liberadio

Об упразднении преподавания религии в школах и теологии.

Феликс Ридель

С тех пор как отчаянное желание людей иметь защищающие и справедливо карающие родительские фигуры породило богов, всякий желающий освободиться от этой регрессии наказывался смертью. Т.к. верующие и сами едва верили в фантастические рассказы о сотворении мира и чудесах, они ненавидели неверующих и карали их ещё на этом свете при помощи яда, публичных сожжений и плети. На том свете грозят адские мучения, в которых особенно радостно купается ислам, христианство и буддизм отстают лишь ненамного.

Сегодня детей на занятия по религии гонит не страх перед смертью или муками ада, а, скорее, страх перед ассоциирующейся с одиночеством индивидуальности. Жестокими считаются теперь неверующие родители, на время урока религии вырывающие ребёнка из коллектива класса. Современные христиане больше не защищают на полном серьёзе седобородого “отца небесного”, но всего лишь смутное чувство, что “что-то такое есть”. Такие ощущения, которые можно толковать как воспоминания о симбиозе матери и ребёнка, сочетаются с утверждением, что верующие более способны на чувства, чем атеисты.

Чтобы и сегодня продолжать защищать христианскую иллюзию от таких оскорбительных наук как астрономия, биология и психология, христианство совершает категориальную ошибку: оно просто идентифицирует неразрешённые загадки с богом. Вот только: ужасающий изначальный взрыв не писал Библии, равно как и чёрные дыры не разговаривают с людьми. Самой главной загадкой природы для человека является смерть. Согласно популярному объяснению религиоведения, религия утешает человека о неизбежном. А посему она необходима и к ней следует относиться с уважением. Но Эпикур, довольно осторожно объявивший богов хотя и не нереальными, но бездейственными и незначительными, своим опровержением существования души лишил смерть присущего ей ужаса куда более эффективно, чем любое явно инфантильное представление о рае: “Пока мы есть, её нет; а когда она приходит, мы исчезаем”. (more…)

Кристиан Кнооп и Томас фон Остен-Закен

«Один мой друг был ранен при атаке (американской армии на
Фаллуджу — прим. автора). Его отвезли в больницу.
Когда он открыл глаза, он увидел прекрасную женщину.
Он улыбался и благодарил Бога за то, что он, наконец-то,
стал мучеником и получил в благодарность за это девственницу.
Но затем он понял, что всё ещё жив, и заплакал».
История одного тунезисйского бойца из «Монотеизм
и джихад» Заркави в Фаллудже. (1)

«Каждая иракская мать должна научить своего
ребёнка стрелять, сражаться и героически умирать».
– Государственная иракская газета Аль-Джумхуррия, 1991

