Йоахим Брун, 1994
1.
Маркс ничего не доказывает против Бакунина, Кропоткин не опровергает Ленина, Энгельс — не аргумент против Прудона, а испанский анархизм 1936-37 гг. – не альтернатива Русской революции 1917 г.
2.
Для критики государства в революционных целях анархистские и марксистские теории государства одинаково никчёмны и бесполезны, т.е. они являются лишь объектами исторического интереса. Попытки аргументировать Марксом против Бакунина только доказывают, что критик действует не на уровне реальности, которую ему хотелось бы преодолеть. Упорствование в Бакунине как в альтернативе «авторитарному социализму» – свидетельство революционной романтики.
3.
Левая классически мыслит общество в перспективе экономического кризиса и краха. Она мыслит экономику как центральное отношение эксплуатации, которое структурирует государство и из которого оно «выводится». Государство является пустым, лишённым сущности эффектом производства. И как лишённое сущности государство, оно считается — если бы оно только было демократическим государством, т.е. выведенным из-под влияния правящих классов нейтральным инструментом бескризисного планирования и управления производством. «Левая утопия» мечтает о государстве как о месте сознательной самоорганизации общества, как об администрации без власти.
4.
Точно так же классически правая рассматривает общество из перспективы политического кризиса и государственного переворота. Она мыслит экономику как нейтральное само по себе «удовлетворение спроса», которое, будь оно только деполитизировано и деформализировано, свело бы государство к простому средству гарантии ненасильственных актов обмена на рынке. Экономика, если бы она была действительно организована в соответствии со своей сущностью, со свободной конкуренцией, освободилась бы от государства как от места юридической привилегии. «Правая утопия» мечтает об обществе без государства.
5.
«Левая» и «правая» служат игрой отражений политики. Это объективный парадокс буржуазного общества, где левое представление о политическом процессе — сложении отдельных гражданских волеизъявлений в содержание суверенитета во время демократического акта выборов — соотносится строго негативно и, следовательно, как раз комплиментарно к правому представлению об экономическом процессе: к сложению индивидуального спроса на рынке в движущую причину производства.
6.
Политическая игра отражений есть процесс слияния легальности и легитимности в суверенитет. Буржуа (bourgeois) выступает против гражданина (citoyen), а гражданин стремится к тому, чтобы поглотить и уничтожить эгоистичного участника конкуренции. В этом отношении каждая сторона постоянно воспроизводит свою противоположность. Само это отношение является воспроизводством суверенитета.
7.
Экономика и политика, общество и государство, эксплуатация и авторитет служат крайними абстракциями этой игры отражений, попыткой «вывести» одно из другого и свети к «изначальному». Критика государства с революционными намерениями должна была бы, в первую очередь, подумать об условии возможности того, чтобы говорить о своём объекте — о государстве, о деньгах — одно и другое, а в следующий момент противопоставить одно другому. Как можно размышлять о чём-то, что не подчиняется логическому правилу «исключённого третьего»?
