Archives

by olladij

Герберт Рид: Парадокс анархизма (1941)

Высочайшая степень совершенства общества обнаруживается в единстве порядка и анархии. Прудон

Было модно, в особенности среди ортодоксальных марксистов, с презрением относиться к любой политической теории, которая не оправдывает себя в действии, и это ударение на действии часто приводило к смешению средств и целей — средства слишком часто затмевали цели и подменяли их. Диктатура пролетариата, например, возникшая изначально как средство для достижения бесклассового общества, стабилизировалась в России как суверенитет нового класса.

Анархизм не путает средства и цели, теорию и практику. Как теория он полагается лишь на разум, и если концепция общества, которой он достигает таким образом, кажется утопической и даже химерической, это неважно, т.к. то, что достигнуто при помощи разума, не может быть принесено в жертву целесообразности. Наша практическая активность может быть постепенным приближением к идеалу, или это может быть внезапным революционным воплощением этого идеала, но это никогда не может быть компромиссом. Прудона часто обвиняли в том, что он, являясь анархистом в теории, был лишь реформистом на практике: он, на самом деле, всегда был анархистом, который отказывался согласиться с опасностью диктатуры. Он не стал бы играть в политические игры, т.к. знал, что фундаментальной реальностью является экономика. И сегодня кажется убедительным, что перемена в управлении финансовыми кредитами или новая система собственности на землю может привести нас ближе к анархизму, чем политическая революция, которая бы просто передала власть государства в руки новых амбициозных гангстеров.

Анархизм буквально означает общество без arkhos, иначе говоря — без властителя. Это не означает общества без закона, а следовательно, это не означает общества без закона. Анархист соглашается с общественным договором, но он трактует его особенным образом, который кажется ему наиболее оправданным с точки зрения разума. Continue reading →

by olladij

Ни марксистки, ни анархистки

«Женский вопрос» и социализм в 19-м столетии

Антье Шруп

application_form

Отношение женского движения к социал-революционным дебатам рабочего движения или «левых» в целом (в которых по сей день отчётливо преобладают мужчины) сложно и отмечено многочисленными переломами. Это касается и самого исторического развития, т.к. феминистки и социалисты периодически выступали с отчасти сходным, отчасти раздельных, отчасти противоположных позиций. Но ещё больше это касается исторического анализа: в трудах по истории социализма женское движение практически не играет никакой роли, в исторических феминистских исследованиях то же касается рабочего движения — конечно, за некоторыми исключениями. (1)

Введённые политологией различия между социалистическими течениями, к примеру, категории «марксизм» и «анархизм», не годятся для того, чтобы описать и исследовать отношения между феминизмом и социализмом. Собственно, эти различия проходят по иным конфликтным линиям. Весьма спорна — и в контексте этой книги особенно интересна — например, общая линия традиции, в которую обычно страиваются Прудон и Бакунин под общим термином «анархизм». Ибо если принять различия между полами за политически существенную категорию, противоречия едва ли могли бы быть большими: Прудон был известным анти-феминистом, в то время как Бакунин был одним из основателей организаций, решительно выступавших за равенство как раз в отношениях между мужчинами и женщинами. Прудон и Бакунин, но более того, их соратники представляют в этом вопросе две современных друг другу крайних позиции, в то время как Маркс и его приверженцы занимали по этому вопросу серединную позицию.

Такие противоречия не дают смягчить себя указанием на то, что «женский вопрос» был всего лишь маргинальной темой. Это не соответствует ни объективной важности вопроса, т.к. отношения между полами играли центральную роль в распространении промышленного капитализма и, соответственно, были одним из значительных вопросов, о которых велись споры в рабочем движении 19-го века. Но это также не касается и субъективного восприятия тогдашних протагонистов: если посмотреть на участвующие личности, то между «бакунистами» и «прудонистами» обнаруживается глубокая неприязнь. Конкретно говоря: Бакунини и его соратники в своё время имели куда меньше проблем с марксистами, чем с прудонистами. С исторической точки зрения, не было никаких связующих линий, но зато существовала открытая вражда между прудонистскими «мутюэлистами» и «коллективистами» (и «коллективистками»), как в общем называли приверженцев Бакунина.

