Category Archives: text

текст (не) есть текст

by olladij

Лео Лёвенталь: «Индивид и террор», 1949

[Лео Лёвенталь (1900 — 1993) — один из незаслуженно забытых представителей так называемой Критической теории, занимался исследованием массовой коммуникации, в том числе в фашистской агитации, и социологией литературы. Несмотря на то, что Раушнинг и Беттельгейм, которых Лёвенталь тут цитирует, дабы придать какую-то социологическую фактуру своим тезисам, современной исторической наукой достоверными источниками не признаются, высказанные им в этом коротком эссе тезисы кажутся мне чрезвычайно актуальными и достойными внимания. – liberadio]

Существует распространённое мнение, что фашистский террор является преходящей исторической фазой, которая, к счастью, уже позади. Я не могу присоединиться к этому мнению, поскольку рассматриваю террор как глубоко укоренившийся в динамике современной цивилизации и, в особенности, научной организации. Нежелание досконально изучить феномен террора во всех его аспектах само по себе служит одним из неприметных симптомов террора. Несомненно, для тех, кто живёт в условиях террора, практически невозможно размышлять о нём и тем самым расширить свои познания о нём. Тем не менее, это едва ли является достаточным объяснением удивительной сдержанности, если не отрицания, которыми столь ценящий факты западный мир отвечает на тоталитарный террор. Хотя ему всегда были доступны надёжные источники, Запад мгновенно закрыл глаза на проявления фашистского террора, пока ему не пришлось обратить внимание на раскрытые в Освенциме, Бухенвальде, Берген-Бельзене и Дахау преступления. Западный мир и по сей день (1946 г.) избегает фактов о том терроре, который последовал за окончанием войны. Распространённому в подвергшихся террору странах и служащему самосохранению оцепенению в так называемом «свободном мире» соответствует психическое вытеснение — неосознанное бегство от правды.

Современная система террора означает атомизацию индивида. Мысль о последствиях и воздействиях телесных истязаний наполняет нас отвращением; не менее ужасающе их значение для психики. Задействованное террором расчеловечивание заключается, в первую очередь, в тотальной интеграции населения в парализующие межчеловеческую коммуникацию коллективы — несмотря или, как раз, как следствие самого громоздкого коммуникационного аппарата, воздействию которого люди отныне подвержены. В условиях террора индивид никогда не один и всегда одинок. Он окостеневает и отупевает не только в отношениях со своими ближними, но по отношению к самому себе. Страх воспрещает ему спонтанные эмоциональное и мыслительные реакции. Сам акт мышления становится глупостью: он опасен для жизни. Было бы глупо не быть глупым, и как следствие этого всеобщее оглупление охватывает запуганное население. Люди впадают в ступор, напоминающий состояние моральной комы. Основными чертами террора я вижу следующее:

1. Непосредственность и всемогущество

Одной из основных функций террора является уничтожение любого рационального соотношения между правительственными решениями и личной судьбой. Характерные для начальной стадии тоталитарного террора массовые аресты, смешение в концентрационных лагерях по самым разнообразным причинам людей самого разнообразного происхождения, убеждений и религии служит стиранию личных различий и претензий к властному аппарату. Качественного различия, обычно создающегося между приговорёнными заключёнными и остальным населением, не существует между жертвами террора в концлагерях и людьми снаружи. Принцип выборки при массовых арестах, кажущийся столь иррациональным, основывается на террористическом расчёте. Вопрос индивидуальной цены является столь же неважным, насколько безнадёжной является надежда на временно ограниченное наказание.

Концентрационные лагеря куда более репрезентативны в отношении к составу населения по составу своих заключённых, чем традиционные тюрьмы. Этот факт подтверждается ещё и тем обстоятельством, что заключённые концлагеря полежат надзору не небольшой группы специализированных служащих, а определённым отрядам тайной полиции, которая одновременно угнетает и всё население целиком.

Это уничтожение причинно-следственной связи между отдельным поступком и возникающими из-за него последствиями для индивида является одной из основных целей современного террора, собственно: Continue reading →

by olladij

Иран: Не меньше, чем свобода

Оливер М. Пиха, 6.10.2022

С середины сентября Исламская республика Иран в очередной раз демонстрирует миру, в каком плачевном состоянии она находится. После смерти юной курдки Жины Махсы Амини от рук полиции нравов в Иране не утихают протесты. По оценке норвежской НПО Iran Human Rights, в их ходе до конца сентября были убиты 133 человека. Режим отвечает так же, как он всегда отвечал на протесты: он угрожает, стреляет и арестовывает, интернет большей частью блокируется — но некоторым «реформистам» разрешено делать критические замечания. В конце концов, заявление сделал и верховный Вождь Али Хаменей — он не слишком оригинально обвинил в происходящем Израиль и США. Из-за его молчания его уже посчитали, в который раз, мёртвым. Хаменей, всё-таки, уже 83 года.

