by olladij

Syndikalisten in der Russischen Revolution (1940)

Grigori Maximow

Die Revolution erschütterte alle Klassen und Schichten des russischen Gesellschaftslebens. Als Folge der drei Jahrhunderte währenden Unterdrückung durch das zaristische Regime hatte sich eine große Unruhe in allen Schichten der russischen Gesellschaft ausgebreitet.

Während der revolutionären Explosion wurde diese Unruhe zu der Kraft, die die heterogenen Elemente zu einer mächtigen Einheitsfront zusammenschweißte und die das Gebäude der Despotie innerhalb von drei Tagen zerstörte – eine kurze revolutionäre Periode, die in der Geschichte beispiellos ist. In dieser Bewegung herrschte trotz der Tatsache, dass die einzelnen Kräfte von unterschiedlichen und sich oft gegenseitig ausschließenden Aufgaben und Zielen angetrieben wurden, völlige Einmütigkeit. Im Moment der revolutionären Explosion stimmten die Ziele dieser verschiedenen Kräfte zufällig überein, denn sie hatten einen negativen Charakter, da sie auf die Vernichtung des überkommenen absolutistischen Regimes gerichtet waren. Die konstruktiven Ziele waren noch nicht klar. Erst im weiteren Verlauf der Entwicklung, durch die unterschiedlichen Konstruktionen der Ziele und Aufgaben der Revolution, kristallisierten sich die bis dahin amorphen Kräfte heraus und es entstand ein Kampf zwischen ihnen um den Triumph ihrer Ideen und Ziele.

Es ist ein bemerkenswertes Merkmal der Revolution, dass sie trotz des eher geringen Einflusses der Anarchisten auf die Massen vor ihrem Ausbruch von Anfang an den anarchistischen Kurs der vollständigen Dezentralisierung verfolgte; die revolutionären Gremien, die durch den Verlauf der Revolution sofort an die vorderste Front gedrängt wurden, waren in ihrem wesentlichen Charakter anarchosyndikalistisch. Sie waren von der Art, die sich als geeignete Instrumente für die schnellste Verwirklichung des anarchistischen Ideals anboten – Sowjets (Räte), Fabrikkomitees, bäuerliche Land- und Hauskomitees usw. Die innere Logik der Entwicklung und des Wachstums solcher Organisationen führte im November (Oktober) 1917 zur vorübergehenden Abschaffung des Staates und zur Beseitigung der Grundlagen der kapitalistischen Wirtschaft. Ich sage „vorübergehend“, denn auf lange Sicht triumphierten der Staat und der Kapitalismus, da die logische Entwicklung der Revolution von denjenigen offen vereitelt wurde, die anfangs dazu beitrugen, ihren Entwicklungsprozess zu beschleunigen. Ungehemmt von den allzu vertrauensvollen Massen, deren Ziele und Handlungsweisen zwar instinktiv spürbar, aber noch weit davon entfernt waren, klar erkannt zu werden, hüllten die Bolschewiki in dem Maße, wie sie das Vertrauen dieser Massen gewannen, die Revolution allmählich in die abschreckende Atmosphäre staatlicher Dominanz und roher Gewalt ein und verdammten sie so zu einem unvermeidlichen Zerfallsprozess. Dieser Prozess machte sich jedoch erst sechs Monate nach der „Oktoberrevolution“ bemerkbar. Bis zu diesem Zeitpunkt reifte die Revolution immer weiter heran. Der Kampf wurde schärfer und die Ziele nahmen einen immer klareren und deutlicheren Charakter an. Das Land brodelte und sprudelte und lebte ein erfülltes Leben unter den Bedingungen der Freiheit.

Der große Kampf

Der Kampf der Klassen, Gruppen und Parteien um den vorherrschenden Einfluss in der Revolution war intensiv, kraftvoll und auffällig. Infolge dieses Kampfes kam es zu einer Art Patt der Kräfte; keine war in der Lage, eine Überlegenheit gegenüber den anderen zu erlangen. Dies wiederum machte es dem Staat und der Regierung – der äußeren, über der Gesellschaft stehenden Kraft – unmöglich, zum Instrument einer der streitenden Kräfte zu werden. Der Staat war also gelähmt, da er seinen negativen Einfluss auf den Lauf der Dinge nicht ausüben konnte, zumal die Armee aufgrund ihrer aktiven Rolle in der Bewegung aufhörte, ein gehorsames Instrument der Staatsmacht zu sein. In diesem großen Kampf der Interessen und Ideen nehmen die Anarchisten eine aktive und lebendige Rolle ein.

Die Periode von März (Februar) bis November (Oktober) 1917 war in ihrem Umfang und ihrer Tragweite für die anarchosyndikalistische und anarchistische Arbeit, d.h. für die Propaganda, die Agitation, die Organisation und die Aktion, eine höchst glänzende Zeit.

Die Revolution öffnete die Tür für anarchistische Emigranten, die aus verschiedenen Ländern zurückkehrten, aus denen sie vor der grausamen Verfolgung durch die zaristische Regierung geflohen waren. Aber schon vor der Rückkehr der Emigranten entstanden unter aktiver Beteiligung von aus dem Gefängnis und dem Exil entlassenen Genossen Gruppen und Vereinigungen von Anarchisten sowie anarchistische Publikationen. Mit der Rückkehr der Anarchisten aus dem Ausland erlebte diese Arbeit einen erheblichen Aufschwung. Russland war mit einem dichten, wenn auch zu lose verbundenen Netz von Gruppen überzogen. Kaum eine größere Stadt, in der es nicht eine anarchosyndikalistische oder anarchistische Gruppe gab. Die Propaganda nahm Dimensionen an, die für anarchistische Aktivitäten in Russland beispiellos waren. Im Verhältnis dazu gab es eine große Anzahl anarchistischer Zeitungen, Zeitschriften, Flugblätter, Pamphlete und Bücher. Der Buchmarkt wurde mit anarchistischer Literatur überschwemmt. Das Interesse am Anarcho-Syndikalismus und Anarchismus war enorm und erreichte sogar die entlegenen Winkel des fernen Nordens.

Zeitungen wurden nicht nur in den großen Verwaltungs- und Industriezentren wie Moskau und Petrograd herausgegeben, in denen es mehrere anarchistische Zeitungen gab (in Petrograd betrug die Auflage der anarchosyndikalistischen „Golos Trouda“ und der anarchistischen „Burevestnik“ jeweils 25.000; die Moskauer Tageszeitung „Anarchia“ hatte etwa die gleiche Auflage), aber auch in Provinzstädten wie Kronstadt, Jaroslawl, Nischni-Nowgorod, Saratow, Samara, Krasnojarsk, Wladiwostok, Rostow am Don, Odessa und Kiew. (1918 erscheinen anarchistische Zeitungen in Iwanowo-Wosnesensk, Tschembar, Jekaterinburg, Kursk, Jekaterinoslaw und Wiatka).

