От Москвы до Мосула

Об антифа, фашизме и джихадизме

Лотар Галов-Бергеман

Когда летом 1935-го года в Москве собрался седьмой (и последний) всемирный конгресс Коммунистического интернационала, коммунистам пришлось смириться с тяжким поражением. Именно в Германии, от которой со времён Ленина ожидали продолжения Октябрьской революции, компартия потерпела катастрофическое поражение. Национал-социалисты смели последние остатки веймарксой демократии и разбили рабочее движение. Кроме нескольких отважных, но изолированных от населения подпольных группок, «боевая партия Тельмана», которая ещё недавно едва не лопалась от амбиций, в стране больше не существовала. Хуже всего было то, что нацисты добились всего этого при значительной поддержке «рабочего класса и народа», и что поддержка нациостов этими двумя объектами любви коммунистов неудержимо росла дальше.

Но и пред лицом этой катастрофы Коминтерн не смог перепрыгнуть через себя и подвергнуть фундаментально пересмотреть вопрос о революционном субъекте. При помощи «формулы Димитрова», названной в честь его нового генерального секретаря, он определял фашизм как «открытую террористическую диктатуру наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала» и спасал, тем самым, веру в рабочий класс, который, якобы, ничего общего с фашизмом не имел.

То, что невзирая на проделанный опыт — в конце концов, подавляющее большинство немцев видели в национал-социалистической власти не «террористическую диктатуру», а исполнение всех своих желаний — коммунисты настаивали на «классовой линии», было уже тогда не результатом беспощадного анализа событий, а стремлением к сохранению полюбившейся догматики, дававшей простые ответы на сложные вопросы.

И всё же людей 1935-го года можно извинить тем, что они не могли догадываться о невообразимом, которому было суждено произойти в последующие 10 лет. И то, что тогда — самым старым объектом исследования было государство Муссолини в Италии, война на уничтожение и Холокост тогда ещё не стали реальностью — нивелирующим образом говорили о «фашизме», когда подразумевали немецкий национал-социализм, с исторической точки зрения можно простить. Но для того, кто и сегодня придерживается «формулы Димитрова», смягчающие обстоятельства не действуют. Две трети немцев всё ещё не обладают иммунитетом к желанию «одной сильной партии, воплощающей волю всего народного коллектива» (исследование Лейпцигского университета, 2013). Continue reading

К психопатологии исламиста

Кристиан Кнооп и Томас фон Остен-Закен

«Один мой друг был ранен при атаке (американской армии на
Фаллуджу — прим. автора). Его отвезли в больницу.
Когда он открыл глаза, он увидел прекрасную женщину.
Он улыбался и благодарил Бога за то, что он, наконец-то,
стал мучеником и получил в благодарность за это девственницу.
Но затем он понял, что всё ещё жив, и заплакал».
История одного тунезисйского бойца из «Монотеизм
и джихад» Заркави в Фаллудже. (1)

«Каждая иракская мать должна научить своего
ребёнка стрелять, сражаться и героически умирать».
– Государственная иракская газета Аль-Джумхуррия, 1991