Протестующие мужчины и, прежде всего, женщины в Иране, напротив, очень молоды. Протестом в этот раз верховодят женщины, которые размахивают в воздухе сорванными с голов платками как трофеями, сжигают их или даже передвигаются по улицам с непокрытой головой. Некоторые на публике обстригают свои длинные волосы. Это мощные символы, которые снова возвращают Исламскую республику Иран к её истокам.

Введение обязательного ношения платка было не просто пропагандистским шагом времён прихода к власти Хомейни и клерикалов в 1979-м году, сокрытие женского было и остаётся до сих пор центральным символом Исламской республики. Более того, постоянная и производящая впечатление невроза фиксация на женских головых уборах является фундаментальной для политического ислама. Волна протестов в Иране, таким образом, ставит существование режима по вопрос.

У Исламской республики нет на это ответа. Система целиком уже много лет назад вступила в процесс разложения, кажущийся неизбежным. Только в одной области Исламская республика была динамичной и отчасти даже успешной: в своём стремлении к власти на Ближнем Востоке. Стражи Революции несут этот империализм и давно уже служат ядром режима. Было бы логичным предположить, что до фундаментальной смены режима или даже до революции дело дойдёт сначала до военной хунты этих Стражей Революции.

Накопленные за десятилетия властные инструменты этого военно-экономического конгломерата огромны. И они будут применены с целью сохранения власти. Традиционная армия, как это показывают отдельные видео солдат, предупреждающих Стражей от неоправданного насилия против протестующих, занимает в отношении Стражей неоднозначную позицию. Это могло бы быть будущим пунктом слома системы.

Родившаяся в 1979-м году из революции против шаха Исламская республика была, в своём духе, проектом поколения, равно как и актуальный протест против неё, который при помощи символической мощи непокрытой женской головы постулирует совершенно иное понимание мира, чем то, которым обладали приверженцы Хомейни, мужчины и женщины. Идеологически и экономически Исламской республике давно уже нечего предложить большей части населения. Чувство, что все надежды на реформы напрасны, возникло ещё в конце девяностых годов во время президентства Мохаммеда Хатами. «Зелёная революция», волна протестов после выборов 2009-го года, была явным переломом. Тогда стало очевидным, что исламистский режим потерял связь с молодёжью страны. Continue reading →

by olladij

Безумный Ницше

[Продолжаю собирать свои старинные разбросанные тут и там переводы. Особого смысла в этом тексте нет, просто дед умер недавно, так что пусть будет. – liberadio]

Питер Лэмборн Уильсон

Турин, 4-е января, 1889
(Питеру Гасту:) Моему маэстро Пиетро,
спой мне новую песню: мир изменился
и небеса полны радости.
-Распятый

Это — одно из последних писем обезумевшего Ницше, написанное после его припадка в Турине, в начале января 1889-го года, но до его окончательного отбытия в молчание. Его письмо к Овербеку (в котором он говорит, что приказал «расстрелять всех антисемитов») подписано «Дионис», а другое к Козиме Вагнер (которую он никогда не переставал любить) — подписано «Дионис и Распятый». Кажется, что скатывание Ницше в безумие приняло форму религиозной мании, в которой он пытался примирить Христа и Диониса друг с другом, став ими обоими. В письме к Буркхардту он говорит: «Я — Бог, нарисовавший сам на себя карикатуру».

Было ли безумие Ницше вызвано сифилисом или невыносимой тяжестью его мысли, последние письма не были бессмысленной болтовнёй. Синтез Диониса и Иисуса представляет путь из конфликта между Дионисом и Аполлоном, впервые исследованным в 1872-ом, в «Рождении трагедии», и доведённого до абсолютного предела в «Антихристе» (1888), который натравливает Диониса на Распятого, а также против разума как против аполлонической функции. Это был необязательно «безумный» Ницше, который верил, что может преодолеть такую дихотомию в форме высшего единства. Он уже придал религиозный смысл философии в «Так говорил Заратустра» (1883-85), очевидное решение проблемы смерти Бога — самому стать Богом. Миф вечного возвращения утверждает что-то из теологического разочарования в контексте «Заратустры», в любом случае, благодаря его статической конфигурации. Он (миф) разрешает стоический / экзистенциалистский кризис, но не проблему воли и становления.