Die mündliche Propaganda war noch umfangreicher als die schriftliche – sie wurde sowohl in der Armee als auch in den Fabriken und Dörfern durchgeführt. Die Propaganda betonte die zentrale Aufgabe, die der Revolution innewohnenden anarchistischen Prinzipien und Tendenzen herauszuarbeiten und zu ihrem logischen Ende zu führen. Diese Propaganda, insbesondere die anarchosyndikalistische Propaganda, war bei den Werktätigen sehr erfolgreich. Der Einfluss des Anarchismus, insbesondere seiner anarchosyndikalistischen Spielart, war bei den Petrograder Arbeitern so groß, dass sich die Sozialdemokraten gezwungen sahen, eine Sonderpublikation herauszugeben, um den Kampf gegen den „Anarchosyndikalismus im organisierten Proletariat“ zu führen. Leider wurde dieser Einfluss nicht organisiert. Continue reading →

by olladij

Эрих Мюзам: Идеалистический манифест (1914)

Тот, кто, устремляясь в безграничные просторы, делает содержанием своих начинаний новую мораль, новую справедливость, новую человечность, по бесчисленному опыту знает, что он будет не понят. Это почти неизбежная судьба его искусства убеждения — вызывать качание головой и пожимание плечами даже среди людей понимающих, критичных и доброжелательных. Ибо всякая агитация, намерения которой не ограничены временем, беспечно и безрассудно поднимается над практическими соображениями. Для буржуазных натур, то есть тех, кто озабочен настоящим, цель — это всегда следующий шаг. Те, кто стремится к идеалу, «проскакивают мимо цели». Не знать пути к цели на каждом шагу, не испытать инструменты борьбы против любой опасности — вот что вызывает сомнения, предостережения, тревогу и даже яростное сопротивление тенденциям, честность которых не вызывает никаких возражений. Но того, кто после честного размышления знает истину и воздерживается от неё в благоразумном скептицизме, я называю тряпкой.

Вот моя идеальная цель — вот я вижу средства её достижения: какое мне дело до осторожных хамелеонов? Учёные-естествоиспытатели, экономисты, историки, географы, политики и коммерсанты могут быть сто раз правы — они не могут опровергнуть моё чувство, которое знает свои пути. Я хочу международного мира, потому что он кажется мне хорошим. Я знаю, что он будет, когда труд народа не будет больше направлен на войну, когда солдаты откажутся убивать равных себе, когда воля народа будет направлена на мир. Я хочу социализма и анархии. Я знаю, что они возможны, когда труд и потребление будут приведены в справедливое равновесие, когда порядок и миролюбие завоюют жизнь в народе, когда власть и повиновение, господство и рабство уступят место обычаю народов. Они уступят, когда стремление к свободе превратится в желание быть свободным повсюду. Я хочу, чтобы культура и искусство стали общим достоянием народов. Они станут таковыми, когда вкус лучших будет донесён до всех, когда этика масс превратится в порядочность, когда принуждение и наказание станут справедливостью и пониманием.

Но все предпосылки для мира остались невыполнеными. Народы испытывают естественное стремление к экспансии и угрожают границам своих соседей. Неповиновение, всеобщие забастовки и революции приводят к ужасающим наказаниям. Мысль о том, что хищные животные-люди смогут ужиться друг с другом в порядке и понимании, что вкус грубых масс можно переделать, что свобода когда-нибудь станет чем-то иным, кроме красивой фразы, — абсурдна и ребячлива. Сама формулировка ваших идеалов является доказательством того, насколько неизбежны и естественны все институты, против которых вы выступаете. Пожалуйста: я не прошу, я признаюсь. И я стремлюсь перенести свои чувства, которые для меня являются истинами, на чувства моих соседей. Интеллектуально холодные возражения могут быть правильными или неправильными — они отскакивают от осознания того, что хорошо и правильно. В этом и заключается суть агитации: высказать то, что субъективно истинно, повлиять на энергию других в направлении, к которому нужно стремиться. Что захочет самая сильная энергия — немногие или многие — то и будет в будущем. Сиюминутные практические эффекты не имеют большого значения. Они ценны лишь как симптомы нового духа, зарождающегося в подполье. Но новый дух возникает тайно и незаметно, медленно и гораздо позже, чем рассеивается его семя. Когда он впервые внезапно вырывается из-под земли в виде мысли, действия, произведения искусства или познания, его происхождение уже невозможно обнаружить, он действует так, как будто это само собой разумеется и всегда было цельным.

Внезапно появляется новое движение, неожиданно, казалось бы, из ниоткуда. Оно распространяется по кругу, растёт, работает, но его истоки теряются. Весь прогресс рождается незаметно, потому что он исходит от Святого Духа, он исходит от тоски и горечи прошлых идеалистов. Конечно, каждый успех идеализма выглядит иначе, чем его реклама. То, что проявляется из него в жизни людей, — это приспособление к сложившимся условиям, не более чем факторы развития. Но именно поэтому требования к миру должны быть максимально жёсткими, всегда нужно требовать максимум возможного, независимо от перспектив реализации. Только идеальное требование в самом широком смысле создаёт прогресс в узком кругу. Утопия — это предпосылка любого развития.

Развитие не имеет ничего общего с течением лет не только потому, что мы осознаем нереальность времени, но и потому, что история прошлого учит нас, что увеличение количества лет не является гарантией более высокой культуры и более глубокого человеческого достоинства. Понимание и обычаи возникают и исчезают со сменой поколений. Никогда не наступит время, когда революция будет не нужна. Тем не менее мы хотим формировать своё мировоззрение в соответствии с идеалом совершенства, и это возможно, если мы будем устремлены в будущее, которое есть вечность. И мы хотим радоваться, когда где-то из событий времени прорастает цветок, в котором мы узнаем зародыш нашей рекламы, преобразованный и разбавленный.

Вот уже полвека мы переживаем огромное социальное движение. Трудящееся человечество, то есть рабы и бесправные, пересмотрело свои притязания на участие в жизненных ценностях. Да, они осознали, на чем основано их порабощение, и поняли, что замена капитализма должна называться социализмом. Правда, пришли пропагандисты и политики, спекулянты и демагоги, и захватили идею справедливости и освобождения, превратив её в партийную программу. Правда, что инерция мысли и действия вернулась к массам и к самому глубокому проклятию живых — довольству. Но искра от священных углей Сен-Симона, Прудона, Бакунина и Лассаля все ещё тлеет под обломками, и мы, живые, не должны останавливаться в наших усилиях освободить её и раздуть в новый яркий огонь. Женщина пробудилась от позора тысячелетнего унижения как творение мужчин.

Она хочет быть человеком, иметь права и признание мужчины. Тот факт, что борющиеся женщины наших дней жаждут свободы и хотят получить права мужчин, а не права человека, не должен нас раздражать. Трудности и упрямство времени навязали женщинам мужские обязанности. Может быть, хоть раз придёт осознание того, что счастье женщины заключается не в ассимиляции с другим полом, а в освобождении от его господства, то есть в свободе женщины в любви и материнстве. Женщины, вступившие в борьбу, должны ставить перед собой высокие цели. Они должны требовать реорганизации всех социальных форм на основе материнских прав. Когда они добьются того, что ни одна женщина не будет презирать другую за то, что она мать, тогда они должны почувствовать удовлетворение от того, что их усилия и борьба не были напрасными, так же как они сами должны свидетельствовать о том, что славные женщины романтизма не зря были образцами свободной, прекрасной женственности.

