Майкл Уолцер, 2019
I
Антисионизм — это политика, процветающая сегодня во многих университетских кампусах и в левых кругах, и стандартный ответ многих еврейских организаций и большинства евреев, которых я знаю — это назвать его новейшей версией антисемитизма. Но антисионизм — это отдельная тема; он бывает разных видов, и какие из них являются антисемитскими — вот вопрос, который я хочу здесь рассмотреть. Под «сионизмом» я понимаю веру в законное существование еврейского государства, не более того. Антисионизм отрицает эту правомерность. Меня в этом контексте интересует левый антисионизм в Соединённых Штатах и Европе.
Большинство версий антисионизма впервые появились среди евреев. Первая, и, вероятно, самая старая, считает сионизм иудейской ересью. Согласно ортодоксальной доктрине, возвращение евреев в Сион и создание государства будет делом рук Мессии в грядущие дни. До тех пор евреи должны мириться со своим изгнанием, подчиняться языческим правителям и ждать божественного избавления. Политические действия — это узурпация Божьей прерогативы. Сионистские писатели ненавидели пассивность, которую порождала эта доктрина, с такой страстью, что ортодоксальные евреи называли их антисемитами, которые никогда бы не дали такого названия своему собственному неприятию сионистского проекта.
У «ожидания мессии» есть и левая версия, которую можно назвать «ожиданием революции». Евреям (и другим меньшинствам) часто говорили, что все их проблемы будут решены и могут быть решены только с победой пролетариата. Многие евреи воспринимали это как проявление враждебности, как отказ признать неотложность их положения. Но я не вижу здесь антисемитизма, только идеологическую закостенелость и моральную бесчувственность.
Вторая еврейская версия антисионизма была впервые провозглашена основателями реформистского иудаизма в Германии 19-го века. Они утверждали, что еврейского народа не существует, есть только община верующих — мужчин и женщин Моисеева вероисповедания. Евреи могут быть хорошими немцами (или хорошими гражданами любого государства), поскольку они не являются нацией, подобной другим народам, и не стремятся к созданию собственного государства. Сионизм воспринимался как угроза этим хорошим немцам, поскольку предполагал, что они могут быть приверженцами чего-то ещё.
Многие левые приняли это отрицание еврейской народности, а затем стали утверждать, что еврейское государство должно быть религиозным государством, чем-то вроде католического, лютеранского или мусульманского государства — политических образований, которые ни один левак не может поддержать. Но реформистские евреи приняли эту позицию, зная, что большинство их собратьев не разделяют её. Если нация — это ежедневный референдум, как говорил Эрнест Ренан, то евреи Восточной Европы, подавляющее большинство, каждый день голосовали за народность. Не все они искали родину в земле Израиля, но даже бундисты, надеявшиеся на автономию в Российской империи, были еврейскими националистами.
Первые реформаторы хотели изменить ход и характер еврейской истории; они не были невежественны в этой истории. Левые, выступающие против еврейской народности, в большинстве своём невежественны. Однако они не являются жертвами того, что католические богословы называют «непобедимым невежеством», поэтому мы должны беспокоиться о том, что то, чего они не знают, они не хотят знать.
Если им будет интересно, они смогут узнать о радикальном переплетении религии и нации в еврейской истории — и о его причинах. Нельзя отделить религию от политики; нельзя возвести «стену» между церковью или синагогой и государством, если у вас нет государства. Сионизм с первых дней своего существования был попыткой начать процесс размежевания и создать государство, в котором секуляризм мог бы преуспеть. Сегодня в Израиле есть еврейские фанатики, которые противостоят этим усилиям — как есть индуистские националисты и мусульманские фанатики, которые противостоят аналогичным усилиям в своих собственных государствах. Можно было бы ожидать, что левые будут защищать секуляризм повсюду, что потребует от них признания ценности первоначального сионистского проекта.