Бродя через нерассортированные заметки в «Воле к власти», можно обнаружить предложение материалистической религии с динамическим потенциалом. Шикарное научное исследование Ницше различия между выживанием и выражением указывает от детерминистского редукционизма на спиритуальный принцип, содержащийся в природе или идентичный с ней (так-сказать) — воля к выражению, к власти, которую Ницше представляет как творчество и желание. Тут тоже обнаруживается попытка Ницше преодолеть отчуждение индивида в обществе через открытие принципа communitas. Даже странные высказывания о смешении рас как о решении проблемы социальной можно рассматривать в этом “религиозном” свете, как в предложение решительного сотворения самопреодолевающего человечества (Сверхчеловек) посредством вожделения и синтеза — почти мессианский план.

Дионисийско-христианская coincidentia вполне хороша в историческом и филологическом смысле тоже, как самому Ницше, наверняка, было хорошо известно. Его раннее христианство и обладает чем-то эллинским, то оно пришло из орфейских / дионисийских источников — пусть даже в фундаментальном символе вина, но идентичность между двумя конкурирующими спасителями может быть замечена. Нео-платонистские аспекты такого синтеза едва ли были интересны для Ницше, как мне думается, но символы трансцендентного, экстаза, сверх-разумного и насилия являются общими для обеих традиций, и могли заинтриговать его. Темы бессмертия и смертности могли оказаться менее полезными для его проекта, чем более непосредственные темы «царства этого мира» и энтеогенеза – «рождения Бога внутри».

Если бы не вкладывали так много в последние безумные письма, то могло бы показаться, что пророк смерти Бога почти что слился с божеством, возможно, он был бы даже основателем новой религии. Что же тогда стало с мыслителем, который однажды пообещал построить свой проект на «ничто»? Было бы просто сказать, что невозможность такого проекта, в конце концов, довела его до безумия — но в этом случае нам нужно было бы осудить и его исходную точку («ничто») и конечную («религия»). Такое суждение привело бы нас к утверждению, что Ницше всегда был безумцем. Нам нужно перепроверить другие гипотезы.

Continue reading →

by olladij

A man of people, me / My people never be free

Да-да, как-то так случилось, кусок моего сердца совершенно сулчайно остался где-то в Ирландии, хотя я никогда там не был. Отчасти это из-за The Pogues, отчасти из-за The Therapy?, отчасти из-за Thin Lizzy, отчасти по сугубо личным причинам. Но, наверное, так никогда больше и не доеду.  Shit happens, но так мы все и живём.

Вот вам субкультурный анекдотец с начала 90-х годов из некоей дыры в Северной Ирландии. О таких вещах нам придётся говорить несколько чаще – и о распаде / разложении госудасртвенной монополии на насилие, и о возможных ей альтерантивах, и о концепции партизанской войны вообще. Надо будет поздзаняться этой темой, “defund the police” и вот этим всем животрепещущим. Примеров действительно демократических взаимоотношений между маркситско-ленинской / маоистской герильей и обществом есть только два: Рожава и и Чиапас. Всё остальное – это кромешный мрак, сравнимый с т.н. Исламским государством или мексиканскими наркокартелями. Это всё, что вам нужно знять о “красных партизанах” в т.н. Третьем мире. Это всё, что вам даже нужно знать о Рабочей партии Курдистана, между прочим. Но вы продолжаете дрочить на антисемитов из РАФ или на то, что Фусако Сигэнобу из “Японской Красной Армии” наконец-то вышла на свободу? Если у меня не окажется бейсбольной биты под рукой, то мы просто серьёзно поговорим об этом, вы мразотные реакционные ублюдки.

‚Shitkicker’, a frantic song with a noisy riff inspired by the playing style of Silverfish guitarist Andrew ‚Fuzz‘ Duprey, tells the tale of a musician friend who lived in a Republican area of Belfast. ‚It was basically run by a paramilitary organisation‘, explains Andy. ‚The thing about paramilitaries in Nothern Ireland that we found strange growing up – on both sides – was the little foot soldiers who got involved. They thought they had carte blanche to do what they wanted under the umbrella of this political organisation. If you pissed off a kid, they‘d go, ‚I‘ll tell my da, and my da will get you done.‘ They were empty threats half the time, but if you knew they were connected, you‘d keep your mouth shut. It was just part of growing up.