Однако в последнее время мы наблюдаем первые вздохи нового движения, которое, возможно, будет призвано сделать высший анархический идеал, самоопределение человека, его гордое доверие к собственной личности, вожделением его послушных современников. Впервые молодежь организуется против власти и принуждения, против традиций и воспитания, против школы и родителей. Молодые люди хотят освободить свои шеи от ремней запретов и дрессировки. Они хотят, чтобы их признали людьми с собственными стремлениями, с собственной жизнью, которых нужно не благодарить, а требовать. С прекрасным радикализмом они стремятся к величайшим вещам: к правде в получении и отдаче, к свободе в жизни и обучении, к пространству для дыхания и становления. В молодёжном журнале «Der Anfang» много недозрелого и порой странного, но это язык молодости, это взволнованное исповедание священного, сильный революционный задор, который будоражит друзей будущего. Пусть учителя, священники и родители взорвутся от возмущения, пусть вооружатся дулами и вызовут полицию, чтобы заблокировать свободное слово в устах молодых, — ничто больше не поможет. Мысль сильнее слова, мысль высвобождена, и ничто не может её остановить. Проблема отцов и сыновей решена, её решила молодёжь. Они перешагивают через страдания стариков, как весна через засуху зимы. Испытанный «опыт» шестидесяти- и семидесятилетних обогатился вот чем: те, кто на целое поколение моложе, правы, то есть у них есть ещё одно поколение опыта. Битва молодых разгорелась. Она приведёт к победе, потому что недостатка в новой крови никогда не будет, а весёлая глупость, которая является прекрасной прерогативой молодости, всегда будет её хорошим оружием.

Вот великолепный пример того, как идеалистическая агитация работает до тех пор, пока не размываются истоки и пока внезапно, в месте, которое никто не знал, способом, который никто не предвидел, его благословение не прорастает из земли. Чего только не делали древние, чтобы сохранить свою власть над молодыми! Они запрещали и наказывали, били и лгали, они скрывали от детей тайну становления человеком, как будто всё спасение было в опасности, если мальчик узнает, что такое девочка. И вот теперь молодёжь со смехом стоит перед ними и кричит им в лицо: вам не нужно ничего нам объяснять, потому что мы давно уже такие же умные, как вы. Не надо нам ничего запрещать, потому что мы делаем то, что считаем нужным. Вам не нужно указывать нам, что делать, потому что мы больше не слушаемся вас. Мы, старшие, ещё не решились на это, как бы горячо мы этого ни желали. Но теперь мы хотим быть искренне счастливы, что видим это в младших, и хотим, чтобы те, кто придёт после нас, выросли в духе, который владеет собой и больше не терпит господства извне. Молодёжь, следующее поколение, грядущее поколение заявило о своей зрелости. Старость не имеет права поколебать её своими устаревшими, окостеневшими принципами. Будущее уверенно за молодёжью. Мы хотим доверить им наши идеалы. Если мы завоевали молодёжь, значит, мы завоевали всё: свободу и культуру, революцию и новое человечество. Молодые люди должны разрушить государства и построить мир, они должны создать социализм и культуру, они должны сделать землю пригодной для жизни духа и человеческого счастья. Мы, оставшиеся, должны довольствоваться тем, чтобы подбадривать их в поэзии и рекламе и открывать рты тем, в ком хранятся духовные блага человечества, чтобы они делали то же самое.

Художники и деятели культуры всё ещё коротают время в кругах эстетов. Они ещё не осознали, что принадлежат народу, общему сообществу, и что их творчество обретает ценность только тогда, когда находит отклик в сердцах собратьев. Дух живых должен быть в авангарде и среди последователей бунтующей молодёжи. Давайте будем агитаторами, давайте сформируем молодёжь мира, чтобы наше слово также посеяло семена новых событий и новой организации! Заткнём уши пророчествам праздных обывателей об обречённости и арифметическим аргументам практичных ворчунов! Давайте провозгласим истинность наших идеалов, невзирая на опыт и сомнения, — и мы увидим мир, построенный на красоте и общности, и — вдали от Бога и церкви — на религиозном пыле.

Перевод с немецкого. Из «Kain. Zeitschrift für Menschlichkeit», Nr. 1/1914.

https://www.anarchismus.at/anarchistische-klassiker/erich-muehsam/6390-erich-muehsam-idealistisches-manifest

by olladij

От антисионизма к антисемитизму

[Ещё для коллекции из «деды воевали», кратко и ясно, хотя и в немецком контексте. Нацист Кюнен, конечно — личность легендарная в узких кругах, но интересовать никого не должен. В общем же, текст устарел. Антисионизм сильно изменился и больше не представлен только заскорузлыми дедками из никому не интересных марксистско-ленинистских сект, переключившимися на фолклористику т.н. “Третьего мира” в отсутствие революционного пролетариата, и христианскими благотворительными НГО, маскирующими под гуманизм свой традиционный средневековый антииудаизм. Ни академический постмодернистский мусор в виде т.н. «доколониализма», ни мигрантская молодёжь, ищущая прибежища от постмодернистской зауми в тех же кондовых марксистско-лениниских и/или исламистских сектах, в коцне 90-х Бруну знакомы не были. Тут уже без литра водки и разговора о радио «Цезен» не обойтись. – liberadio]

Йоахим Брун, 1997

Сионизм является неверным ответом на антисемитизм. Но исторически он был единственно приемлемым. Все говорят о «сионизме», а не об израильском национализме. На фоне материалистической концепции нации, как мы должны оценить сионизм и антисионизмом? И почему правильно утверждать, что антисионизм — это лишь проявление левого антисемитизма?

I. Критика государственности вместо антисионизма

То, что ООН под давлением арабского и советского лагерей осудила в 1975-м году как «расистскую сущность сионизма», является сущностью государственности par excellence: однородность и гомогенизация людей в государственный народ и властный материал. Антисионизм, с другой стороны, демонстрирует столь же странное и в то же время показательное отсутствие интереса к этому уникальному процессу конституирования гражданской государственной власти ex nihilo, в беспрецедентном в истории случае догоняющего государствообразования. Словно в ускоренном режиме, основание Израиля последовало за двухсотлетним процессом первоначального накопления в Европе на коренном арабском населении, не пытаясь, однако, компенсировать высвобождение аграрных натуральных производителей промышленностью в ходе капитализации аграрной экономики. Поэтому основание Израиля представляется буржуазным филосеемитам чистейшим чудом, а левым антисионистам — жестокостью как таковой. В своём немецко-националистическом почтении и сталиноидном возмущении эти критики Израиля не хотят ничего иного, кроме как спасти свою собственную иллюзию доброго, национального или социального государства.

«Искусственность сионистского образования», которую так осуждает антисионизм в Израиле, заключается именно в том, что еврейское государство не может претендовать на ложную естественность и псевдопроисхождение ab ovo, в тени которых в Европе могла произойти трансформация абсолютистской государственности в государственность буржуазную.

Под чарами идеалистического лозунга «права на самоопределение» антисионисты рассматривают вопрос о конституции государственности так же, как до сих пор это делает любая конституционная и государственная теория: как проблему права и морали. Поэтому они предпочитают обсуждать «вопрос Гретхен» о том, являются ли евреи вообще «народом» и могут ли они претендовать на национальное право, перебирая туда-сюда критерии и так и не приходя к ответу, что политическое единство «народа» ни в коем случае не вытекает из языковых, культурных, исторических или иных причин, но из установления политической централизации, которая способна определять и утверждать границы. Критерии, которые национализм, будь то левый или правый, способен предоставить для существования народа, являются произвольными иллюстрациями уже установленного суверенного правления или движения, стремящегося к созданию государства.