Утверждаемая позже идейная близость, которая вылилась в общее обозначение «анархизм», является всего лишь исторической проекцией в прошлое. Своё начало она берёт в анализе Петра Кропоткина (1913) и некритично воспроизводится до сих пор. (2)

Кропоткин в начале 20-го столетия пытался позиционировать анархизм как «научную» теорию и заявил претензию на Прудона для этой традиции. При этом он руководствовался не столько историческим интересом, сколько желанием улучшить «имидж» анархизма, который в то время из-за бомбометательства и покушений имел образ, скорее, бессмысленного терроризма, чем достойной обсуждения политической теории. Во время Кропоткина прудонизма как политического течения больше не существовало, воспоминания о спорах между прудонизмом и коллективизмом сорокалетней давности поблёкли. Да и между тем на сцене в роли главных врагов анархистских движений появились марксизм и социал-демократия. И именно тут можно обнаружить главное сходство между Прудоном и Бакуниным: Маркс критиковал их боролся с ними обоими.

Споры, которые вели друг с другом в 19-м веке различные течения рабочего движения — таков тезис этой статьи — нельзя достойно описать противопоставлением «марксизма» и «анархизма». Понимание разницы между полами как важной политической темы требует большего, чем замалчивания женоненавистничества Прудона или его оправдания как продукта того времени. Женоненавистничество Прудона было центральной частью его политической мысли и не может быть «вынесено за скобки». Оно уж точно не было продуктом эпохи, но необыкновенно радикальным, и было для многих людей причиной, чтобы дистанцироваться от Прудона. (3)

Касательно отношений между женским и рабочим движением можно грубо выделить три фазы:

  • «ранее-социалистическая», длившаяся примерно с 1790 по 1850 гг., в которую отношения между полами были центральной частью большинства революционных движений. В эту эпоху было создано множество предложений и теорий по переустройству общества, но при этом всегда играли роль социальный вопрос и вопрос освобождения женщин.

  • «кризисная фаза», длившаяся примерно с 1850 по 1880 гг., в которой отношения между феминизмом и социализмом, где доминировали мужчины, претерпевали изменения. В этой фазе возникла и первая Международная ассоциация трудящихся (1864-1872), которая, в конце концов, распалась из-аз конфликта между Карлом Марксом и Михаилом Бакуниным,

  • и, наконец, «идеологическая» фаза, в которой женское и рабочее движения, по большей части, шли раздельными путями и воспринимались как различные проекты.

В этой статье мне хочется заново представить идейно-исторические взаимные влияния феминистских и социалистических тем, причём касательно дебатов в Первом Интернационале, приведших в конце к разделению рабочего движения на «марксистское» и «анархистское» течения. Continue reading →

by olladij

Значение анархизма для современного общества

Сэм Долгофф, 1971

Буржуазный нео-анархизм

Осмысленная дискуссия о значении анархистских идей для современных индустриальных обществ должна в первую очередь, во имя ясности, выявить различия между сегодняшним «нео-анархизмом» и классическим анархизмом Прудона, Бакунина, Кропоткина, Малатесты и их последователей. За редкими исключениями первый порождён посредственным и поверхностным характером идей, предоставленных современными теоретиками анархизма. Вместо того, чтобы представить свежий взгляд на вещи, он состоит из повторения утопических идей, которые анархистское движение давно переросло и отвергло как совершенно лишённые какого-либо значения для проблем нашего всё более усложняющегося общества.

Многие из идей, которые видный анархистский теоретик Луиджи Фаббри обозначил полвека назад как буржуазные влияния в анархизме», снова в ходу. (1) Вот, например, статья Кингсли Вайдмера «Анархизм оживил правых, левых и всё вокруг». Как и похожие буржуазные движения, Вайдмер корректно подмечает, что «Актуальное оживление анархизма… исходит, в основном, от недовольного среднего класса — от интеллектуалов, студентов и других маргинальных групп, которые опираются на индивидуалистские, утопические и прочие не-рабочие аспекты анархизма» (2) Подобно старым буржуазным анархистам, Вайдмер, практически, тоже отрицает связь анархизма и вольного социализма и укоряет Ноама Чомского за то, что тот считает «анархизм важнейшей составляющей частью социализма».