‚Our friend told us this story about him and his friend were into psychobilly and had bleached-blonde quiffs‘, he adds. ‚He was approached by some people representing a paramilitary organisation and they said some old ladies had been complaining about his haircut. ‚It upsets them, so get rid of it,‘ they told him. ‚We brand it antisocial behavior.‘ It could get you beaten up – or worse. They didn’t get their hair cut. Later, someone had got into his house and written a message on his mirror in lipstick: This is warning number one, next we‘re back, we‘ll bring the gun. That‘s when he started growing his hair out‘.

Simon Young, „So much for the 30 years plan. Therapy? The authorized biography“, 2020

 

by olladij

Рэкетирская банда как структура

[Фуксхубер предпринимает ещё одну попытку заглянуть под изнанку так называемого цивилизованного мира. – liberadio]

Торстен Фуксхубер

Понятие рэкетирской банды (racket) в Критической теории у Макса Хоркхаймера: тот, кто пользуется этим понятием только как инструментом для анализа криминальных организаций, упускает из виду критическую направленность теории банд. С её помощью Макс Хоркхаймер намеревался объяснить переход от либеральной фазы капитализма к авторитарным, пост-буржуазным условиям. При оных банды занимают место государственного суверена.

Банды — это всегда другие, социально и географически далёкие от тебя самого. Преступники и кланы, главы банд и гангстеры. В Мексике, Сомали, России или где-нибудь ещё в мире. При современном изучении Критической теории власти банд может запросто возникнуть ощущение, что речь идёт о феномене где бы ни находящейся, как бы ни определяющейся «периферии». В противоречие этому философ Макс Хоркхаймер, являющийся автором общественно-критического проекта теории банд, не оставляет сомнений в том, что его теория была нацелена на некое развитие глобального масштаба: «Мы по праву смеёмся над идеологом, который (…) говорит о ‘gang‘ и размышляет о контроле доходов со стиральных салонов ради ‘protection’ на квартале», – писал он в июне 1941-го года своему другу Теодору В. Адорно. Власть банд давно уже подразумевает «‘защиту‘ стран, контроль над Европой или промышленностью и государством (…). Размах изменяет и качество».

Каким бы привлекательным и обещающим критическое понимание ни казалось применение понятия банды к так называемому глобальному Югу, переплетение политики и преступления, коррупции и форм грабительской экономки — у Хоркхаймера первоначально были иные намерения. Он выступал против критикуемой им и его сотрудниками как «формально-социологической», описательной теории формирования банд, которую он наблюдал в социологических и криминологических дискуссиях во время своего пребывания в США. В отличие от них он рассматривал трансформационные процессы своего времени с точки зрения критики общества.

Чтобы концептуализировать это тенденции, Хоркхаймер вместе с другими сотрудниками переименованного в США в «Institute for Social Research» франкфуртского Института социальных исследований собирался развить всеохватывающую теорию рэкетирских банд. Ею должен был быть описан процесс, привёдший к возникновению национал-социализма. Одновременно с этим Хоркхаймер собирался проанализировать, насколько наблюдаемые в Германии тенденции проявляются в иных формах в других странах; например, в фашистской Италии, в называемом Хоркхаймером «интегральном этатизме или государственном социализме» Советского Союза, а также в США, которые тогда в значительной мере подвергались влиянию массивных государственных интервенций политики «New Deal».

Общественный структурный принцип

Из плана Хоркхаймера, в конечном итоге, ничего не вышло. Лишь немногие сотрудники сделали свой вклад в намеченную им теорию. Он сам написал несколько оставшихся неопубликованными фрагментов, в которых он объясняет, в чём он видит суть критики банд. Он старался держаться подальше от дискуссий в США, поскольку он считал рэкетирскую банду агентурой агрессивного утверждения частных интересов за счёт как бессильных индивидов, так и общества. Но понятие рэкета он считал не столько обозначением конкретных, экономически ориентированных банд или политических объединений в или против общества, сколько структурным принципом самих общественных условий. По его убеждению, этот принцип складывался из нарастающей концентрации и централизации способа производства, т.е. был связан с процессом, который Карл Маркс называл нарастающим органическим строением капитала.