Дилемма сионизма как национально-освободительного движения евреев заключается в том, что евреи должны стать «народом» и основой легитимной государственной власти, а точнее: должны захотеть, то есть создать «народ», позитивная общность которого в начале 20-го века — за исключением остатков религиозной традиции — состояла не в чем ином, как в негативе общих преследований в прошлом, настоящем и, вероятно, будущем. Общность евреев как «народа» не могла быть ни выведена из их неоспоримого единства как материала государственной власти, ни реконструирована через их несомненный синтез как субъектов экономики, ни установлена через их бесспорную связь как исповедников веры. Объективная причина их единства как сообщества преследуемых неизбежно оставалась скрытой от евреев — независимо от того, организовывали ли они себя как буржуазные или пролетарские ассимиляционисты, как буржуазные или социалистические националисты.

II. Достижения и дилемма сионизма

Теодор Герцль и отцы-основатели сионистского движения чувствовали ярость антисемитизма лучше, чем якобы научный социализм. Парадокс преследования, хотя для этого не было никаких причин, логическое противоречие, когда человек оказывается в центре социальной агрессии, хотя он ни в чем не виноват, абсурд, когда одновременно наносится удар и по капитализированным обществам Запада, и, хотя и по иным причинам, по всё ещё полуазиатским обществам Востока, хотя ничто в самом еврейском существовании ничего не предполагало, не приглашало и не оправдывало — они были не в состоянии понять этот объективный абсурд, и осознание того, что государство и капитал осуществляют внутренние противоречия своей собственной конституции под ложным, но, тем не менее, реально существующим адресом антисемитизма, ничуть бы им не помогло. Continue reading →

by olladij

Дилемма израильского анархизма (2015)

[Кстати, ещё забытая, но актуальная классика из 2015-го года, опять-таки, для коллекции. Я был охуенен, это надо признать. И признать бесприкословно. Редацкии «Нигилиста» надо отдать должное, она встала тогда на мою сторону, израильские инфоцыгане (кек, простите) отправились искать счастья в другие места. А один даже перестал быть анархиствующим петушком с деколонизаторской помойки и стал красавцем-мужчиной. Кароч, читайте на сайте оригинала комментарии. В военные действия я тогда ввязываться не стал: у людей там еврейский шансон столетней давности аргументом считается. Что с них взять? С тех пор ничего не изменилось. «Ахдут» благополучно сдулся, вместо него надулся «Компас» – такая же тусовка понаехов («нас упрекают в том, что мы понаехи из России, но на самом деле мы понаехали из Беларуси и Украины», авторы тезисов «Палливуд на службе Израиля» и «палестинский минздрав как достоверный источник информации». Эта глупость эндемична и охотно воспринимается вовне. Чекните, кто может, например, книгу Леона Поялкова «De Moscou à Beyrouth. Essai sur la désinformation» от 1983-го года и убедитесь в том, что кампания антисионистской дезинформации уже сорок лет ездит на одних и тех же клише. Иногда сделанный личной идентичностью анархизм (или любой другой -изм) разбивается о жестокую реальность и выбрасывается вместе с превратившимся в чистую идеологию анархизмом, примеры есть. Палестине поможет лишь движение за гражданские права, а для этого ей и её любителям нужно отказаться от деколониального дискурса. Всем успехов в этом начинании. – liberadio]

Мы опубликовали статью Игаля Левина, ранее выложенную на сайте Автономного Действия, хотя сама статья, признаться честно, вызвала у части редакции оторопь и своеобразное чувство отторжения. Разумеется, мы серьёзно относимся к мнению Игаля и дружественной нам анархистской группы Единство/Ahdut, и написать краткий критический комментарий к статье — было непростой задачей. Статья содержит целый ряд спорных, с нашей точки зрения, утверждений и полемических фигур, которые мы привыкли слышать, в первую очередь, от неизраильских антисемитов по всему миру, прикидывающихся левыми антисионистами и борцами за свободу не индивидов, но всегда – «народов». И тем лучше, тем почётней, если колонизатором и фашистским агрессором можно выставить осаждаемое со дня своего провозглашения государство переживших Холокост — представляющее собой единственный практический и материально весомый вывод, на который неохотно решилось так называемое мировое сообщество после подавления антисемитского фурора национал-социализма. Разумеется, ЕДИНСТВЕННО ВЕРНЫМ практическим выводом была бы социальная революция, как говорили нам пару лет назад товарищи из Ahdut; т.е. упразднение капитализма, неизбежным симптомом которого являются расизм и антисемитизм, и национального централизованного государства, самого условия возможности геноцида. Но в этом дилемма израильской государственности, этой последней буржуазной революции: трагедия человеческой эмансипации, искажённой государственной логикой, и надежда, что искра эмансипации сможет выжить хотя бы в этой форме. Дилемма, о которой ещё помнили такие анархисты как Йосеф Луден, Абба Гордин, Августин Сухи и Сэм Долгофф, которую, кажется, перестали даже осознавать современные израильские радикальные левые.

Да, всё могло быть действительно иначе. И, конечно, не благодаря «Гистардуту». Об этом свидетельствует, хотя бы, попытка Ганса Поппера в 1949 г. социологически проанализировать функционирование фактически безгосударственного сообщества «йешув» в Палестине во время британского мандата 1918-1948 гг. Предоставленное британской администрацией само себе общество успешно воспроизводило себя экономически, гарантировало защиту, культурную жизнь и образование, и старалось жить в мире с арабскими соседями. Но, в конечном итоге, возобладал государственный (следовательно, и милитаристский) принцип.

«В день, когда Палестина станет независимой от Англии и конституируется как суверенное государство, евреи Палестины будут страдать под арабами в роли национального меньшинства. Если же, наоборот, евреям посчастливиться создать свое суверенное государство, то арабы Палестины превратятся в меньшинство, угнетаемое еврейским государством. Таков непримиримый закон государств и национальных меньшинств. Конечно, потенциальному еврейскому государству, которое изгнало бы урожденных арабов, неизбежно пришлось бы вести борьбу против трех соседних арабских государств, окружающих его. Это стало бы принципом нации, вооруженной до зубов»

так пророчески писал в 1929 г. анархист Александр Шапиро. В 1929 г. ещё можно было критиковать сионистское движение и настаивать на социальной революции; после Второй мировой войны, после Освенцима, после соучастия организованного пролетариата в мировой бойне и всемирного равнодушия к судьбам тех, ради кого Освенцим и затевался, на наш взгляд, нельзя. Можно сожалеть об учреждении еврейской государственности вместе с либертарным мыслителем Мартином Бубером, сетовавшим на «деградацию» еврейской культуры до всего лишь ещё одного государственного образования рядом с другими государствами. Но абсурдно по причине этих сожалений вливаться в хор антисемитов.

«Политкорректная мягкость» по отношению к Израилю? Ни зимой 2008/09, ни летом 2014-го мы такой мягкости в «левых» кругах не припомним. Внешнеполитически Россия в прошлом году действительно заняла довольно благосклонную к Израилю позицию, интернет, как истинно отхожее место духа, был в это время полон антиизраильской пропаганды и откровенного антисемитизма.