Continue reading →

by olladij

Э. Мюзам: Революционная мораль

[Мюзам обкидывает говенцом как марксистов, так и святой лик самого Маркса. Затем — возмущённое письмо Карла Корша и ответ Мюзама на это письмо – liberadio]

(Опубликовано в Fanal, Nr. 9, июнь 1928 г.)

Когда Карл Маркс в 1864-м году в своём «Приветственном обращении к рабочему классу Европы» впервые указал при помощи трезвой оценки фактов перспективу исторических событий и выливающиеся из неё задачи трудовых масс, под конец он напомнил рабочему классу об обязанности «объединиться против в одновременном и открытом обвинении против дипломатических интриг международной политики, и провозгласить простые законы морали и права, которые должны стать законами отношений между нациями подобно тому, как они регулируют отношения между частными лицами. Борьба за такую внешнюю политику входит в общую борьбу за освобождение рабочего класса». Таким образом, как для международных отношений между правительствами, так и для борьбы за освобождение пролетариата было сформулировано требование, придерживаться «простых законов морали и права», которыми должны руководствоваться и все частные отношения. Хочется верить, что эти законы действительно так просты, как тут, кажется, предполагает Маркс. Он считает излишним всякое объяснение, какие законы, в частности, должны быть перенесены с частной жизни на жизнь общественную, чтобы «просто» гарантировать право и мораль. Он не говорит об особенной пролетарской морали, о пролетарском праве в отличие от буржуазных представлений, а признаёт общую для всех людей, независимо от их социальной позиции, этическую обязанность приличия, и причисляет надзор за правительственной политикой в отношениях с другими правительствами, насколько она соответствует стандартам морального права, к задачам рабочего класса в его «общей борьбе» за своё освобождение.

Выраженная в этом обращении этика, в принципе, едва ли нуждалась бы в подчёркивании; ибо она подразумевается сама собой, для всякого здравого и неиспорченного рассудка она настолько далека от проблематичных сомнений, что было бы достаточно иногда упоминать эту цитату рядом с другими подобными цитатами других учителей рабочего класса, чтобы противостоять практикующимся в партийной борьбе обычаям взаимного оскорбления, клеветы и уничижения, которые, к сожалению, применяются даже в борьбе между соседствующими друг с другом пролетарскими и революционными группами. Но нужно сказать, что как раз сам Карл Маркс, который всю свою жизнь преступал через «простые законы морали и права» более грубым и отвратительным образом, чем любой другой видный человек из того же или вражеского лагеря, ну никак не подходит на роль примера в морали общения. Да, как раз в связи с приветственным обращением он сообщал в письме к Фридриху Энгельсу от 4-го ноября 1864-го года о принятии его версии комитетом, который поручил ему разработку программы Международной Ассоциации Трудящихся, следующее: «Все мои предложения были приняты комитетом. Меня только обязали включить в предисловие к программе пару фраз об ‘обязанностях’ и ‘праве’, а также о ‘правде, морали и справедливости’, которые, однако, расположены так, что не смогут повредить». Маркс, таким образом, считает всякое указание на обязанности, право, правду, мораль и справедливость в обращающемся к международному рабочему классу манифесте простыми фразами. Он настолько не отягощается такими понятиями, что он против своих убеждений, чтобы не обидеть своих заказчиков, пересиливает себя в пользу воззвания к моральным чувствам и пытается уменьшить «вред», которого он опасается, соответствующим «расположением». Continue reading →

by olladij

КАРЛ МАРКС И ПРОЧИЕ ПРИЗРАКИ или: НОВЫЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ НАДЕЖДЫ

Деконструктивизм как применимая к сапатизму теория

Торстен Беверниц

Существуют демоны, которых боятся даже самые бородатые старики-анархисты. Самый (пост)модернистский демон из них носит имя Деконструктивизм, ибо это собрание (анти)теорий вполне ставит под вопрос даже этику, на которой зиждется традиционное анархистское восприятие мира. Подвержение сомнению всякой идентификации, критика субъекта – как из всего этого должен получаться революционный субъект?