Я не буду говорить, что антисемитским является то ленивое предположение, что еврейство — это чисто религиозная идентичность. Но отказ признать, что большое количество идентифицированных евреев не религиозны, немного странен. Мы не называем их «отпавшими евреями» (так же, как мы называем отпавшими нерелигиозных католиков); они просто евреи. Предположение о том, что не существует еврейского народа, включающего в себя верующих и неверующих, которое так легко исправить, должно иметь под собой основания. Оно позволяет левым, поддерживающим множество национально-освободительных движений, отрицать, что сионизм — это движение такого рода: его не может быть, потому что еврейской нации не существует. Так что это удобный аргумент, но это не является веской причиной для его выдвижения.
Третья версия еврейского антисионизма принимает как религиозные, так и политические формы. Религиозный аргумент служит также объяснением долгих лет диаспоры. С этой точки зрения, евреи слишком хороши для государственности. Политика суверенитета требует жёсткости и жестокости, которые больше подходят языческим народам. Евреи, сформированные Синайским заветом и долгой историей лишений и преследований, не могут и не должны пытаться подражать язычникам. Можно назвать это филосемитской доктриной; единственная трудность заключается в том, что она не имеет эмпирической основы. Даже до 1948-го года евреи выживали как нация в основном во враждебном окружении, используя все необходимые политические средства, часто с большим мастерством.
Политическая версия этого аргумента не намного лучше: она утверждает, что годы безгражданства превратили евреев в первых космополитов. Они действительно народ, но народ поствестфальский. Опередив всех остальных, они вышли за пределы национального государства. Сионизм — это регресс от диаспорального универсализма.
Но достижение сионистов, государство Израиль, окончательно опровергает эту характеристику еврейского народа. Оно показывает, что космополитизм — это программа некоторых евреев, а не описание их всех. И почему это должно быть программой только или прежде всего для евреев? Даже если некоторые евреи хотят быть космополитами — светом для всех народов или, лучше, светом против народов — почему так много нееврейских левых настаивают на том, чтобы все евреи взяли на себя эту роль, а не претендуют на неё сами? Я могу найти более подходящих кандидатов для поствестфальской политики. Пусть французы выйдут за рамки национального государства; в конце концов, они начали всё это дело с levée en masse в 1793-м году, с «Марсельезой», первым национальным гимном; триколором, первым национальным флагом; и всеми революционными клятвами. Или немцы, или датчане, или поляки, или китайцы…
II
И вот в чем загвоздка. Наиболее распространённая левая версия антисионизма, по словам её сторонников, проистекает из яростной оппозиции национализму и национальному государству. В начале истории левых сил это был правдоподобный аргумент с широким распространением, и его выдвигали многие евреи. Роза Люксембург, например, с одинаковой ненавистью писала о поляках, украинцах, литовцах, чехах, евреях и «десяти новых нациях Кавказа… гниющих трупах, [которые] поднимаются из столетних могил… и испытывают страстное желание образовать государства». Единственное, что меня восхищает в ненависти Люксембург — это её универсализм. Но именно эта черта отсутствует в современном левом движении, где ненависть гораздо более ограничена.