Трагедию Накбы, «изгнание коренного арабского населения» с территории молодого государства Израиль, о которой упоминает автор, стоило бы поставить в контекст предшествующих ей антиееврейских погромов и арабско-израильской войны 1948/49 гг., когда тысячи арабов последовали призыву арабских правителей покинуть страну на время войны и, с другой стороны, опасаясь мести евреев (см. резня в Дейр-Ясине, осуждённая Хаганой); а кроме того, в контекст последовавшей за этим «еврейской Накбы» – изгнанием тысяч евреев из арабских стран. Посему, с нашей точки зрения, сравнение Накбы с «Хрустальной ночью», стилизация воззваний рабочего совета Хайфы под нацистскую листовку, обозначение единственного современного буржуазного государства на Ближнем Востоке, потенциально представляющему, согласно своему raison d’etat, прибежище для евреев по всему миру, «одним из самых страшных режимов 20-го столетия» является — проявим тут «политкорректную мягкость» к нашим оппонентам — ан-исторической глупостью. Обратимся в очередной раз к антисемитскому фурору, инсценированному летом 2014 г. на улицах многих европейских городов, как к относительно недавнему наглядному примеру: для множества европейских евреев эти выступления и возросшее с тех пор количество антисемитски мотивированных преступлений послужили сигналом к эмиграции в Израиль. И он готов, скрипя бюджетом, их принять. В этом его PR, конечно, его пропагандистский капитал, но и самая причина его основания. Continue reading →

by olladij

Форма товара и форма мысли

Введение в основные идеи Альфреда Зон-Ретеля

[Очередной «blast from the past», извинити. Дальман умер в 2017-м году. Может, пригодиться нам парадоксальным образом в грядущем крестовом походе против интеллектуализма. А может, и нет. Диалектика, ну, вы ж понимаете? Из Зон-Ретеля на русском есть, кажется, только «Идеальные поломки» почему-то: пасторальные зарисовки о специфическом итальянском распиздяйсте и пердящих ослах. Любителям Беньямина наверняка понравится. А вот на что другое переводчиков, видимо, не нашлось. Даже на «Экономику и классовую структуру немецкого фашизма», хотя, казалось бы… Переведены, как выяснилось, полторы книги Эрнста Блоха, зато публикация псевдомногозначительных тавтологий нациста Хайдеггера идёт в РФ промышленными темпами с конца 90-х. Какой режим, такая ему и философия, победобесие как бытие к смерти. A мы тут удивляемся, почему у людей член Мамлеевского кружка и шиитский мракобес, Гейдар Джемаль – исламский мистик-анархист, hijab is empowerment (с вариациями), а «Тело и власть» – ебать, новое слово в либертарной мысли. Конъюнктура Ильина в РФ же никого не удивляет, верно? Хоть Канта у фрицев недавно отжали и на том спасибо «дедамвоевалям». – liberadio]

Манфред Дальман, 1999

Подход, с помощью которого я попытаюсь выразить основную идею Зон-Ретеля, содержится в цитате, выражающей его уникальную позицию внутри марксизма: «Если марксизму не удастся снять с вневременной теории истины почву господствующих естественнонаучных доктрин познания, то отречение от марксизма как точки зрения — это просто вопрос времени».

Я хочу лишь кратко остановиться на историко-эмпирическом, т.е. временно-аналитическом подтексте: стоило бы отдельно исследовать, имеет ли тот факт, что сегодня марксизм уже практически никем не представлен как исходная точка мышления, свою глубинную причину не столько в отречении советского марксизма, сколько в том, что даже марксизм, как он присутствует, например, в Критической теории Адорно, не сумел «выбить почву из-под господствующих естественнонаучных доктрин знания».

Так обстоит дело со связью между марксизмом и естествознанием. Рискуя показаться дерзким, я должен попросить вас подождать ещё немного, прежде чем я перейду к Зон-Ретелю, когда я утверждаю, что все, что сегодня понимается наукой, является докритическим — и это «докритическое» является просто другим термином для докантовского, а это, в свою очередь, просто другой термин для того, что Кант называл догматическим. Итак, я утверждаю, что Кант доказал, что современная наука «неистинна», поскольку она не сделала того шага, который сделала его эпистемология. В этом содержится, казалось бы, самонадеянное утверждение: а именно, что все философии и точки зрения до Канта были неопровержимо доказаны им как ложные. В подтверждение этого предположения я могу сослаться на самого Канта, который нигде в своих работах не оставляет сомнений в том, что для него все философы и мыслители до него были догматиками, и что он первым преодолел этот догматизм. Но кто же всерьёз воспринимает такую самооценку философа; ведь каждый философ претендовал на звание величайшего, и, я считаю, тот, кто не думает так о себе как о философе, просто не соответствует своему призванию. Но самооценка Канта, как будет показано далее, не основана на переоценке собственных возможностей, а абсолютно обоснована.

Кант и трансцедентальный субъект

Когда я утверждаю, что вся наука, не только в той мере, в какой она преподаётся в университетах, но и стала частью обыденного сознания, сегодня — за редким исключением — является докритической, то я утверждаю не что иное, как то, что господствующая научная форма мышления, та форма мышления, которая доминирует во всём, по-постмодернистски говоря, обещственном дискурсе как экономическая или инструментальная рациональность, игнорирует те идеи, которые Кант высказал, когда имел дело с естественными науками. Я лишь кратко поясню, как можно сразу распознать этот рецидив: тот, кто рассуждает на основе «Критики чистого разума» Канта, не может утверждать, что ссылка на эмпирические данные может придать любому суждению хотя бы видимость обоснованности. И наоборот: тот, кто понял основную идею Канта, не может утверждать, что обоснованность суждения обязательно следует из логически правильной дедукции. Начиная с Канта, эти суждения имеют иное место для своей обоснованности, т.е. для своей истинности, чем логика или эмпирика. И после Канта уже нельзя утверждать, что разные суждения черпают свою истинность из разных источников: истинность моральных суждений, например, имеет другую причину, чем истинность физических законов и т.д. И уж тем более нельзя утверждать, что не существует универсально достоверной истины: это невозможно просто потому, что суждение может быть только либо истинным, либо ложным. С другой стороны, тот, кто утверждает, что универсальной истины не существует, должен был бы, если бы он был последовательным, в принципе воздерживаться от высказывания каких-либо суждений. Не считая того, что суждение о том, что универсальной истины не существует, является вопиюще самопротиворечивым: я никогда не встречал такого человека, человека, который бы не высказывал никаких суждений, а только тех, кто был способен выносить непоколебимые суждения обо всем и вся. (Кстати, он должен был бы также отрицать, что закон падения распространяется на все тела без исключения, что два и два составляют четыре при любых обстоятельствах, во всех мыслимых мирах, как выражается Лейбниц, и т.д.). Чтобы подчеркнуть важность суждений для нашей повседневной жизни, достаточно вспомнить, что человек может прожить несколько недель без еды, несколько дней без питья. Но человек не может существовать ни секунды без способности суждения: без суждения человек, например, был бы животным, к которому его предпочитает сводить не только наука, известная как бихевиоризм.

Чтобы и здесь не было недоразумений: тот, кто рассуждает на основе Канта, т.е. эпистемологически, не имеет в руках никакого философского камня. Напротив, Кант не даёт никакой истины, из которой реальность могла бы без труда открыться мышлению. На это претендует только докритическая, т.е. аристотелевская концепция истины. Вместо этого Кант не делает ничего другого, как описывает, как должны быть построены суждения, чтобы они могли выполнить требование, которое каждое суждение автоматически предъявляет к самому себе, а именно: быть достоверным суждением. Кант не хочет ни больше, ни меньше, как назвать то место, откуда эти суждения получают свою обоснованность. Как только это место названо, все проблемы возникают вновь, хотя и в совершенно ином виде, чем прежде. Для того чтобы понять Зон-Ретеля, нельзя не знать этого места. Поэтому сначала ответим на вопрос, в чём состоит оригинальное кантовское достижение в познании, достижение, которое фактически возвышает его над всеми философами до него — и до Зон-Ретеля тоже после него.