После того как картины исламистской бойни в Беслане разнеслись по миру, интендант арабского спутникового телевидения Аль Джазира писал, что хотя и не все мусульмане являются террористами, но зато все террористы — мусульманами. Парафразируя это высказывание можно сказать, что далеко не все мужчины исламского мира склонны к джихадистскому мученичеству, но этот массовый феномен проявляется и становится всё более насильственным лишь в исламском мире.
Голландский режиссёр Тео ван Гог тоже стал жертвой исламистского террора, т.к. он решился публично критиковать ислам. «Человек был жестоким образом убит из-за своего мнения. Для Нидерландов это внове. В исламских странах — это нормально», писала после этого из своего укрытия Айаан Хирси (2), со-автор фильма «Submission», показ которого стоил ван Гогу жизни. (3)
Ибо этот фильм (4) однозначно оскорбляет часто упоминаемую арабскую / исламскую гордость, которая в наших краях цитируется как мотив действий каждый раз, когда в израильских школьных автобусах или на иракских рыночных площадях взрываются самоубийцы.  По поводу фотографий истязаемых женским персоналом армии США пленников-мужчин в Абу Граибе,  Süddeutsche Zeitung, к примеру, заявила, что фотографии являются «позором, который может быть смыт лишь кровью». (5)
«Преступление» ван Гога, которое должно было быть искуплено кровью, заключалось в постыдном поведении, он представил частное публике тем, что он затронул темы того насилия, которое является широко распространённой чертой исламского отношения между полами и обращается против женщин в форме «убийств чести», увечий гениталий, принудительных браков, исключения из общественной жизни. Только это повседневное насилие, в отличие от актов мученичества у террористов-смертников или резни «неверных» и  их «союзников», не предназначено для демонстрации или медиального использования, а происходит в скрытой сфере семьи.
Строгое разделение на общественное и частное в исламском мире ни в коем случае не сравнимо с известной на Западе концепцией частного, которая возникла в взаимосвязанности работы и свободного времени как организационном принципе капиталистического способа производства.
Т.к. соответствующие отношения не развились в исламском мире, или лишь в рудиментарной форме, строгое разделение на общественное и частное в исламе определяется по половому признаку: «На мужское пространство религии и политики, а также на женское пространство сексуальности и семьи». (6)
В обоих пространствах мусульманский мужчина видит себя вынужденным постоянно сохранять и отстаивать своё достоинство. Вовне, в общественном пространстве — против несметного количества, в основном, воображаемых, врагов, в частном — против демонов женской (а лучше: не-мужской) сексуальности и инстинктивности. Continue reading

Vom Kaukasischen Emirat zum slawischen Wahhabiten

Einige Gedanken anlässlich der Terroranschläge in Wolgograd

von Seepferd

Erneut wird Russland von Terroranschlägen erschüttert. Die Rede ist von den Selbstmordanschlägen im Süden des Landes, in Wolgograd. Man spricht bereits vom dritten Anschlag: der erste ereignete sich am 21. Oktober 2013 und nahm 6 Menschen das Leben, viele wurden verletzt. Der zweite war am 29 November – eine gewaltige Explosion im Wolgograder Bahnhof, der dritte – bereits am nächsten Tag, am 30. November, eine Bombe geht hoch in einem O-bus. Viele sterben, noch mehr werden verletzt. Die Stadt verwandelt sich in eine trauernde Hochsicherheitsburg, die Sylvester-Offiziösitäten werden abgesagt.

So spektakulär die Bilder, so hasserfüllt die Kommentare, so gewohnt ist inzwischen das Ganze. Es scheint manchmal, niemand hat etwas Wichtiges dazu zu sagen. (1) Klar, wollte man Reden voller Pathos schwingen, sollte man sich es lieber verkneifen. Der nicht-existente kritische Journalismus, die zertrampelte „Zivilgesellschaft“, die „progressiven Kräfte“, alle wirken sehr zurückhaltend. Warum? Wohl nicht nur aus Pietät, Mitleid oder Trauer. Es ist einfach schon alles gesagt worden, vor vielen Jahren. Es hat seit der 1. Tschetschenischen Kampagne 1994 nicht aufgehört zu krachen , das sind mittlerweile 20 Jahre. Dennoch werden manche Dinge sichtbarer, etwas ist seitdem auch anders geworden, einiges wird sich noch ändern.

Es stimmt allerdings nicht ganz, mit dem „Süden der Republik“. Und warum werden eigentlich so gerne nur Terroranschläge auf dem „russischen“ Boden aufgezählt? Plötzlich erinnert man sich: tatsächlich, im August 2004 explodierten zwei Passagierflugzeuge in der Luft über Tula und Rostow-na-Donu, März 2010 sprengen sich zwei Attentäterinnen in der Moskauer U-Bahn, Januar 2011 sprengte sich ein Terrorist im Moskauer Flughafen Domodedowo – um nur die bekanntesten Anschläge zu nennen. Es waren in diesen 20 Jahren um einiges mehr. Es kommt darauf an, an was man sich erinnern möchte und wo der „russische“ Boden beginnt. Nimmt man doch dazu den täglichen Ausnahmezustand in Dagestan, Tschetschenien und Inguschetien, all die bewaffneten Übergriffe, Entführungen usw., was in den polizeilichen Statistik als organisierte Kriminalität und Banditismus, und eben nicht als Terrorismus geführt wird, verändert sich das Bild komplett. Continue reading