У нас было много возможностей для применения аргумента Люксембург. Во второй половине двадцатого века произошёл распад Британской, Французской и Советской империй и возникло больше национальных государств, чем существовало до этого во всей мировой истории. Несколько левых мечтали превратить старые империи в демократические федерации, но большинство поддерживало практически все постимперские творения — с меньшим энтузиазмом, возможно, в советском случае, – кроме одного. Подумайте об упущенных шансах выступить против национального государства! Зачем, например, поддерживать вьетнамский национализм, если очевидно правильной позицией в отношении Вьетнама, Лаоса и Камбоджи (трёх частей французского Индокитая) было бы единое многонациональное государство? Почему левые не призывали к включению Алжира в состав Франции в качестве провинции, граждане которой пользовались бы всеми правами, провозглашёнными Французской революцией? Алжирский НФО, поддерживаемый международными левыми, создал вместо этого национальное государство, которое не смогло обеспечить эти права. Я помню, с каким энтузиазмом левые относились к Бирме при У Ну, ныне Мьянме, которая является ярким примером того, что не так с национализмом. Бирма должна была стать провинцией Индии, объединив буддистов, индуистов и мусульман в одно государство, но никто из левых не выступил за это. Британцы управляли Суданом как «англо-египетским Суданом», и, конечно, две африканские страны, освобождённые от англо-империализма, должны были объединиться в одно государство. Почему левые не возражали против освобождения Судана? Или против отделения Эритреи от Эфиопии? Почему они не призывали к созданию одного балтийского государства вместо националистической тройки — Латвии, Литвы и Эстонии?
Я мог бы задать множество подобных вопросов, но на них все есть один ответ. Во всех этих случаях национальное государство было выбором народа, демократическим вариантом, даже если оно не привело к демократии. Поэтому левые были правы, поддерживая вьетнамцев, алжирцев и всех остальных. Но почему тогда не евреев? И почему теперь, когда еврейское государство существует и очень похоже на все остальные государства, оно пользуется такой необычной версией Люксембургианской ненависти?
III
На этот последний вопрос обычно отвечают, во-первых, что создание государства Израиль потребовало изгнания 700000 палестинцев. Израиль является «поселенческо-колониальным» государством — как и многие другие государства, если заглянуть достаточно далеко в прошлое, но оставим это в стороне. Показательна более близкая история. В 1920-1930-е годы не было никакого перемещения палестинских арабов; несмотря на сионистскую колонизацию, арабское население фактически росло не только за счёт рождаемости, но и за счёт иммиграции, в основном из Сирии (первая британская перепись 1922-го года показала, что арабское население составляло 660267 человек, а в 1940-м году — уже 1068433). Во время Второй мировой войны, когда еврейская иммиграция замедлилась, перемещений не было. Государство Израиль было провозглашено сначала в ООН в 1947-м году, а затем в Тель-Авиве в 1948-м году, до того, как началось масштабное перемещение населения, поэтому идея о том, что государственность «требовала» перемещения, не может быть правильной. Именно вторжение пяти арабских армий в новое государство привело к бегству множетва палестинских арабов (евреи не бежали, потому что им некуда было бежать) и изгнанию многих других (евреи не были изгнаны, потому что арабские армии проиграли войну). Число бежавших и изгнанных ожесточённо обсуждается, но в любом случае оно было велико. Тем не менее, без войны и спорить было бы не о чем — сегодня в лагерях находилось бы очень мало беженцев. Накба — это трагедия, для создания которой потребовались два актора, два политических движения и солдаты с обеих сторон.
А как насчёт бегства и изгнания, которые происходили в других странах, в частности, при создании современных государств — Турции и Пакистана? Странно, но я не слышал, чтобы левые интеллектуалы ставили под сомнение легитимность этих государств, даже когда политика их правительств подвергается критике, как и должно быть. (Силу whataboutism`a часто отрицают, но я думаю, что это мощная критика одноглазых мужчин и женщин, которые проявляют большое негодование по поводу событий в одном месте, где бы они ни происходили, и совершенно не интересуются аналогичными событиями в других местах. Несомненно, это явление должно быть отмечено).
Но вторая причина, которую часто приводят для антисионизма — Израиль угнетает палестинцев как в самом Израиле, так и на оккупированном Западном берегу. Я не буду рассматривать более ядовитые формы этой критики: Израиль — государство, подобное нацистскому, государство уникального зла, государство-детоубийца — которые на самом деле переизобретают или обновляют тропы классического антисемитизма. Но критиковать есть за что. Мои сионистские друья в Израиле годами боролись за полное равенство у себя дома, против жестокости оккупации и фанатизма поселенческого движения. Яростная оппозиция политике нынешнего израильского правительства (по состоянию на август 2019-го года, и никаких улучшений не предвидится) кажется мне оправданной, и чем яростнее она будет, тем лучше. Я приведу список того, что необходимо сказать, поскольку хочу, чтобы меня признали защитником сионизма, но не апологетом того, что люди, называющие себя сионистами, делают в Израиле сегодня — и делали вчера тоже. (Защитники палестинского национализма могли бы рассмотреть возможность составления аналогичного списка патологий палестинской политики).