Это познание Канта состоит из одной мысли, мысли, для изложения которой потребовалось бы так же мало места, как для изложения мысли Зон-Ретеля, и которая — как выяснилось, и по сей день — лишь в очень редких случаях была по-настоящему постигнута его коллегами, как и мысль Зон-Ретеля. Continue reading →

by olladij

Почему быть евреем в Ирландии стало опасно

[Неолибельный «кельтский тигр» пропил мозг и изошёл на антиколониализм. Дабы процитировать старую шутку про британских лейбористов: «я пошёл к лейбористам, т.к. хотел бесплатных медицины и образования, а всё, что я получил, было свободной Палестиной». Хотя они всегда были немножко ебанутыми там, в своей Хоббитландии. Помню, у историка Дэна Динера читал, что Республика Ирландия во время Второй мировой войны была подчёркнуто нейтральна, преследовала добровольцев, отправившихся на фронт на британской стороне, а Имон де Валера даже официально пособолезновал смерти Гитлера. Деколонизаторы за работой, как говорится. – liberadio]

Ниссан Штраухер

Пятнадцатилетний Джон — единственный еврейский ученик в своей школе в Дублине, столице Ирландии. С 7-го октября он ни на минуту не может забыть об этом факте. Как и многие другие евреи, живущие в стране, он пытается выжить под непрекращающимися антисемитскими нападками.

«Месяц назад некоторые дети в школе смеялись над тем, что евреев травили газом, а они знают, что он еврей», — рассказывает его мама Маша. «Я сказала ему не обращать на это внимания, но на следующий день другой ребёнок, с которым он никогда не общался, подошёл к нему на перемене и подарил диск с записями Гитлера. Я обратилась к директору за разъяснениями, и она сказала, что мой сын тоже ведёт себя неадекватно».

Маша и её сын не одиноки. Сообщений о словесных нападках на еврейских и израильских детей в учебных заведениях становится всё больше, и некоторые подростки вынуждены переводиться в другие школы. Аналогичная ситуация складывается и с еврейскими студентами в учебных заведениях.

«Уже 9-го октября национальный студенческий союз организовал здесь пропалестинскую демонстрацию, а многие студенческие союзы, включая университет, где я работаю, выступили с заявлениями в поддержку палестинцев — всего через два дня после резни, устроенной ХАМАСом», — говорит Лиор Тевет, 37 лет, мать двоих детей.

Родом из Рамат-Гана, она переехала в Ирландию вместе с мужем и уже шесть лет работает преподавательницей в университете.

22-го мая премьер-министр Ирландии Саймон Харрис объявил о признании палестинского государства. К Ирландии присоединилась Норвегия, которая лидирует в этом движении в Европе, а на следующей неделе о признании палестинского государства объявила и Испания.

Драматичный шаг Ирландии присоединился к ряду других мер, принятых ею против Израиля в последние месяцы. Среди прочего, она поддерживает расследование Европейского союза о «нарушениях прав человека», совершенных Израилем во время войны в Газе, присоединилась к призыву ЕС пересмотреть торговые соглашения с Израилем и регулярно осуждает Израиль.

Тревожная ситуация в ирландских учебных заведениях — лишь малая часть мрачной картины. За виски, пивом, музыкой и радостью жизни, ассоциации с которыми вызывает Ирландия, скрывается не самая простая реальность для израильтян и евреев, живущих там сегодня.

«Палестинцы захватили общественный дискурс, никто не знал, как вовремя отреагировать, и теперь произраильский голос вообще не слышен», — говорит 74-летний Морис Коэн, председатель Еврейского представительского совета Ирландии и еврей-сионист, родившийся в Дублине.

«Его не слышно ни в СМИ, ни в политике, ни в обществе. Единственный голос, который слышен во всех слоях ирландского общества, — это голос сторонников Палестины. Израиль здесь представлен как абсолютное зло в израильско-палестинском конфликте».

По мнению Коэна, это не совсем новое явление, а скорее эскалация уже существующей реальности. Continue reading →

by olladij

Индия: Оранжевый фашизм

Мерле Гросс

Идеология индуистского национализма известна как хиндутва и отличается от религии индуизма. Хиндутва призывает к превосходству индусов на индийском субконтиненте. Идеология возникла в 1920-х годах под влиянием итальянского и немецкого фашизма. Она стала альтернативой светской модели государства, ассоциируемой с партией Конгресса, которая сегодня является крупнейшей либеральной оппозиционной партией, и легла в основу индийской конституции. После обретения независимости страна была разделена на Индию и Пакистан, что индуистские националисты восприняли как предательство индуистского большинства со стороны партии Конгресса.

Хиндутва, подобно идеологии крови и почвы, устанавливает связь между землёй и индусами. Сама страна часто представляется как богиня-мать, которую необходимо защищать. Наибольшая угроза исходит от мусульман: извне через Пакистан и изнутри в виде мусульманского меньшинства, составляющего около 14% населения (это около 200 миллионов человек). С течением времени индуистские националисты опирались на различные антимусульманские нарративы: Мусульмане пользуются государственными льготами, угрожают большинству через иммиграцию, прозелитизм или якобы более высокую рождаемость, а также представляют собой проблему безопасности как потенциальные террористы. Параллели с европейской исламофобией также показывают, что правые движения объединены в глобальную сеть и используют общий репертуар.

RSS и Сангх Паривар

В 1925-м году правая добровольческая организация Раштрия Сваямсевак Сангх (РСС) была основана для защиты индуистской нации от предполагаемой «мусульманской угрозы». RSS – это кадровая организация, состоящая из добровольных и штатных членов. Обучение в RSS включает в себя интенсивную физическую подготовку и идеологическую индоктринацию. Политолог Ачин Ванаик подчёркивает, что делает РСС такой сильной по сравнению с другими правыми движениями: «РСС существует уже более 90 лет без серьёзных внутренних разногласий и пронизывает гражданское общество через широкую сеть филиалов по всей Индии. Кроме того, она насчитывает ошеломляющее количество членов.

В то время как RSS насчитывает около пяти миллионов активных членов, правая правящая партия Бхаратия Джаната Парти (BJP), насчитывающая 180 миллионов (частично пассивных) членов, даже больше, чем Коммунистическая партия Китая, и считается партией с самым большим количеством членов в мире. RSS мобилизует свои силы через работу на низовом уровне и особенно активен в областях, которые не воспринимаются как политические, например, в виде работы с молодёжью или помощи при стихийных бедствиях. Нарендре Моди удалось придать BJP антиэлитарный имидж и замаскировать кастовые и классовые различия электората, отождествив себя с индуистской нацией.

С годами Сангх Паривар превратился в сетевую «семью» индуистских националистических организаций, в которую также входили профсоюзы, женские организации, НПО и аналитические центры. В 1980-х годах была основана BJP как политический орган индуистского националистического движения. BJP рано осознала, что она особенно успешна в регионах, где общая напряжённость между индусами и мусульманами приводила к вспышкам насилия, и поэтому придерживалась стратегии поляризации. В сотрудничестве с другими организациями Сангх Паривара BJP выступила за строительство храма на месте исторической мечети в Айодхье на севере Индии.

