by olladij

Free Rudolf Rocker! )))

Допустим, у той бесконечной войны, которая по привычке или из намеренной мерзопакостности всё ещё называет себя «миром» проблемы есть и потолще, чем мелкий правовой срач и полный фимоз головного мозга некоторых книжных издателей, но liberadio никогда и не обещало «держать всех в курсе дел» и заниматься журналистскими расследованиями. А так как переводами Рудольфа Рокера, бывало, баловался не один я, то считаю нужным рассказать вам следующую телегу. Речь же, собственно, о том, что некто Хайнер Бекер, владелец «либертарного» издательства Bibliothek Theleme, утверждает, что все права на «литературное наследие» Рудольфа Рокера и его боевой подруги Милли Виткоп-Рокер принадлежат ему. Хотя Рокер сам всегда был только за, чтобы его работы публиковались свободно, Бек утверждает, что в 2004-м году, Фермин Рокер передал ему все права, дабы тот охранял «литературное наследие» Рокеров от искажений и фальсификаций. И вот, анархо-синдикалистский портал syndikalismus.tk, руководствуясь своей концепцией, что публиковать там может кто угодно, лишь бы о синдикализме, вывалил «Анархо-синдикализм» Рокера на своих страницах. Бек, поразмыслив рационально, решил навалиться не на лондонский Yiddish Book Center, который издаёт тексты Рокера на идише, и не на других европейских синдикалистов, к примеру, а на на информационный интернет-портал syndikalismus.tk. Ведь вся, вся без исключения писанина Рокеров — это его сссссокровищщщщееееее! Короче, по наводке такого ушлого «анархиста» как Хайнер Бекер федеральная прокуратура и гамбургское отделение полиции по преступлениям в интернете копают и вынюхивают вокруг FAU и syndkalismus.tk. Причём прокуратура испытывает неподдельный интерес к синдикалистским структурам и готова вынюхивать там и без сколько-нибудь оформленных обвинений и доказательств.

Это одна (глубоко больная) сторона дела. Есть и другая, менее безобидная, но не менее больная: Примерно лет уже 10 никто не отваживался издать или переиздать что-либо из наследия Рудольфа Рокера. Сам Бекер не делает этого тоже. Кроме того, оказывается, что и на Макса Неттлау у него права, поэтому толстенная антология анархизма так и не была издана до конца (последние 2 или 3 тома из всего шести даже уже готовы и до сих пор где-то лежат). Смысл этого, очевидно, простым смертным, время от времени интересующимся историей европейского анархизма, просто не по зубам. Кажется, это действительно его сссссокровищщщее, на которое он сел жопой, чтобы защитить от «искажений». И сидеть будет предположительно до 2028-го года, или типа того. Прямо хоть тоже садись на жопу и переводи что-нибудь из Рокера, из принципиальной вредности.

Free Rocker! Becker sucks!

Ermittlungen gegen syndikalismus.tk

Wem gehört Rudolf Rocker?

A warning to all publishers of Rudolf Rocker

by olladij

Человек и животное

Макс Хоркхаймер / Теодор В. Адорно

[Взято из книги «Диалектика просвещения»]

Идея человека в европейской истории находит свое выражение в его отличии от животного. Своим неразумием животные доказывают достоинство человека. Об этой противоположности с такой настойчивостью и единодушием твердилось всеми предтечами буржуазного мышления – древними иудеями, стоиками и отцами церкви, а затем на протяжении средних веков и Нового времени, – что она принадлежит к числу тех немногих идей, которые входят в основной состав западной антропологии. Ее разделяют даже сегодня. Бихевиористы лишь по видимости предали ее забвению. К людям они применяют те же самые формулы и результаты, которых, не зная удержу, добиваются они силой от беззащитных животных в своих омерзительных физиологических лабораториях. Заключение, которое делается ими из изувеченных тел животных, относится не к животному на свободе, но к сегодняшнему человеку. Оно свидетельствует о том, что благодаря учиняемому над животным насилию он и только он один во всем мироздании по доброй воле функционирует так же механически, слепо и автоматически, как извивающаяся в конвульсиях, связанная жертва, из чьей агонии специалист умело извлекает выгоду. Профессор за анатомическим столом определяет агонию научно, как работу рефлексов, гадатель у алтаря провозглашал ее знаком своих богов. Человеку свойственен разум, неумолимо сходящий на нет; у животного, из которого делает он свой кровавый вывод, есть только безрассудный ужас, порыв к бегству, путь к которому ему отрезан.

