всякая ситуация сложна, она пронизана основными течениями, напряжением и открытыми или скрытыми конфликтами. Согласиться с уже ведущейся войной и действовать стратегически, предполагает, что мы исходим из раскрытия ситуации, понимаем в её внутреннем устройстве, понимаем, какое соотношение сил её формирует и какие полярности на неё влияют. Действие становится революционным или нереволюционным благодаря направлению, которое она принимает, когда она сталкивается с миром. Бросить камень — не просто «бросить камень». Это может привести к затвердеванию ситуации или стать началом интифады. Представление, что можно «радикализовать» борьбу, принеся в неё весь мусор якобы радикальных практик и дискурсов, придаёт политике что-то внеземное. Движение живёт лишь в последовательности перемен, вызываемых им по ходу времени. Следовательно, всегда существует различие между его состоянием и его потенциалом. Если оно больше ничего не изменяет и не реализует свой потенциал, оно умирает. Решающее действие — это то, которое опережает состояние движения и открывает для него в разрыве со статусом кво доступ к его собственному потенциалу. Этим действием может быть захват или разрушение чего-либо, нападение или просто высказывание правды; это решается состоянием движения. Революционно то, что действительно порождает революцию. Даже если это можно установить лишь задним числом, определённая чуткость, что касается ситуации, вкупе с познаниями в истории, может быть очень полезна, чтобы развить необходимое для этого чувство».

«К нашим друзьям», Невидимый комитет