Эта стратегия массовой агитации сработала и помогла BJP добиться успеха на выборах. Однако в 1980-х и 1990-х годах BJP оставалась ограниченной избирателями из высших каст, часто из городского среднего класса. Только Нарендре Моди удалось придать BJP антиэлитарный имидж и замаскировать кастовые и классовые различия электората, отождествив себя с индуистской нацией. Continue reading →

by olladij

Г. Ландауэр: Германия и её революция (1918)

[Отрывок из речи, произнесённой Ландауэром перед Временным национальным советом Народного государства Бавария, согласно стенографическому отчёту о заседании от 18-го декабря 1918-го года. Опубликован в журнале «Erkenntnis und Befreiung», № 6 и 7, 1919 г. Для коллекции, что называется. – liberadio]

Как же это следует понимать? С одной стороны, самая добродушная и гуманная революция, которая когда-либо происходила, помимо того, что она прошла совершенно без кровопролития, особенно здесь, в Баварии, это толерантное отношение к устному и письменному волеизъявлению, а также возникает впечатление, что почти на следующий день после завершения революции партии старого типа удивительно быстро оправились, можно сказать, от ужаса и удивления, и встроились в новую ситуацию.

Не знаю, чему больше удивляться: буржуазным партиям, которые – не со зла, позвольте мне употребить популярное слово — переобуваются с поистине обезьяньей быстротой, или социал-демократии, социал-демократии при власти в составе бывшего правительства, которая ведёт себя так, как будто ничего не произошло, которая не чувствует необходимости рассматривать революцию как сокрушительное потрясение, которая, в крайнем случае, кажется некоторым своим членам почти раздражённой тем, что произошло нечто, что не было предусмотрено программой и тактикой, что, кажется, не вписывается в столь надёжные партийные организации и профсоюзные организации, во всю это программное направление.

Неприятно затронуты и многие другие течения, особенно когда речь идёт о происхождении, об истоках, о духовно-ментальных истоках этой революции, о значении этой революции. Ибо нельзя говорить о происхождении этой революции, не говоря об этой войне, о происхождении этой войны и о вине этой войны. Возможно, вы ещё помните слишком грубый выпад, который давно ушедший рейхсканцлер, господин Михаэлис, вместе с господином фон Капелле сделал против некоторых членов, фактически против всей Независимой социал-демократической партии, в связи с известными восстаниями на флоте. В то время говорили, что Независимая партия виновна в государственной измене, виновна в этих действиях. Но не было даже судебного дела, не было даже следов доказательств. Но сейчас, когда мы уже не в старом режиме, когда мы размышляем, мы должны сказать: это были первые признаки для широкой публики, что среди солдат развернулось серьёзное повстанческое движение, серьёзное революционное движение, и что это революционное движение проистекало не только из недовольства начальством или какими-либо другими местными делами, и ни в коем случае не из того только, что что наши матросы и солдаты на флоте в открытом море имели столько времени для занятия духовными, историческими и другими вопросами, но что это движение было связано с небольшой группой людей, имевших совершенно особые мысли о происхождении этой войны и о вине Германии. Это была группа, ни в коем случае не просто организованная партией; это были люди, составлявшие определённое крыло, например, в «Нойес Фатерлянд» (1), которые знали то, что другие не хотели, но могли знать.

Вчера здесь было сказано, что такое может случиться только в Германии — слово, вероятно, было выбрано не совсем точное, но, вероятно, имелось в виду нечто похожее, — что человек загадил своё гнездо. Но нужно различать немецкую страну, немецкий народ, покрытое позором прошлое немецкое правительство и эту систему правления.

Англичанин не говорит: «Right or wrong, my government», он не говорит: «Правильно или неправильно — это моё правительство»; англичанин говорит: «Правильно или неправильно — это моя страна». Кто не встанет на защиту своего дома, своей страны, своего народа, даже если этот народ сам наложил на себя тяжёлую вину невежеством, трусостью, покорностью и подневольным отношением, которое ему навязали и воспитали? Что значит пассивная вина немецкого народа за попустительство, за незнание, закрывание глаз, за равнодушие, по сравнению с огромной виной тех, кто очень сознательно, очень осознанно развязал эту войну? Иначе этого и не выразить.

Вы можете сказать: «Ну, ну! Конечно, мы не единственные, кто виноват! В конце концов, эта война медленно нарастала на протяжении десятилетий, мы видели, как условия во всех странах становились все более воинственными, мы видели президента Пуанкаре, мы видели политические условия в России и т.д., мы видели то, что называется окружением Германии. У меня есть свои соображения на этот счёт. Суть в следующем: Необходимо различать возможность, более того, я допускаю, вероятность того, что война рано или поздно должна была наступить, и начало этой войны. Совершенно верно, что с 1870-71-го года ситуация постепенно ухудшалась — отчасти по вине Германии — до такой степени, что война должна была разразиться снова. Когда эпоха Бисмарка, которая была эпохой насилия, закончилась, когда призывы к разоружению и международному взаимопониманию были встречены с большим пониманием повсюду, во всех странах, вплоть до правительств, когда состоялись Гаагские конференции — и каждый, кто действительно изучал Гаагские конференции, должен признать это, — произошло то, что привело к добровольной изоляции Германии. Continue reading →

by olladij

Прогрессивный погром: О Шани Лук, Жане Амери и антисионистских левых

Джек Омер-Джекман

Кронштадт

У каждого радикального поколения есть свой Кронштадт, говорит американский социолог Дэниел Белл, то есть тот момент откровения, когда, по крайней мере для некоторых, интеллектуальные уклонения и моральные извращения партийной линии становятся одновременно неизбежными и несостоятельными. Белл был достаточно взрослым, чтобы его Кронштадт был Кронштадтом. Для других это были Московский процесс, пакт Молотова-Риббентропа, Венгрия, Чехословакия, Польша и т.д. и т.п. Ещё большее число людей отказались признать кронштадтский момент и сошли в могилу, отказавшись признать, что в великом освобождении был хоть какой-то изъян, не говоря уже о зле.

Мой собственный Кронштадт — из эпохи, когда на смену несостоявшемуся советскому богу пришло новое божество в виде деколонизации, — был не столько событием, сколько идеей, или, скорее, разоблачением догмы, выдававшей себя за идею. Я помню это с кристальной ясностью: момент, когда я прочитал требование Джудит Батлер понимать «Хамас/Хезболлу как социальные движения, которые являются прогрессивными, которые находятся слева, которые являются частью глобальных левых».

В тот момент я понял две вещи. Во-первых, что деколонизация и кампании за глобальную справедливость сами по себе не были делегитимизированы подобным безумием, в той же мере, в какой ужасы Советского Союза делегитимизировали социализм. Во-вторых, что, хотя, как и Жан Амери, я всегда буду левым, отныне я не могу играть никакой роли среди тех левых, которые согласны с Батлер, и что остаток моей жизни так или иначе пройдёт в язвительном диалоге с ним. (1)

Все, что я ещё могу дать, с этого момента будет в значительной степени посвящено тому, чтобы «вот как выглядит освобождение» в ответ на 7-е октября стало Кронштадтом этого поколения.

***

В гротескно подходящее время я общался с великим Жаном Амери — хотя и из-за завесы — когда пришло известие об обнаружении тела Шани Лук в одной из византийских туннельных сетей Газы. Мы с Амери размышляли о корнях морального вырождения антисионистских левых с помощью превосходного сборника Амери «Эссе об антисемитизме, антисионизме и левых», изданного в 2022 году Марлене Гальнер.