Anarchismus und die nationale Frage

Herbert Maridze

[Wir dokumentieren weiterhin Bemerkenswertes aus den Diskussionen, die mensch in der anarchistischen Bewegung Russlands führte, besonders weil es wieder mal mit Tschetschenien zu tun hat. Viel klüger wird mensch daraus nicht und, zugegeben, es könnte einem/r angesichts der Tatsache gruseln, wie viel Verständnis die ansonsten sehr individualistisch geprägte ADA für die «Völker» aufbringen konnte. Desweiteren erinnern wir gerne an ähnliche Beiträge: «Anarchismus in Russland nach dem Zerfall der Sojewtunion», «Russland: Land unter Füßen» und «Den Krieg wollen nur Politiker» – liberadio]

 

Während der gesamten Menschheitsgeschichte ging die Existenz des Staates mit der Unterdrückung nicht nur des eigenen Volkes, sondern auch anderer Völker einher und gründete öfters darauf auf. Kein Wunder also, dass sozial-revolutionäre Bewegungen von den Ideen nationaler Befreiung nicht zu trennen sind. Das 20. Jahrhundert war in diesem Sinne keine Ausnahme. Es genügt, an die nicht zu widerlegende Tatsache zu erinnern, dass der Zusammenbruch der Zarenherrschaft in Russland und der Zerfall der UdSSR von einer Reihe von Aufständen gegen nationale Unterjochung begleitet waren. Es ist gut möglich, dass das Regime der Russländischen Föderation (RF) nach ähnlichem Muster vonstatten geht. Die Frage der Befreiung der versklavten Völker ist traditionell eine Überlebensfrage für den russischen Staat und von daher von besonderer Aktualität für russische AnarchistInnen.

Es scheint, die nationale Frage als theoretisches Problem würde sich der anarchistischen Bewegung nicht stellen. Der Anarchismus ist gemäß der Definition eine international(istisch)e Lehre. Immer mit den Unterdrückten gegen die UnterdrückerInnen! – mit diesem Ausruf von Makhno legte der Anarchismus seine Position zum Problem der Nationalitäten fest, sobald es zum Objekt theoretischer Überlegungen wurde. Umso aktueller stellt sich die Frage der praktischen Anwendung der internationalistischen Prinzipien in der alltäglicher Politik.

AnarchistInnen stehen nach wie vor an der vordersten Front im Kampf gegen Faschismus und Nationalismus. Es vergeht kaum eine Woche ohne neue Nachrichten über Auseinandersetzungen mit Nazis, Verteidigung von Versammlungen und Konzerten, Graffiti-Attacken. Ob mensch solche Arbeit braucht, ist eine rhetorische Frage. Sie ist unabdingbar! JedeR AnarchistIn soll nach Kräften im Straßenkampf gegen Neonazismus und mit allen Mitteln seine/ihre GenossInnen unterstützen, die diesen Kampf führen. Ist solcher Kampf ausreichend? Nein! Wenn wir nicht zu einem militanten Flügel irgendeiner liberalen oder kommunistischen Partei werden wollen, müssen wir unsere eigene nationale Politik betreiben, die auf anarchistischen Prinzipien basiert. Aber es genügt ein Blick, um zu sehen, wie langsam sich die anarchistische Bewegung an den „nationalen Rändern“ entwickelt; dass bis jetzt fast keine Arbeit mit Minderheiten organisiert wurde; und schließlich, dass die Einstellung vieler AnarchistInnen zum Krieg im Kaukasus sich gänzlich auf Antimilitarismus beschränkt. Da sieht mensch, dass die nationale Frage nicht nur nicht gelöst ist, sondern von der modernen anarchistischen Bewegung nicht ein mal gestellt wurde.