-
Арабские граждане Израиля сталкиваются с дискриминацией во многих сферах жизни, особенно в жилищном вопросе и при выделении государственных средств на образование и инфраструктуру.
-
Приняв недавно закон о национальном государстве, Кнессет фактически показал пальцем на своих арабских граждан. Хотя закон не имеет юридических последствий, он объявляет их гражданами второго сорта.
-
Западный берег — это арена захватнических поселений, захвата земли и воды и беззаконного военного правления.
-
Бандиты-поселенцы ежедневно применяют насилие против палестинцев, не испытывая эффективного сдерживания со стороны израильской полиции или армии.
-
Нынешнее правительство использует антиарабские подстрекательства как метод правления и стремится к созданию единого государства, в котором вскоре будет доминировать еврейское меньшинство (к теме «единого государства» я вернусь позже).
Есть и ещё кое-что, но этого будет достаточно, чтобы понять: критика такого рода не имеет ничего общего с антисионизмом или антисемитизмом. Это политика правительств, но правительства лишь управляют государствами, а не воплощают их. Правительства приходят и уходят — по крайней мере, мы надеемся на это — а государства существуют ради мужчин и женщин, чью общую жизнь они защищают. Поэтому критика правительств Израиля не должна означать несогласия с существованием государства. Жестокость французов в Алжире требовала ожесточённой критики, но никто из критиков, которых я помню, не выступал против французской государственности. Жестокое обращение с мусульманами на западе Китая сегодня требует ожесточённой критики, но никто не требует упразднения китайского государства (хотя Китай на практике, если не в теории, является ханьским национальным государством).
Некоторые левые утверждают, что долгие годы оккупации и правый национализм правительства Нетаньяху показывают «сущностный характер» еврейского государства. Это должно быть неудобно для тех мужчин и женщин на левом фланге, которые давно научились, в основном благодаря феминистским теоретикам, отказываться от эссенциалистских аргументов. Разве долгая история интервенции в Центральную Америку раскрывает сущностный характер Соединённых Штатов? Может быть, противники интервенции и оккупации более эссенциальны? В любом случае, действительно ли у государств есть сущности?
Многие левые в наши дни просто одобряют палестинский национализм, не задумываясь о его сущностном характере и даже не задумываясь о программе националистов, которые часто прямо требуют всего: «от реки до моря». Есть евреи-сионисты (сегодня в правительстве), которые с таким же пылом выдвигают то же требование. Несомненно, левые должны противостоять и тем, и другим с такой же решительностью. Те левые, которые призывают к «единому государству» с равными правами для евреев и палестинцев, вероятно, скажут, что именно это они и делают. Их программа, похоже, отражает последовательное отвращение к национализму и национальному государству — последовательное, по крайней мере, в данном случае.
Но «единое государство» означает ликвидацию одного государства, существующего еврейского государства, и как именно сторонники этого решения собираются этого добиться? Как они планируют победить еврейское государство и национальное движение, которое его породило, или, наоборот, как они планируют победить палестинский национализм? Как будет выглядеть новое государство? И кто будет принимать решения об иммиграционной политике? (Иммиграция — это тот вопрос, который привёл к краху бинационализм в годы до и сразу после Второй мировой войны). И наконец, что если новое государство — наиболее вероятный исход — будет очень похоже на сегодняшний Ливан? Учитывая недавнюю историю Ближнего Востока и историю Израиля и Палестины, мирное сосуществование и равные права под одним правительством — это очень сладкая фантазия, но все же фантазия.