Эта тенденция, по мнению Хоркхаймера, обладает глубоко идущими общественными и политическими последствиями: «Эпизод свободной промышленной экономики с децентрализацией на множество предпринимателей, каждый из которых был не настолько большим, чтобы отказаться от объединений с другими, облачил самосохранение в рамки совершенно чуждой ей гуманности», писал он в своём эссе «Разум и самосохранение». Но вот теперь политическая форма власти «возвращается обратно к своей собственной сути». Continue reading →

by olladij

Питер Лэмборн Уильсон (1945 – 2022)

Новости есть и поважнее, конечно, но деда надо помянуть хотя бы парой слов. Потому что был когда-то, много лет назад, интересен и важен. Питер Лэмборн Уильсон, более известный как Хаким Бей, умер 22 мая сего года.

А вот почему он был важен и интересен, уже и не сказать. Эстетство, обскурантизм, богемствующий активизм, не пытающий достичь ничего, кроме собственного удовольствия, ориенталистская экзотика. Наверное, критикой “старых” левых с их тоскливыми ритуалами. С другой стороны – вот эта его платоническая любовь к мальчикам, о которой все друзья и почитатели предпочли как-то отмолчаться и проигнорировать. Что с него, дескать, этого псевдо-суфия и псевдо-гея, взять? Хотя “Скандал: Эссе об исламской ереси” (1988), например – и вовсе неплохая книга. Короче, сами читайте:

https://globalganjareport.com/node/1911

NYT:

Я в своё время довольно быстро забил на Хаким Бея и потерял его из виду. Иногда он проявлялся в виде каких-то странных образов поп-культуры. Будь-то платонический педофил Джонни Рэд в фильме “The Anarchist Cookbook” (2002), эдаком недоделаном “Бойцовском клубе” – фильме который меня двадцать лет назад просто выбесил. Или загадочном страннике, который заманивает главного героя книги “1979” Кристиана Крахта в Тибет за просветлением, где тот и просветлился в китайском лагере до маоизма. Но некоторые практики Беевского плохо переваренного ситуационизма иногда можно было по приколу применить: кружок обсуждения идей Кропоткина, встречающийся в трамвае, попытки вызвать дух марксиста Йоханнеса Аньоли при красных и чёрных свечах или магический троллинг студенческого представительства во время университетской забастовки. Да даже на нелегальном ночном рэйве в подземном переходе посреди Вюрцбурга:

 

 

 

 

 

 

Всё это было лет, наверное 12 назад и с тех пор я больше не припомню, чтобы Питер Лэмборн Уильсон aka Хаким Бей был хоть в чём-то мне нужен или важен. А я и немногочисленные оставшиеся с тех пор соратники и соратницы иногда чувствуем себя как Питер Пак, главный герой уже упомянутого говённого фильма “Поваренная книга анархиста” – нас порядком потрепало, мы многому научились, но пользы это нам никакой не принесло и мы в полном ахуе пытаемся снова стать нормальными людьми. Примерно как после писанины Хаким Бея. That’s all, folks.

by olladij

Расизм: выдуманное превосходство

Феликс Ридель

«Не смотрите на меня, что я смугла, ибо солнце опалило меня», – такими словами Суламифь в библейской «Песне песней» оправдывается перед своим окружением. Её самоуверенное обращение: «Черна я, но красива…», очевидно, оказало своё воздействие: эта фраза украшала в эпоху романтизма в искусстве многочисленные изображения «чёрных мадонн» и доказывает, что «black is beautiful» по протяжение столетий было частью европейской культуры. Римская империя и Средневековье создали множество мозаик, скульптур, геральдики и картин, позитивно изображающих людей с тёмной кожей. Расизм не является исторической судьбой. Но тем не менее, защитная речь Суламифь служит и свидетельством античного расизма.

Но многие исследования по теме начинают где-то в 15-м веке. Они рассматривают расизм и антисемитизм как феномены Современности. Исторический материал опровергает этот миф. Так, например, Беньямин Исаак в своей книге «The Invention of Racism in Classical Antiquity» показывает, насколько распространены были элементы расизма в Античности. Уже античные общества знали этноцентристский супрематизм «цивилизованных» в противопоставлении «варварским народам», верили в предполагаемое влияние ландшафта и климата на человеческий характер и объединяли людей по их внешним признакам или происхождению в коллективы. Тёмная кожа, например, ассоциировалась с фекалиями и смертью. Примером в этом контексте может служить утверждение Аристотеля, что рабы и побеждённые народы рождены для рабства.

Оправдание власти

Ядро расизма можно показать и в аристократических фантазиях: они объявляют власть передаваемой по наследству и эстетически превозносят её. В этой связи, об античных и средневековых текстах часто говорят как о «проторасизме». Подобные высказывания в наше время мы бы расценили как расистские.

Речь тогда шла, как и сегодня, об оправдании иерархий и власти. Так, раннехристианский учёный Ориген ещё в третьем столетии отвечает на вопрос, почему Бог заставляет людей жить в нищете языческого «варварства», следующим образом: перерождение людей в «низших» обществах обосновано их собственной виной в предшествующей жизни. Возникающий из этого миф о, якобы, любимых Богом властителях в отличие от справедливо наказанных подданных позднее обнаруживается в кальвинизме и буржуазной идеологии. Для христианства это было довольно простым шагом — перейти от «печати Каина» в Библии к целым «отмеченным» и «наказанным» Господом плохими условиями жизни обществам, которые заслуживали своего порабощения.

Вне Европы также обнаруживаются древние формы проявления расизма. Индуизм, например, своей кастовой системой обесценивает тёмную кожу. Исследовательница саскрита Уэнди Донигер пишет в своей книге «The Hindus»: «Британский расизм (…) мог водрузиться на уже существующие индуистские идеи о тёмной и светлой коже. (…) Индийская культура создала свой расизм, прежде чем британцы обратили его против Индии». А в исламе африканские рабы и рабыни привлекались к более тяжёлым работам. Их восстания «занджи» подавлялись в Месопотамии и были задокументированны ещё в 689-м году н.э. Ругательные обозначения для чёрных «занджи» и «абид» до сих пор свидетельствуют о расистской дискриминации в исламе.

Виноваты жертвы

Расизм был успешен как модель легитимации власти, ибо он обращается к психологическим схемам, возникающим вне зависимости от культуры в раннем детстве: патологическая проекция, преследующая невинность, фантазии инцеста и кастрации, а также злокачественный нарциссизм. Из этого подпитывается внеисторическая стабильность охоты на ведьм, антисемитизма и расизма. Расизм позволяет беспринципность без эмпатии, власть без угрызений совести. Чувство вины задевает нарциссические структуры и проецируется на жертвы: их единственной виной было подчинение, а насилие служит их справедливым наказанием. Расист видит себя как великодушного благодетеля. Необходимость этой рационализации указывает на то, что расизм является осознанной ложью — а не просто невежеством или чистой властью. Continue reading →

by olladij

Что происходило на самом деле во время «Накбы»?

Матиас Кюнцель, май 2021 г.

В 2004-м году палестинский президент Яссир Арафат учредил день «Накбы», который с тех пор отмечается демонстрациями и насильственными столкновениями каждый год 15-го мая.

В 2021-м этот день отмечался и в Германии, тем более, что по времени он пришёлся как раз на очередные военные действия в Газе. «Палестинцы отмечают сегодня день Накбы, который должен напоминать об изгнании и бегстве из Палестины», сообщала новостная передача Tagesthemen. Новые всплески насилия происходят потому, писал сайт n-tv.de, „что палестинцы сегодня вспоминают об изгнании сотен тысяч людей в ходе основания израильской государственности в 1948-м году».

Но что делает эту дату — 15-е мая 1948-го года — действительно значимой, остаётся во всех этих сообщениях неназванным. Дело было ранним утром этого дня, когда арабские армии напали на израильскую часть государства, основанную за день до того Бен-Гурионом согласно решениям ООН: с севера выдвинулись сирийские и ливанские войска, с востока — иорданские, а с юга — египетские части, с целью уничтожить Израиль.

Если бы арабские властители тогда решили иначе и согласились бы с решением ООН о разделении региона, возможно, мы праздновали бы 15-го мая 2021-го года 73-ю годовщину основания арабско-палестинского государства.

Почему основание Израиля делается до сегодняшнего дня ответственным за страдания беженцев и изгнанных? Почему эта война, которая разрушила не Израиль, а саму идею отдельного «палестинского» государства на многие десятилетия, не рассматривается как катастрофа, которой она на самом деле и являлась?