Die Nationalitätenfrage war nie eine „Hauptfrage“ für AnarchistInnen, und wird es auch nicht. Welche auch immer Formen die Herrschaft von Menschen über Menschen annehmen möge – sei es die der nationalen Unterdrückung oder der „wirtschaftlichen Ausbeutung“, am dringendsten und wichtigsten wird für uns das Problem der Herrschaft bleiben. So wird es auch bleiben solange es noch Herrschaft gibt. Aber jene nationalen, kulturellen, religiösen Unterschiede, die es zwischen den Menschen gibt, dürfen nicht ignoriert werden. Im Gegenteil, wir müssen entschieden den Schritt weg von jener Tradition machen, die die Wahl eines religiösen Glaubens und der nationalen Zugehörigkeit zu einer rein privater Angelegenheit erklärte, die mit dem politischen Kampf nicht zu tun hätte. Die in abstrakten Vorstellungen von Bourgeoisie und Proletariat denkenden MarxistInnen können sich das noch erlauben. Die AnarchistInnen jedenfalls erinnern sich noch daran, dass sowohl Herrschaft als auch das Volk nur durch ihre konkreten TrägerInnen existieren, dass der Staat beständig jegliche nationalistische Konflikte herstellt, am Laufen hält und skrupellos ausnutzt; aber es wäre eine ungeheuerliche Ungerechtigkeit, aufgrund dessen Menschen des Rechtes zu berauben, auf politischem Wege ihre nationalen Interessen umzusetzen. Continue reading

Волосы, развевающиеся на ветру

Феминизм и сексуальное освобождение в арабской революции

Ханна Веттиг

Сексуализированные нападения на женщин во время демонстраций, приуроченных ко второй годовщине революции в Египте, не служат простым выражением патриархального, презирающего женщин общества. Вместе с нападением на сексуальную независимость женщин преступники покусились на суть революции. Ибо два года назад речь шла не только о свержении диктатора и о демократических выборах в парламент и правительство. В сущности, речь шла о борьбе против патриархальных структур арабского общества. Хосни Мубарак должен был быть свергнут как политический отец. Но точно так же гнев революционеров был направлен и против множества маленьких Мубараков и, в конечном итоге, против позиции отца в семье. Женщины, сущностно участвовавшие в революции, даже если их было и меньше, чем мужчин, воплощали собой этот протест. То, что они вообще существуют, что оставались по ночам на улицах, иногда даже не ночевали дома, это — фундаментальное нападение на основы старой системы.

 При этом трудно сказать, что следует понимать под «старой системой»: Братьев-мусульман, представителей армии или остатки старого режима. Предположительно, от всего понемногу, но, в конце концов, всех, кому свержение старого режима внушает страх, и которые осознанно или интуитивно нападают там, где этот старый порядок разрушается самым очевидным образом. Поэтому вопрос, нанимаются ли в Египте намеренно мужчины, чтобы они нападали на женщин, или они собираются спонтанно, играет, скорее, роль второстепенную.

Оспоренное место женщины Continue reading

Рудольф Рокер: Открытым текстом

(Aufsatzsammlung Band 2, 1949-1953)

  1. О некоем кризисе в нашем движении

В нескольких статьях, которые были опубликованы в течение последних девяти месяце в «Freie Arbeiter-Stimme» и журналах на других языках, я попытался объяснить важнейшие проблемы нашего времени, которые были порождены двумя мировыми войнами и создали новый порядок в мире, с которым завершился определённый период истории. Понятно, что события такой огромнейшей значимости должны заставить задуматься представителей всех общественно-философских течений, тем более, что они одинаково касаются всех стран и народов и могут быть решены только посредством взаимного соглашения, выходящего далеко за пределы влияния старых национальных государств.

И в наших рядах новые проблемы, навязанные нам временем и полнейшим изменением мирового порядка, тоже рассматриваются, хотя и не в том масштабе, в каком этого стоило бы ожидать. Всё же сегодня нет ни одной страны, где известные товарищи, десятилетиями посвящавшие свои силы эмансипационному движению, не поняли бы, что нам нужны новые средства и новые цели, чтобы совладать с новыми условиями, в которых мы оказались, и которые повсюду разрослись до угрозы для всех достижений человеческой культуры.

Тем более странным кажется мне, что эти попытки обдумать новое положение привели к тому, что на протяжение месяцев в свободных газетах и журналах на различных языках возникла дискуссия о некоем кризисе анархизма. В этих спорах настоящие проблемы, с которыми нам сегодня приходится считаться, едва упоминаются, так что можно подумать, что их вообще не существует и мы имеем дело лишь с кризисом либертарного движения. Некоторые товарищи, однако, утверждают, что речь идёт не о кризисе анархизма как идеи, а, более того, о кризисе анархистов. Некоторых это может утешить, но я не думаю, что это поможет действительно решить проблему.