Несмотря на то, что за последние восемь месяцев было написано множество статей, осуждающих многочисленные псевдореволюционные убийства этой левой — и многие из них очень хороши, — я обращался к Амери больше, чем к кому-либо другому за это время. И это несмотря на то, что великий человек покончил с собой в зальцбургской квартире в 1978-м году. Самое последнее из эссе написано в том же году, но Амери предвидел все это, причём с большей проницательностью и ясностью, чем те, кто действительно пережил последние 45 лет. Как пишет Элвин Розенфельд в предисловии к сборнику, «будущее левых, да и само их существование, оказались под угрозой из-за двух событий конца 1960-х годов: тенденции… к объединению с крайними группами, склонными к насилию, и фиксации на диалектике и социальной теории как абсолюте».

Амери не дожил до того момента, когда из периферии переместился на центральную сцену, а фиксация переросла в одержимость: ради него я скорее рад этому, хотя остальные многое потеряли из-за его отсутствия. Шани Лук, как мы знаем с конца прошлого года, не прожила долго после осады Хамасом музыкального фестиваля «Нова» 7-го октября; скорее всего, её не было в живых, когда камера Али Махмуда запечатлела на вечные времена её безжизненное, полураздетое тело на заднем сиденье ХАМАСовского джипа. В конце ноября её семье, которая на протяжении всего времени вела себя с нечеловеческим изяществом и достоинством, сообщили, что найден фрагмент черепа Лук, часть черепной коробки, повреждение которой делает выживание невозможным. В течение шести месяцев, которые, должно быть, длились бесконечно долго, им не давали знать о её теле.

Унижения, которым подверглась Лук после смерти, меркнут перед кардинальным грехом — угасанием её жестоко сократившейся и, по общему мнению, наполеннной и нежной жизни. Тем не менее они глубоки.

Непристойно навязчивая камера Махмуда сначала лишила её возможности уединиться после смерти, на которую имеют право все умершие (и, конечно же, умножила муки её семьи). Возможность сделать такой «культовый», призовой и, вероятно, прибыльный снимок Махмуду предоставили два бандита из ХАМАС, которые разделили с её трупом открытую заднюю часть джипа на обратном пути в Газу: один ублюдок сжимал один из её дредов в качестве уродливого трофея, другой держал гранатомет, поставив ботинок ей на спину, —самое вопиющее проявление человеческого презрения, которое я, кажется, когда-либо видел. (2)

Вот вам и деградация личности Шани. Деградация памяти о ней началась почти сразу после того, как это изображение стало вирусным, и в западном контексте почти исключительно со стороны «левых», чьи заветные теории либо отказывались допустить, что её убийство сопровождалось какой-либо трагедией, либо что на самом деле все было довольно замечательно.

Что видел Амери

Поскольку я иногда виновен в том, что разбавляю возмущение иронией, давайте будем предельно ясны в том, что произошло и что продолжает происходить. Многие левые оправдывали или, наоборот, открыто праздновали произошедшие как нечто сродни действиям айнзацгруппы.

Да, левые — мой дом, дом Амери и, по общему мнению, дом Лук; и той части политического спектра, в которой, по словам венского критика Альфреда Полгара, «бьётся сердце человечества». Пусть их высокопарная постколониальная риторика не скрывает уродливую реальность: они превозносили массовые убийства и изнасилования. Continue reading →

by olladij

Международное право или антисемитизм?

[Признаюсь, не во всём согласен с авторшей. Во-первых, про «выдумку» палестинской нации — так они все так выдумываются, только некоторым «везёт» с локальной историей, которая ретроспективно захватывается национальной интеллигенцией, а некоторым, кхм, придётся долго объяснять, в чём именно их отличие от ливанских, сирийских, иорданских или египетских арабов. Во-вторых, то, что наследники Третьего Рейха всё пытаются совладать с наследником СССР — ну, такое, если вы понимаете, о чём я. В остальном же — некогда, силы от Ирландии до Египта, желающие невозбранно деколонизироваться и отряхнуть с моксинов прах модерна и Просвещения, и освободиться во что бы то ни стало от капиталистического «западного» гегемона, становились на сторону антигегемона — уже скоро как сто лет назад это были нацистская Германия и фашистская Италия. (Примерно в этом ключе следует рассматривать и пакт Молотова-Риббентропа — как пакт против т.н. коллективного Запада.) Сегодня это — скатывающаяся в фашистское мракобесие Россия, исламо-фашистские Иран и Турция и социалистически-деспотический Китай. С каковой компанией я товарищей антиимпериалистов и деколонизаторов и поздравляю. Но об этом как-нибудь позже. – liberadio]

Бат Йеор

Привычно слышать, как повсюду и на каждом шагу провозглашается как доказанная истина, что государство Израиль нарушает международное право. В интервью Соне Мабрук 11–го февраля Мануэль Бомпар в очередной раз выступил с этим обвинением, даже указав дату нарушения, которое датируется 70 годами! Это обвинение, определяющее все отношения Европейского союза с еврейским государством, оправдывает, например, дискриминационные практики в отношении Израиля, которые не имеют аналогов и никогда не применялись ни к одному другому государству. Так, в «Journal officiel» (24/11/2016, № 81) под заголовком «Разное» мы можем прочитать положения, касающиеся:

указания происхождения товаров с территорий, оккупированных Израилем с июня 1967-го года, опубликованные в Официальном журнале Европейского союза 12-го ноября 2015-го года.

В частности, в там указывается, что в соответствии с международным правом Голанские высоты и Западный берег реки Иордан, включая Восточный Иерусалим, не являются частью Израиля. Следовательно, чтобы не вводить потребителей в заблуждение, маркировка пищевых продуктов должна точно указывать их точное происхождение, независимо от того, является ли это обязательным в соответствии с правилами Сообщества или добровольным со стороны оператора.

В случае с продуктами с Западного берега или Голанских высот, которые происходят из израильских поселений, ссылка на «продукт, происходящий с Голанских высот» или «продукт, происходящий с Западного берега» неприемлема. Хотя эти выражения эффективно обозначают более широкий район или территорию, откуда происходит продукт, предоставление дополнительной географической информации о том, что продукт происходит из израильских поселений, скорее всего, введёт потребителя в заблуждение относительно истинного происхождения продукта. В таких случаях необходимо добавить в скобках выражение «израильские поселения» или эквивалентные термины. Можно использовать такие выражения, как «продукт, происходящий с Голанских высот (израильское поселение)» или «продукт, происходящий с Западного берега (израильское поселение).

Мы видим, что этот текст вновь ссылается на международное право без дополнительных разъяснений. Мы также отмечаем, что ЕС заявляет о своём праве по собственной воле постановить, что Голанские высоты, западный берег реки Иордан и Восточный Иерусалим не являются частью Израиля. Существует ли закон, позволяющий группе держав определять, какие провинции принадлежат стране, и изменять их исторические названия, как, например, Иудея и Самария, превращённые в Западный берег? Или изобретать международные границы там, где их раньше не существовало?

Этот текст можно рассматривать только как полный ненависти и презрения по отношению к еврейскому народу. Его цель — создать на израильских землях второе палестинское государство, к чему призывал основатель Верховного арабского комитета Амин аль-Хусейни, объединивший христиан и мусульман в британском мандате Палестины против палестинских евреев.

К 1920-м годам аль-Хусейни, верховный муфтий Иерусалима, ценился настолько высоко в Европе, что военные годы он провёл в Берлине. В радиозаписях этого периода можно услышать, как немецкий диктор описывает собрание в Берлине 2-го ноября 1943-го года арабских националистов, смешавшихся с нацистами [1]: Continue reading →