Ответ связан с историографией Организации освобождения Палестины, которая на протяжение десятилетий влияет на международное понимание истоков ближневосточного конфликта. Она рассматривает нападение арабских армий на только что основанный Израиль как легитимное, практически само собой разумеющееся действие. Continue reading →

by olladij

O корриде

Согласно чистому понятию корриды исход борьбы, в конечном итоге, не может быть открытым. Относительно слабый и напуганный человек пред лицом угрожающих природных сил должен, тем не менее, при помощи своего отважного сердца и хитрости ума победить свой страх и превосходящую силу простой природы. Это представление должно казаться англо-саксонскому возмущению из-за преднамеренного убийства быка непонятным, т. к. оно выносит своё слепое суждение с точки зрения спорта и сострадания, без понимания этого элемента средиземноморской культуры.

Ни в (древней) истории, ни в корриде, ритуально повторяющей человеческие попытки избежать встречи с природными силами и соблазнами (Одиссей!), речь идёт не о тренировке тела, спортивном духе, честном состязании и т.п., а о том, чтобы принять вызов возможной гибели пред лицом непосредственно превосходящей природной силы и одолеть её.

Греческий миф о Минотавре, с которым Тесей встречается в лабиринте, умалчивает о том, что происходит при встрече человеческой и внешней природы. Эта открытость позволяет нам помыслить иной исход, чем в корриде или в бесплодности истории современных революций, исход, в котором будет разорван круговорот насилия, начавшийся с борьбой человека за выживание в конфронтации с природой.

Таким образом, следует представить себе такую возможность, что Тесей не убивал Минотавра, либо — при современном состоянии истории — больше не должен его убивать. Он мог бы в виде попытки войти в модус примирения — в способ бытия по ту сторону (древней) истории, примирения с самим собой и с природой, чья сила, теперь без насилия, перешла бы к нему вместо того, чтобы посредством жертвоприношения природы постоянно обращаться против него.

Разум, чьим центральным понятием служит примирение, является «женским», т.е. не ограничивается инструментальной разумностью обладания и власти. Нить Ариадны — это его знание как обращаться с природой, внешней и внутренней. Этот разум позволяет Тесею не растеряться в лабиринте при встрече с Минотавром.

В этот момент рефлексии, без поверхностности и заносчивости спортсмена, но историко-философски, может быть обоснована и проведена критика ритуальной смерти в полдень, как Хемингуэй назвал свою великую книгу о корриде.

Вооружённый не нитью Ариадны, а эстетизированным инструментальным «мужским» разумом, матадор встречается на арене с быком. Когда он убивает животное, на мужчину переходит природная сила животного, которую так ценят в нём женщины — особенно в определённых ситуациях опасности и эротики, и подчиняется принуждению к повторению кровавого ритуала. Не может быть окончательной корриды, т.к. это принуждение в ней заключено, а только лишь гуманная трансформация и интеграция в сублимированные сцены, что предполагает разрыв с корридой. Но с другой стороны, следует подчеркнуть, что сначала должна была произойти та изначальная сцена и её ритуальное повторение, чтобы этот разрыв мог произойти.

Реальная борьба, всё более происходящая в спорте, особенно в футболе, показывает, что для преодоления насилия в истории необходимо нечто другое, чем простое замещение матадора на спортсмена: разрыв с обеими современными центрами насилия, которым были даны имена Капитал и Государство. Этот разрыв сделал бы ненужным и партикуляризм сострадания с природой. Конечно, человеческая и внешняя природа останутся теми же, пока этог разрыв не произойдёт. Той опасности, что критики корриды, применяющие к ней критерий (спортивной) честности, придут к этому фундаментальному пониманию, не существует.

Helmut Thielen: „Warum die Blue Jeans schwarz geworden sind“, Berlin 1998

by olladij

О военной стратегии в революционной войне

Военные примечания к так называемой «теории революции»

Йорг Финкенбергер

1.

Так же как не существует теории общества, нет и теории революции. «Даже если бы социология была наукой, то понятие революции осталось бы для неё недоступной» (Г. Ландауэр, «Революция», 1907); все теории общества были опровергнуты, самое позднее, революциями. Революционная теория общества и даже «теория революции» является чем-то невозможным, и как будто была специально придумана ради необходимого осознания этого факта. Общество, однако, можно понять, только исходя от революции; но пытаться обзавестись теорией революции именно поэтому является праздным занятием.