Я занят в настоящее время написанием книги, которая, кроме важнейших проблем нашего времени, посвящена и определённым убеждениям и методам нашего движения, которые 50 или 60 лет назад обладали годностью и в этой годности многие из нас были убеждены, но которые сегодня по причине проделанного опыта устарели, т.к. утратили всякую убедительность. Но т.к. ещё должно пройти некоторое время, пока моя книга выйдет в свет, я считаю нужным высказать своё мнение по некоторым важнейшим вопросам в этой области уже сейчас, что и происходит. Но прежде, чем я начну, необходимо договориться об определённых понятиях, чтобы избежать недопониманий, которые лишь помешают дискуссии по вопросу. Continue reading

Сирия: между фронтами

Томас фон Остен-Закен

 

27-го сентября, в тот день, в который Совет безопасности ООН впервые принял резолюцию по Сирии, по сообщениях сирийских Local Coordination Committees, 113 человек погибли насильственной смертью, т.е. в среднем столько же, сколько и в любой другой день в этом году. Со всех фронтов, с юга и с севера страны, сообщалось об ожесточённых боях между повстанцами и войсками правительства, в то время как ливанское правительство заявило, что его страна приняла уже более миллиона сирийских беженцев. Ещё пять миллионов либо бежали в другие страны, либо передвигаются внутри страны.

Но всё это в резолюции, которую генеральный секретарь ООН Бан Ки-Мун назвал «исторической», не упоминается. От президента Башара аль Асада в ней всего лишь требуется, подчинить арсенал химического оружия международному контролю, чтобы оно могло быть уничтожено. Для этого инспекторам «Организации по запрету химического оружия» скоро придётся отправиться в Дамаск. Каким образом они должны выполнить свою задачу посреди гражданской войны, в которой вооружённая оппозиция контролирует большую часть страны, об этом умалчивается.

Россия, ближайший союзник режима Асада, смогла утвердить свои позиции в ООН, т.к. правительство США уступило по всем спорным вопросам: Совет безопасности не обвиняет режим в химических атаках, резолюция не предусматривает автоматических санкций, в крайнем случае — военного рода, если Асад откажется сотрудничать. В таком случае Совету безопасности ООН придётся встречаться ещё раз, чтобы единогласно договориться о последующих действиях. Тем самым, последнее слово остаётся за странами с правом вето, Россией и Китаем, они могут заблокировать любую последующую резолюцию. А российский министр иностранных дел уже заявил, что его страна не поддержит военного вмешательства в дела Сирии. Continue reading

А вот, например, Сирия

Предстоящая военная интервенция в Сирию сейчас активно обсуждается повсюду. Вполне логично, что левые тоже чувствуют себя обязанными высказать по этому поводу — в конце концов, сирийское кровопролитие на фоне «Арабской весны» – просто плевок к лицо не только каждой и каждому, кто стремится к человеческой эмансипации, но и попрание вообще самой идеи человечности. Хочется немного поразмышлять о так называемой «анархистской позиции» в этом вопросе. Троцкистов, сталинистов и прочих мл оставим в стороне: удивительно, но это так, «анархистская позиция» зачастую пользуется той же твердолобой риторикой, что и пламенные антиимпериалисты от марксизма-ленинизма. По сути, собственной позиции у анархисток и анархистов нет, её заменой служит просто перенятая позиция столпов антиимпериалистической борьбы и жонглирования понятиями «рабочий класс» и «народ». Рассмотрим пару самых ярких примеров.

1.

Позиция, занятая по этому вопросу Первомайским альянсом, анархо-коммунистической организацией из США (участник Anarkismo.net), показалась мне наиболее вразумительной из того, что я до сих пор видел. В общих чертах, её можно сформулировать так: сирийские повстанцы — масса неоднородная, но поскольку это восстание всё ещё является частью так называемой «Арабской весны», и значительная часть населения борется против диктаторского режима и за «хорошую жизнь», повстанцев надо поддержать. Т.к. фракции, объединённые в борьбе с режимом Асада разнородны — умеренные исламисты, про-западные либералы, джихадисты и довольно малочисленный спектр либертариев в широком смысле этого слова, нужно чётко понимать, с кем, де, анархистам по пути, а с кем нет. И вступать в тактические альянсы с другими силами, не сдавая при этом ни своих целей, ни своих позиций в обществе. В то время как «мы», извне, должны поддерживать право повстанцев вооружаться, нужно помешать тому, чтобы США, НАТО или даже страны Персидского залива (?) совали свои носы в дело революции. В случае же, если именно так и произойдёт и сирийская резня перерастёт в военизированный передел сфер влияния в регионе между США, европейцами и Израилем (?) с одной и Китаем, Ираном и Россией с другой стороны, тогда придётся сформулировать другую позицию. Альянс решительно отвергает любое военное вмешательство со стороны США или их союзников и выступает за право повстанцев требовать поставок оружия безо всяких обязательств или последующего контроля со стороны Запада. См. «Toward an Anarchist Policy on Syria».