Конечно, лучше добавить одно государство, чем отнять одно, и позволить обоим национальным движениям обрести (или удержать) суверенитет, к которому они стремятся. Решение о двух государствах также может быть фантазией; против него выступают значительные политические силы с обеих сторон. Но существует и реализм. Мы знаем, как создавать национальные государства; у нас есть большой опыт, на который можно опираться. Мы не знаем, как создать идеальное политическое сообщество, о котором заявляют сторонники «единого государства». И мы не хотим, или не должны хотеть, такого государства, которое они, скорее всего, создали бы.
Создание национальных государств — именно такую политику отстаивали левые на протяжении всего постколониального периода. Югославия — очевидное исключение, где многие левые выступали против создания семи новых национальных государств, предпочитая тиранический режим, который когда-то удерживал эти семь наций вместе. Ещё одно несоответствие: если тирания является альтернативой национальному освобождению, то левые должны и чаще всего выбирают освобождение. И это хороший выбор, поскольку существует множество доказательств того, что нациям нужны государства — часто для защиты от иностранного угнетения. Подтверждение этому можно взять из истории евреев — или армян, или курдов, или косоваров, или палестинцев. Самые сильные политические силы во всех этих странах стремятся к созданию собственного государства. И если остальные четыре, то почему не евреи?
IV
Почему не сионизм? Потому что евреи — не народ; потому что они должны быть более космополитичными, чем кто-либо другой; потому что у сионистского государства были ужасные правительства; потому что ни у кого не должно быть государства (хотя почти у всех оно есть). Каждое из этих утверждений можно обосновать, но то, как они звучат в современном мире, не может не вызывать подозрений. По крайней мере, возможно, а иногда кажется вероятным, что люди, делающие их, также верят в то, что евреи управляли работорговлей, что сионистское лобби контролирует внешнюю политику США (как заявила сенаторша Ильхан Омар), что евреи нелояльны ко всем странам, в которых они живут, кроме Израиля, и что еврейские банкиры контролируют международную финансовую систему. Есть слишком много мужчин и женщин, которые верят в эти вещи — как слева, так и справа. Они антисемиты или попутчики антисемитов, и их антисионизм, вероятно, тесно связан с их антисемитизмом (хотя сейчас среди, например, американских евангелистов и восточноевропейских правых националистов существуют произраильские антисемиты).
Левые мужчины и женщины должны быть резко критичны, особенно критичны по отношению к другим левым, придерживающимся подобных взглядов. Конечно, проще осуждать правых антисемитов и делать вид, что антисемитизма не существует в левых кругах. Но он существует; более того, он регулярно обсуждается здесь, в Dissent (см. среди прочих материалов Джордж Лихтхайм, «Socialism and the Jews», июль-август 1968 г., и Митчелл Коэн, «nti-Semitism and the Left that Doesn’t Learn», январь 2008 г.). Вполне возможно, что правый антисемитизм представляет собой большую опасность для еврейского благополучия, но не стоит недооценивать и его левую версию.
Тем не менее, я уверен, что многие антисионисты и многие левые антисионисты не верят ни в одну из антисемитских басен. Может быть, они намеренно не знают о еврейском народе, может быть, их внимание сосредоточено на еврейском государстве; может быть, они просто не любят евреев (как сказал Джордж Кэри, бывший архиепископ Кентерберийский, о Джереми Корбине). Возможно. Но когда дело доходит до левых дебатов об Израиле, речь идёт о сионизме, и именно о сионизме мы должны говорить. По всем причинам, которые я уже приводил, то, что плохо в антисионизме — это сам антисионизм. Независимо от того, являетесь ли вы антисемитом, филосемитом или индифферентным в этом плане человеком, это очень плохая политика.
Перевод с английского: