[И ещё раз о героях — и героинях! — двухтысячных. Может такое быть, что практически всё, что появлялось на интеллектуальном горизонте того времени, оказывалось реакционным постмодернистским форшмаком? Именно такое понятие я предлагаю ввести в политическую философию. А форшмачность прогрессивной академии нашей заблудшей эпохи заключается, например, не только во вручении Батлер премии имени Адорно Фёдора Визегрундовича, но и в том, что дюжину лет спустя, когда, казалось, с выдающейся философ_кой всё яснее некуда, некому эту премию у неё отнять и вернуть оргкомитету хотя бы видимость морального авторитета и суверенности. Хотя, вообще-то, зачем уже, в наши-то «антиинтеллектуальные времена»? Кто не видит того очевидного факта, что Критической теории не место в университетах, а весь постструктурализм со всеми его производными — не новое слово в мысли, а катастрофическое впадение в философский идеализм и реакцию, тому уже не помочь. Бывает, кажется, что людям, потратившим лучшие годы своей жизни на изучение и воспроизведение форшмака иногда просто стыдно признаться себе и окружающим в этом, поэтому и только поэтому они продолжают им обмазываться. Батлер тоже не может уже остановиться, даже если бы захотела. Форшмак «сам окутал её и унёс далеко-далеко, за любое возможное начало», как говорил некогда другой знаменитый реакционер Фуко. Если человек не убеждённый реакционер, а просто оппортунист, надеющийся на карьеру в средних эшелонах государственной и корпоративной бюрократии, то результат его действий всё равно один. Надо просто это признать и принять: у нас с ними нет ничего общего, мы даже не по одну сторону условной баррикады. – liberadio]
Меган Мёрфи, 20.09.2020
Джудит Батлер уже давно считается одним из архитекторов современной тенденции гендерной идентичности, которая превратила западный мир в скопище неразрешимых мозговых головоломок и словесных салатов. И не зря. Её книга 1990–го года «Gender Trouble» вводит ставшую общепринятой (академическую) концепцию о том, что гендер, пол и «категория женщины» «флюидны».
Главная загадка, с которой сталкиваются сегодня идеологи гендерной идентичности (и, по косвенным признакам, защитники прав женщин) и на которую они отказываются дать согласованный ответ, заключается в следующем: 1) если не существует конкретного определения «женщины», то что такое «права женщины»? И 2) Если женщина — это не материальная вещь, а всего лишь смутная идея, то почему предпринимаются согласованные, часто насильственные усилия, чтобы настаивать на том, что «трансженщины — это (буквально) женщины»? Что это значит? Что такое женщина? И почему так важно, чтобы мы «принимали трансженщин как женщин» (особенно если таковых не существует)? За кого мы их принимаем и как улучшает жизнь мужчины то, что его «принимают как женщину»?
Но я отвлекаюсь. Continue reading