Continue reading

Паралич критики

Рогер Беренс в Jungle World Nr. 34, 22-го августа 2013 г.

Академическая левая, кажется, едина в своих многословных теориях: от «Арабской весны» до «Occupy Wall Street» и обратно, международные протесты, якобы, обещают возвращение идеи коммунизма. Если бы это было так, дела его были бы плохи.

Взгляд назад: книга стала бестселлером, вдохновила Новых Левых 60-х и 70-х годов, но пропала из виду в 80-е, с 90-х годов её можно найти лишь в антиквариате — и считается сегодня одним из забытых, т.е. неизвестных теоретических трудов либертарной оппозиции. Книга «Одномерный человек» Герберта Маркузе вышла в 1964-м году в США незадолго до международных протестных движений, немецкое издание появилось в 1967-м, как раз к возникновению Внепарламентской опоозиции (APO).

Центральный тезис Маркузе в его, согласно подзаголовку, «Исследованиям идеологии развитого индустриального общества»: тотальность современных обществ сгущается в условиях корпоративного капитализма «тоталитарно», но не в смысле террористического режима, а как система технологической рациональности, которая вместе с расширением свобод расширяет и власть. Те же самые силы, которые могли бы означать освобождение и умиротворение человеческого бытия, одновременно усиливают механизмы приспособления и интеграции. И хотя «буржуазия и пролетариат (…) в капиталистическом мире (…) всё ещё являются основными классами. Но капиталистическое развитие настолько изменило структуру и функцию этих классов, что они больше не кажутся носителями исторических изменений». Да и без того, общественной или политической заинтересованности в исторических изменениях больше нет: «Политический потребности общества становятся промышленными потребностями и желаниями». Они удовлетворяются посредством беспрерывного товарного производства, которое постоянно технически улучшается и тем самым, как кажется, постоянно улучшает жизнь. Люди идентифицируют себя с обстоятельствами в фальшивой непосредственности. В шестидесятые годы Маркузе назвал это «параличом критики: обществом без оппозиции». Continue reading

Убийство Ли Ригби джихадистами и марксолог Иглтон

22-го мая 2013 г. в английском городке Вулвич был жестоко убит солдат британской армии Ли Ригби. Двое напавших на него молодых людей, Майкл Адеболаджо и Майкл Адебовале, сбили его на машине, после чего они вытащили его на проезжую часть и убили ножами и мачете. С места преступления они скрываться не стали, а объясняли прохожим свои мотивы и заставляли снимать их на мобильники. По словам нападавших, варварское убийство Ригби было актом мести за военную агрессию Запада в исламских странах.

На данный момент содеянным успели ужаснуться все представители власти, СМИ и простые граждане. Среди высказавшихся по поводу одного из самых громких «терактов» на британской земле раздавались и голоса, вызывающие, ну, как минимум, недоумение. (Мы не имеем в виду духовного наставника убийц, Омара Бакри Мохаммеда, его высказывания об убийстве были вполне предсказуемыми). Так, видный литературовед и марксист Терри Иглтон, вероятно, высказал на страницах The Guardian то, что вертелось и всегда вертится в подобных случаях на языке многих европейских левых и либералов.

Да, внешняя политика Запада и, якобы, ответ на неё… Для Иглтона военные действия в Ираке и Афганистане являются замалчиваемыми общественностью и СМИ причинами для этого нападения и, очевидно, что и для всех других подобных терактов или, скажем, просто убийств. И именитый марксолог Иглтон вместо критического анализа произошедшего, можно сказать, с разбегу бросается в любимую ловушку левых, подставленную теоретизацией. Он пытается понять и объяснить, и этим действительно оправдывает убийц Ригби. Примеры его отдают дешёвой риторикой и притянуты за уши. Пишет ли он так всегда или только в этот раз, для непривередливой либеральной публики The Guardian?