Когда и почему происходят революции? Кто делает, если угодно так выразиться, революции? И что определяет их исход, т.е. какая партия в конце одерживает победу и почему? Если на эти вопросы нельзя дать хотя бы общие ответы, то ничего не выйдет и из «теории революции». Для этого было бы необходимо знать, из каких компонентов, так сказать, состоит общество и в каком отношении они находятся по отношению друг к другу, и по каким причинам они готовы терпеть или не терпеть какие условия, т.е. на что они готовы пойти, чтобы эти условия изменить. Но как это можно знать, если они и сами этого не знают?

Но что можно знать — это то, что ни одна революция до сих пор не устранила самого этого обстоятельства. Ведь и в самом деле, победу всегда одерживала какая-либо партия. Ни одна революция ещё не привела к такому результату, который больше не нуждался бы в революции, а был бы в состоянии самостоятельно и свободно изменять свои внутренние отношения; т.е. к обществу, члены которого понимали бы эти отношения. Как из революции может родиться общество, которое мы, краткости ради, назовём тут бесклассовым и безгосударственным? Т.е. как общество во время революции может защититься от власти тех или иных революционных организаций, стремящихся установить собственный режим — разумеется, от имени революции?

В этот крайний переломный момент судьба общества решается посредством насилия. Но насилие является не внешним фактором по отношению к обществу, а само обладает общественными формами и предпосылками. Эту роль оно играет только потому, что общественные отношения не обладают внутренней правдой и сознанием; потому, что они сами поддерживают своё существование только благодаря насилию. Рассмотрим же общий вопрос общества, исходя из насилия, и наоборот — вопрос насилия, исходя из проблематики «прозрачно-рациональных» общественных отношений.

2.

«Восстание старого типа, уличная борьба с баррикадами, которая до 1848 г. повсюду в конечном счёте решала дело, в значительной степени устарела. Не будем создавать себе на этот счёт иллюзий: действительная победа восстания над войсками в уличной борьбе, то есть такая победа, какая бывает в битве между двумя армиями, составляет величайшую редкость. (…) Итак, даже в классические времена уличных боёв баррикада оказывала больше моральное воздействие, чем материальное. Она была средством поколебать стойкость войск. Если ей удавалось продержаться до тех пор, пока эта цель бывала достигнута, — победа была одержана; если не удавалось, — борьба кончалась поражением. (…) Но с тех пор произошло много ещё и других изменений, и всё в пользу войск». (Ф. Энгельс, Введение к «Классовая борьба во Франции» К. Маркса, 1895)

В некотором смысле иронично, что это «восстание старого типа» большей частью черпало свою энергию из воспоминаний о первой Французской революции; не столько воспоминаний о штурме Бастилии, но о торжественно называемых «Journées» отдельных парижских бунтов, в ходе которых радикализовалась революция — штурм Тюильри 10-го автуста 1792 года, восстание 31-мая 1793 года против жирондистов. Эти и тому подобные акции послужили с тех пор Баунаротти и бланкистам примером для х планов, и эти планы периодически терпели жесточайшие поражения, если отсутствовали их предпосылки. А к этим предпосылкам относятся и планировка, и управление, и использование такими людьми как тогдашний министр правосудия Дантон, т.е. они могут быть успешными только в качестве насильственных методов интриги внутри государственного аппарата, как тайные государственные дела, т.е. путчи в широком смысле этого слова.

Июньское восстание 1884-го года показало, чем такие акции заканчиваются посреди революции, если они в тайне не пользовались поддержкой какой-либо части государственного аппарата. И со времён восстания Коммуны в 1871-м было ясно, что армия даже тогда не теряет своей «стойкости», если ей приходится сравнять с землёй добрую часть столицы. И даже те революции, которые являются масштабными, мирными и популярными у населения, когда солдатам в дула ружей суют цветы — такие революции либо не заходят далеко, ограничиваются свержением особо неспособного начальства, либо раскалываются в своём дальнейшем ходе вплоть до гражданской войны.

Во Франции 1968-го и в Египте 2011-го года большинство осталось на стороне правительства. Там же, как в Иране в 1979-м, от правительства откалывает правое крыло, первый акт революции — свержение правительства – становится проще, но по этой же причине все последующие акты — тем более катастрофичней. Ведь эта борьба происходит даже не между «классами», ибо классы не имеют каких-то раз и навсегда установленных интересов, их сначала нужно найти, причём в отношении к другим классам. Поэтому, если это ещё можно так описать, в каждом классе друг другу необходимо противостоят различные фракции; т.к. существуют самые разнообразные отношения между классами, но никакого критерия, чтобы оценить их объективную правильность. Continue reading →