После того как картины исламистской бойни в Беслане разнеслись по миру, интендант арабского спутникового телевидения Аль Джазира писал, что хотя и не все мусульмане являются террористами, но зато все террористы — мусульманами. Парафразируя это высказывание можно сказать, что далеко не все мужчины исламского мира склонны к джихадистскому мученичеству, но этот массовый феномен проявляется и становится всё более насильственным лишь в исламском мире.
Голландский режиссёр Тео ван Гог тоже стал жертвой исламистского террора, т.к. он решился публично критиковать ислам. «Человек был жестоким образом убит из-за своего мнения. Для Нидерландов это внове. В исламских странах — это нормально», писала после этого из своего укрытия Айаан Хирси (2), со-автор фильма «Submission», показ которого стоил ван Гогу жизни. (3)
Ибо этот фильм (4) однозначно оскорбляет часто упоминаемую арабскую / исламскую гордость, которая в наших краях цитируется как мотив действий каждый раз, когда в израильских школьных автобусах или на иракских рыночных площадях взрываются самоубийцы.  По поводу фотографий истязаемых женским персоналом армии США пленников-мужчин в Абу Граибе,  Süddeutsche Zeitung, к примеру, заявила, что фотографии являются «позором, который может быть смыт лишь кровью». (5)
«Преступление» ван Гога, которое должно было быть искуплено кровью, заключалось в постыдном поведении, он представил частное публике тем, что он затронул темы того насилия, которое является широко распространённой чертой исламского отношения между полами и обращается против женщин в форме «убийств чести», увечий гениталий, принудительных браков, исключения из общественной жизни. Только это повседневное насилие, в отличие от актов мученичества у террористов-смертников или резни «неверных» и  их «союзников», не предназначено для демонстрации или медиального использования, а происходит в скрытой сфере семьи.
Строгое разделение на общественное и частное в исламском мире ни в коем случае не сравнимо с известной на Западе концепцией частного, которая возникла в взаимосвязанности работы и свободного времени как организационном принципе капиталистического способа производства.
Т.к. соответствующие отношения не развились в исламском мире, или лишь в рудиментарной форме, строгое разделение на общественное и частное в исламе определяется по половому признаку: «На мужское пространство религии и политики, а также на женское пространство сексуальности и семьи». (6)
В обоих пространствах мусульманский мужчина видит себя вынужденным постоянно сохранять и отстаивать своё достоинство. Вовне, в общественном пространстве — против несметного количества, в основном, воображаемых, врагов, в частном — против демонов женской (а лучше: не-мужской) сексуальности и инстинктивности. (more…)

Левые любят похваляться тем, что, де, их левизна суть особое состояние ума, особый стиль жизни, вполне определённое и своеобразное, особенное состояние души (да простят меня упёртые материалисты в их рядах). То, что правые – это тоже состояние души, в этом никто и не сомневался, случай для применения фрейдистской терминологии в целях описания картины заболевания как это делали Теодор Адорно и Эрих Фромм, к примеру. Большинство взрослых людей, думаю, разделяют взгляд на экстремальную “правизну” как на нечто патологическое и отвратительное. В случае, если они этого не делают, левые обвиняют их прямо таки в той же самой патологии. (А можно ли обвинять в заболевании?) Что и не безосновательно в большинстве случаев. Но эта схема левой интервенции знакома и так всем, кто занимался этим вопросом всерьёз.

Что мы предлагаем – это подвергнуть самих левых такому же обследованию. Ибо их уверенность в своей собственной нормальности, граничащая иногда с некритичностью, в сочетании с некоторыми в высшей степени странными симптомами, которые прекрасно описаны в статье Ильи Тарасова “Оппозиционный дурдом” на сайте воронежских анархистов. Автор называет раздражителями, которые заставляют раскрыться на публике революционный психоз некоторых товарищей, скопление народа, и особенно кодовые слова, такие как имена видных государственных деятелей и названия организаций, входящих в государственный аппарат подавления, ну и универсальные формулы типа “власть”, “авторитет” и “капитал”. При этом больные впадают в возбуждение, которое и толкает их на революционные подвиги, зачастую промахивающиеся мимо цели, как “освобождение” белых мышек из лабораторий. Не стоит, однако, забывать, что психиатрия вовсе не обязательно выражает стремления к некоему универсальному эталону психического здоровья, но и охотно принимает участие в охоте общества на ведьм, которые ему не приглянулись на данном историческом этапе. Тем не менее, мы уверены, что критично взглянуть на левых есть обязанность самих же левых. Мы будем пользоваться при этом терминологией психо-сексуального развития, развитой батюшкой психоанализа Зигмундом Фрейдом. В конце концов, связь между неврозом и выбором политических пристрастий, как уже было указано выше, видна как на ладони, да и выбор различных политических движений в обществе, в одном и том же классе заставляет предполагать не просто зависимость сознания от отношения к средствам производства.

Рассмотрим же некоторые формы выбора левых политических движений, которые не всегда можно объяснить рационально, более подробно. Так в целом описывает их немецкий исследователь Самуэль Штреле в еженедельнике Jungle World.

Анальные левые (more…)