Почему же о западной внешней политике нельзя даже говорить вслух? Скорее всего, это происходит потому, что комментаторы и ведущие путают совершенно разные понятия и считают, что объяснить – значит простить. Они уверены в том, что те, кто указывает на погибших в Ираке и Афганистане, пытаются окольными путями оправдать людей, недавно убивших солдата возле казармы.

Думают ли они в точно таком же ключе, если речь заходит о преступлениях Гитлера или Сталина? Допускают ли они, что историки, которые пытаются докопаться до истоков фашизма, втайне сочувствуют нацистам, а все, кто пытается исследовать причины возникновения Гулага, пытаются оправдать его создателей?

Не будем подробно останавливаться на таком историке европейского фашизма как Эрнст Нольте, который глубоко копал с той лишь целью, чтобы показать, что фашизм играл свою историческую роль в свою эпоху и был, вместе с двумя мировыми войнами, её закономерным элементом. Согласно Нольте, фашизм был своеобразным проектом модернизации и, ни много, ни мало, адекватным ответом буржуазных обществ на угрозу большевизма. Как видно, можно действительно «глубоко копать», поднимать невероятное количество фактов и, тем не менее, ничего не объяснить, оставаясь при этом верным реакционной программе — переводу вины за две мировые войны и планомерное уничтожение целых народов с немцев на кого угодно, да хоть и на эти же самые народы. Пусть это будет лишь примером тому, что историки бывают всякие. Вопрос, на самом деле, ставится немного иначе: можно ли понять и объяснить паранойю и манию величия Сталина? Можно ли рационально понять и объяснить расово-биологическое безумие нацистов, их желание умереть, которое превосходило лишь желание убивать? А их (и всех их антисемитских последователей с тех пор) фантазии о мировом еврейском заговоре, породившем одновременно и американских банкиров и большевистские орды?

Тут мы подходим к самому интересному аспекту рационального объяснения явлений по сути своей иррациональных, тут как раз и раскрывается задача теоретизирующего разума: вернуть иррациональное в мир разумного, т.е. действительно «простить» и «оправдать».

Когда несколько лет назад экономику западных стран, в буквальном смысле, ставили на колени, эти действия были частью абсолютно рационального проекта, проталкиваемого банками. Его причиной было стремление к увеличению прибыли – рациональный мотив, в котором нет абсолютно ничего безумного или непостижимого.

Что, скажите на милость, рационального в капитализме, в этой системе, производящей несметные богатства и ввергающей массы людей в нищету и варварство, в этом «процессирующем противоречии», основывающем создание прибавочной стоимости на эксплуатации человеческого труда и пытающегося его же, насколько возможно, вытеснить из производства? В этом перманентном кризисе, разбазаривающем природные ресурсы? Когда, даже с точки зрения формальной логики, противоречия успели стать «рациональными»? (Помнится, сразу под названием «Капитал» стоит и подзаголовок: «Критика политической экономии», а не «рациональная теория капитала». Дочитал ли Иглтон «Капитал» до подзаголовка?) Или — если вернуться к теме зверского убийства в Вулвиче — насколько рациональна религиозная нетерпимость, насколько рационален джихад? Едва ли предки Терри Иглтона в Англии, подвергавшейся налётам эскадрилий нацистских бомбардировщиков, задавались такими праздными вопросами как «обладают ли эти нацисты разумом младенцев или белок?».

Внешняя политика Запада… Которая из них, кстати? Которая свергла Саддама, помогла свергнуть Каддафи и вернула в некоторые провинции Афганистана хотя бы некое подобие цивилизации, когда своевольных женщин, по крайней мере, больше не забивают камнями? И которая теперь своим невмешательством допускает бойню в Сирии? Она тоже была бы достойна актов личной мести? Или та, которая здоровается за ручку с правителями государств Персидского залива, этого рассадника и спонсора ваххабизма и джихадизма? А может быть даже та, которая руками бежавших из разгромленной Германии нацистов насаждала в арабском мире антисемитизм или помогала душить социальные движения в Латинской Америке? Тоже европейский экспорт-продукт. О какой «внешней политике» говорят все эти праведные и здравомыслящие Иглтоны?