С 70-80-х годов анархизм мучает ещё одно приведение: приведение национальных освободительных движений. С одной стороны можно и не совсем отказываться от симпатий к этим движениям, т.к. они, в конце концов, делают то, что лежит в основе всех анархизмов: они берут свою судьбу в собственные руки. С другой стороны – мешают рамки, которые эти группы для себя выбирают: уже сконструированная или ещё конструируемая нация.

Но с восстанием ELZN 01.01.94 года в фокус внимания левых и склонных к анархизму в метрополиях попала герилья, которая дала этим рамкам новое определение. Сапатизм, которого не существует, ссылался и ссылается на мексиканскую нацию, способ и вид отсыла, тем не менее, нов и одним он не является точно: националистским.

А самым старым призраком, от которого у анархистов и анархисток бегут мурашки по коже, является Карл Маркс. Он овеян мифами, как и полагается уважающему себя призраку, а анархисты и анархистки пробуют себя на протяжении поколений в экзорцизме, пытаясь заместить Маркса собственными теоретиками, что временами приводит к странным плодам. Для анархистов и анархисток Маркс символизирует авторитарные системы так называемого «государственного социализма» и социал-демократии, он считается в первом Интернационале (IAA) противником Бакунина, интегративной фигуры анархизма, и всякого либертарианца и либертарианку хватает кондрашка при упоминании понятия «диктатуры пролетариата» – терминология, кстати, которая у Маркса проскакивает с краю и нуждается в интерпретации. Continue reading →

by olladij

Анархизм и политика ressentiment´a

СОЛ НЬЮМЭН

(Anarchism and the Politics of Ressentiment by Saul Newman)

«Говоря на ухо психологам, в случае если им будет охота изучить однажды ressentiment с близкого расстояния, – это растение процветает нынче лучшим образом среди анархистов и антисемитов, как, впрочем, оно и цвело всегда, в укромном месте, подобно фиалке, хотя и с другим запахом» (Ф.Ницше, К генеалогии морали. Полемическое сочинение).

1. Изо всех политических движений девятнадцатого столетия, на которые клевещет Ницше – от социализма до либерализма – он оставляет самые ядовитые слова для анархистов. Он называет их «анархистскими псами», которые бродят по улицам европейской культуры, портретом «морали стадных животных», который характеризует современную демократическую политику. Ницше видит анархизм отравленным в самом корне чумным семенем ressentiment – злобная политика слабых и ничтожных, мораль рабов. Высказывает ли Ницше здесь просто своё консервативное отвращение к радикальной политике, или он диагностицирует реальную болезнь, которая идейно заразила нашу радикальную политику? Несмотря на очевидные предрассудки Ницше относительно радикальной политики, это эссе отнесётся серьёзно к его обвинениям в сторону анархизма. Оно исследует эту хитрую логику ressentiment относительно радикальной политики и анархизма, в частности. Оно попытается сорвать маски со скрытых производных ressentiment в манихейской политике у классических анархистов вроде Бакунина, Кропоткина и Прудона. Это не делается с целью отказаться от анархизма как от политической теории. Напротив, можно утверждать, что анархизм стал бы более актуальным в современной политической борьбе, если бы был предупреждён о логике ressentiment в своём собственном дискурсе, в частности в эссенциалистских идентичностях и структурах, которые он содержит.

Рабская мораль и ressentiment

2. Ressentiment диагностицирован Ницше как состояние нашей современности. Чтобы понять ressentiment, как бы то ни было, нужно понять отношения между моралью хозяев и моралью рабов, из которых и возник ressentiment. Труд Ницше «Генеалогия морали» – это исследование о происхождении моральности. Для Ницше тот способ, которым мы интерпретируем и привносим ценности в мир обладает историей – его происхождение зачастую связанно с жестокостью и далеко от ценностей, которые оно производит. Ценность «добра», к примеру, была изобретена аристократами и высокопоставленными людьми, чтобы льстить себе, в отличие от обычных, низкопоставленных людей и плебеев. Это было чертой хозяев – «хороший», и противопоставлялась ей черта рабов – «плохой». Так что, согласно Ницше, в этом пафосе дистанции между высоко-рождёнными и низко-рождёнными, в этом абсолютном чувстве превосходства и были рождены ценности.