И да, судя по всему, для тех, кто убил Тео ван Гога в ноябре 2004 г., кто устроил теракты в Лондонском метро в июле 2005 г., как и для Мохамеда Мера, убивавшего французских солдат и еврейских школьников в марте 2012 г., или для братьев Царнаевых, устроивших взрывы в Бостоне в апреле сего года, политика – не самый важный мотив действий. Эти сподвижники джихада, в большинстве случаев, вырастают и связываются с исламистскими группами и проповедниками уже в Европе. И причины их обращения, как выразился бы, может быть, Эрих Фромм, в бегстве от свободы — симптом распада буржуазной цивидизации, которая успешно смогла отразить революцию и давно уже упёрлась в свои собственные границы. В исламе же, там, где он принимает политическую форму, коллективное бегство от свободы является чуть ли не первым пунктом политической программы. Родственники убитой в Берлине в 2005-м году Хатун Сюрючу, восставшей против нравов курдской диаспоры и своего брака по принуждению и хотевшей жить свободно 23-летней девушки, тоже могли бы много рассказать о слишком уж либеральных нравах и сексуальной распущенности в Европе, и что жить так, де, нельзя… Это лишь одно из так называемых «убийств чести», которые являются традицией и в европейской мусульманской диаспоре (не говоря уже о мусульманских странах). Не думаю, что Иглтон прислушивался бы к мотивам убийц Хатун так же внимательно, как к мотивам убийц солдата Ли Ригби.

Эта статейка Терри Иглтона – лишь очередное доказательство деградации европейских левых, их капитуляции перед таким выродком стареющего капитализма как политический ислам. Левые страстно желают покаяться и расплатиться за жизнь в «благодатной» европейской метрополии, построенной на эксплуатации «третьего мира», но предпочитающих делать это делами и телами других: телами жертв «рациональных» джихадистских терактов и недобровольных жителей мусульманских государств.

Как можно было заметить, на серьёзное понимание эксплуатации университетские марксологи не способны. Альянс левых с радикальным исламом (который чуть ли не новый ленинизм, единственно способный бросить вызов декадентскому мировому капитализму — см. «Освобождение ислама» Гейдара Джемаля, к примеру) вызывает , в лучшем случае, только оторопь: от периодических акций в духе Мави Мармара или бойкота израильских продуктов до держания антисемита (и, конечно, пламенного антиимпериалиста!) Ахмадинеджада и представителей Хизболлы за ручку такими светилами теории и практики как Уго Чавес и Ноам Чомски. Стремление Иглтона найти в варварском и напоминающем в своём нарциссическом нигилизме «шоу» Андерса Брейвика убийстве Ригби «рациональное зерно» напоминают реакцию Кэтрин Эштон, главной представительницы ЕС по международным связям, которая тут же нашла ответственных за бойню во французской школе «Оцар ха-Тора», устроенную Мохамедом Мера. Нетрудно догадаться, что это была политика Израиля в Газе.

Хочется подчеркнуть, что liberadio не испытывает особенно тёплых чувств ни к британской армии, ни к какой-либо армии вообще. А также liberadio не приветствует нео-расистских концепций этно-плюрализма и не собирается защищать мифические «иудео-христианские ценности» от чужеродного ислама. Не все противники ислама — нам союзники. Так, критикам христианства пришлось бы подружиться с Варгом Викернесом и прочим языческим сбродом… Но закрадывается подозрение, что «диалектика Просвещения», о которой писали Адорно и Хоркхаймер, уже давно отразилась и на тех, чьей исторической задачей было нести Просвещение и свободу человечеству, и анти-просвещение давно уже говорит их устами. Хотя от начитанных идиотов, коими является подавляющее большинство университетских марксологов, иного ожидать не приходится.

Эта статья Иглтона служит лишь замечательным примером деградации после-военных левых в Европе, проявившейся с Шестидневной войной (1967) в Израиле, когда, по меткому замечанию Жана Амери («Widersprüche», 1971), левые установили, что «еврей» – может быть не только уродливым трусом, но и марширующим римским легионером, и отказали Израилю даже в моральной поддержке, и усилившейся с распадом Восточного блока и атаками на Мировой Торговый Центр в Нью Йорке в сентябре 2001-го года.