Как бы то ни было, уравнение хорошего и аристократического стало подтачиваться бунтом рабов в ценностях. Это рабское восстание, согласно Ницше, началось у евреев, которые учинили переоценку ценностей:

3. «Именно евреи рискнули с ужасающей последовательностью вывернуть наизнанку аристократическое уравнение ценности (хороший = знатный = могущественный = прекрасный = счастливый = боговозлюбленный) – и вцепились в это зубами бездонной ненависти (ненависти бессилия), именно: “только одни отверженные являются хорошими; только бедные, бессильные, незнатные являются хорошими; только страждущие, терпящие лишения, больные, уродливые суть единственно благочестивые, единственно набожные, им только и принадлежит блаженство, – вы же, знатные и могущественные, вы, на веки вечные злые, жестокие, похотливые, ненасытные, безбожные, и вы до скончания времен будете злосчастными, проклятыми и осужденными!”» (Ф.Ницше, К генеалогии морали. Полемическое сочинение) Continue reading →

by olladij

Interview mit einem bulgarischen Anarchisten

Solange Gai Dao ein weiteres Presseorgan der Bewegungslinken, die nicht mehr so ganz genau weiß, warum und wie sie sich eigentlich bewegt, spielt, verweist liberadio das dankbare Publikum auf ein interessantes Interview mit einem bulgarischen Genossen. Da kann mensch so einiges finden zum Zustand des Anarchismus in Bulgarien und Anarchismus im allgemeinen, hauptsache mensch stellt sich die richtigen Fragen. Und liberadio tut das nicht ohne Grund (soweit dieser Blog hier eh so was wie ein Selbstprofilierungsprojekt ist und hier keine größeren Texte einfach so erscheinen).

Also, die erste Quelle: Post-Post-Prä-Post-BiKri,

und der Crosspost auf Syndikalismus.tk.

 

Zum wohl!  ;)

by olladij

Анархистские перспективы

Габриэль Кун

Видение зачастую так называемого «классического анархизма» можно было относительно легко определить. Несмотря на различные направления — от мутуализма Прудона до анархо-коммунизма Кропоткина — существовало совместное стремление к обществу без государства и классов, обществу, отмеченному равенством и справедливостью. По крайней мере, так можно было сказать о большей части анархистского движения, часто обобщаемого под названием «социального анархизма». Видения индивидуалистских анархисток и анархистов были ясны куда реже. К примеру, «союз эгоистов» Штирнера мог означать многое — или, с определённой точки зрения, вообще ничего.

Примерно в 1920-м году классический анархизм впал в тяжёлый кризис. Государственные репрессии, национализм Первой мировой войны и большевистская революция разрушили структуру, энергию и надежды движения. Короткая эйфория, зародившаяся с началом Испанской революции вскоре сменилась горьким разочарованием поражения. В последующие десятилетия анархизм практически не обладал значением. Continue reading →

by olladij

Об идее бунта и борьбе против обустройства

Филиппе Келлерман (Graswurzelrevolution Nr. 359)

«Человек — единственное создание,

которое отказывается быть таким, какое оно есть».

Альбер Камю (1951)

«Восстания принадлежат истории. Но в определённом

смысле они избегают истории. Движение, в

котором один единственный человек, группа,

меньшинство или целый народ говорит:

«Я больше не подчиняюсь» и выступает против

воспринимаемой как несправедливой власти,

подвергаясь опасности — это движение кажется

мне необъяснимым».

Мишель Фуко (1979)

Почему люди восстают в определённый момент?

Вопрос, на который постоянно пытались ответить не только социалистические активисты и активистки. Вопрос, который благодаря актуальным событиям, прежде всего в Северной Африке, снова стоит на повестке дня.

Эти события, чьё историческое значение ещё нельзя оценить, и которые создают картину революционного домино, в котором один режим рушится за другим под натиском взбунтовавшихся масс населения, дают повод, чтобы вспомнить различные ответы — и связанные с ними концепции – на заданный выше вопрос. Следующая зарисовка не является ни анализом этих событий, ни должна создавать видимость, что мы пытаемся объяснить тамошним бунтарям, что им нужно делать.

Импульсы

Continue reading →

by olladij

Критика денег и антисемитизм

Эрнст Лохофф (1998)

[Эрнст Лохофф — публицист, живёт в Нюрнберге. Один из издателей журнала «Krisis».]

1.

К началу 20-го века люди были едины в ожидании, что прогресс и разум будут определяющими в грядущей секулярности. Формирование современного товарного общества понималось как процесс постепенной демифологизации и безостаточной рационализации всех отношений. Социалистическая оппозиция хотя и провозглашала, что лишь освобождение из-под капиталистической власти даст возможность полностью развернуться рьяно празднуемому ею потенциалу рациональности. Культурно-консервативные голоса, в свою очередь, скорбили по всему тому, что исчезало в их глазах с «расколдовавынием мира». Оба течения, тем самым, ни в коем случае не сомневались в прогрессистско-оптимистическом видении, а всего лишь варьировали его.

Истинный ход истории жестоко опроверг это предположение. Столетие целевой рациональности и технологической возможности оказалось столетием высвободившейся иррациональности, массового помешательства и до сих пор невиданных разрушения и бесчеловечности.

На вопрос, почему оптимистические предсказания дедов не сбылись, внуки и правнуки, если они вообще считают царящее безумие проблемой, дают прежде всего, один ответ: молниеносная рационализация и взрывоподобный прирост технических и социальных средств не сопровождалось соответствующей рационализацией общественных целей. Человечество, поэтому, похоже на ватагу пятилетних, которые со дня на день начинают использовать для своих гонок не трёх-колёсные велосипеды, а гоночные автомобили, а для ковбойских игр — не палки, а автоматическое оружие и атомные боеголовки.

Как бы правильно ни было говорить вместе с Гюнтером Андерсом об «асинхронности человека с его производственным миром» и выявлять различия между царящей повсеместно рациональностью целей и отсутствующей рациональностью смысла, столь же неверным было бы, однако, буквально понимать расхождение «делания и представления» и «знания и совести» как отставание последнего. За иррациональностью современности ни в коем случае не стоит на заднем фоне продолжающаяся жизнь каких-либо пещерных инстинктов и упорства биологического субстрата. Сколь часто модерн оказывался убийственным, в деле участвовали каждый раз истинно современные представления, позиции и идеологии. Проблема не в том, что универсальный процесс рационализации обошёл стороной сферу смысла и цели и остался неполноценным; более того, процесс рационализации сам обладает тёмной, иррациональной стороной. Где современность затапливается, якобы, «архаичными» элементами, речь идёт каждый раз о чём-то вроде вторичной, созданной самой собой «постоянной архаичности». (По этой причине, кстати, я считаю и термин «варварство» малополезным, даже эвфемизмом. В вопросах жажды убийства и ярости разрушения настоящие варвары были в сравнении с западной цивилизацией просто маленькими мальчиками).

Этот приговор относится и к главе в истории современного товарного общества, которая менее всего хочет приспосабливаться к самомнению апологетов западного рыночного общества и демократии: к национал-социалистическому уничтожению евреев. Холкост не только потому вписывается в историю становления товарного общества, что он был создан при помощи современных средств; и «антисемитское объяснение мира» следует понимать как специфический продукт современности. (На том, что современный антисемитизм как по сути, так и терминологически строго отличается от традиционной ненависти к евреям, настаивала ещё Ханна Арендт в своей книге «Элементы и истоки тотальной власти»). Более того, антисемитическое безумие указывает непосредственно на иррациональность самой фундаментальной формы общества, а тем самым — и на тёмный центр современного общества товара.

Continue reading →