Отсутствие разума бессловесно. Словоохотливо же обладание им, господствующее во всей истории. Вся Земля свидетельствует во славу человека. В периоды войны и мира, на арене и в скотобойне, начиная с медленной смерти мамонта, которого удавалось одолеть примитивным человеческим племенам с помощью первых планомерных действий, вплоть до сплошной эксплуатации животного мира сегодняшнего дня, неразумные создания неизменно испытывали на себе, что такое разум. Этот видимый ход событий скрывает от палачей невидимый: бытие без света разума, существование самих животных. Оно могло бы быть подлинной темой для психологии, ибо только жизнь животных протекает сообразно душевным побуждениям; там, где психологии надлежит объяснить человека, его душевные побуждения деградируют и разрушаются. Там, где меж людьми призывается на помощь психология, скудная сфера их непосредственных отношений еще более сужается, они превращаются тут еще и в вещи. Прибегать к психологии для понимания другого постыдно, для объяснения собственных мотивов – сентиментально. Психология животных, изощряясь в своих ловушках и лабиринтах, потеряла, однако, из виду свой предмет, забыла о том, что говорить о душе, о ее познании подобает именно и исключительно применительно к животному. Даже Аристотель, признававший у животных наличие некой, хотя бы и низшей души, охотнее, однако, говорил о телах, частях, движении и зачатии, чем о собственно существовании животного.

Мир животного беспонятиен. Там нет слова, чтобы в потоке являющегося констатировать идентичное, в чередовании экземпляров – тот же самый вид, в изменяющихся ситуациях – одну и ту же вещь. Хотя возможность повторного узнавания и не отсутствует полностью, идентификация ограничивается витально значимым. В этом потоке не найдется ничего, что было бы определено в качестве постоянного, и, тем не менее, все остается одним и тем же, потому что нет никакого прочного знаний о прошлом и никакого ясного предвидения будущего. Животное отзывается на имя и не обладает самостью, оно замкнуто в самом себе и, тем не менее, брошено на произвол судьбы, оно всегда принуждается, у него нет идеи, которая могла бы вывести его за пределы принуждения. Взамен утешения животное не обретает смягчения страха, отсутствие сознания счастья оно не обменивает на неведание скорби и боли. Чтобы счастье стало субстанциальным, даровав существованию смерть, требуется идентифицирующее воспоминание, успокоительное познание, религиозная или философская идея, короче – понятие. Есть счастливые животные, но сколь недолговечно это счастье! Течение жизни животного, не прерываемое освободительной мыслью, сумрачно и депрессивно. Чтобы избавиться от сверлящей пустоты существования, необходимо сопротивление, хребтом которого является язык. Даже сильнейшее из животных бесконечно дебильно. Учение Шопенгауэра, согласно которому маятник жизни раскачивается между болью и скукой, между точечными мгновениями утоленного влечения и бесконечной страстью, приложимо к животному, не способному положить конец своей участи путем познания. В душе животного заложены разрозненные человеческие чувства и потребности, даже элементы духа, но без той опоры, которую дает лишь организующий разум. Лучшие его дни протекают в череде хлопот, как во сне, который животное все равно едва ли в состоянии отличить от бодрствования. Ему неведом отчетливый переход от игры к серьезности; радость пробуждения от кошмара к действительности.

Continue reading →

by olladij

За Вольтера

Макс Хоркхаймер / Теодор В. Адорно

[Взято из книги «Диалектика просвещения»]

 

Твой разум однобок, нашептывает однобокий разум, ты поступил несправедливо по отношению к власти. О постыдности тирании трубил ты патетически, плаксиво, саркастически, громогласно; но о добре, что творит власть, ты умалчиваешь. Без тех гарантий безопасности, которые может дать только власть, добру бы никогда не существовать. Под сенью власти бурлят, играя, жизнь и любовь, им удалось вырвать у враждебной природы и твою долю счастья. – Внушаемое апологетикой является одновременно и истинным, и ложным. При всех великих достижениях власти только она одна способна совершать несправедливость, ибо несправедливым бывает только приговор, за которым следует приведение его в исполнение, а не речь адвоката, которой не внемлют. Только в том случае, когда эта речь сама нацелена на угнетение и защищает силу вместо слабости, соучаствует она во всеобщей несправедливости. – Но власть, продолжает нашептывать однобокий разум, представлена людьми. Компрометируя ее, ты их делаешь мишенью. И те, кто придут после них, возможно, окажутся еще хуже. – Эта ложь говорит правду. Когда фашистские убийцы ждут своего часа, не следует натравливать народ на слабое правительство. Но даже союз с менее брутальными силами не обязательно имеет своим логическим следствием замалчивание подлостей. Шансы на то, что благодаря разоблачению несправедливости, кого-либо от дьявола защищающей, пострадает благое дело, всегда были гораздо меньшими, чем то преимущество, которое получал дьявол, когда ему предоставлялось право разоблачать несправедливость. Как же далеко должно было зайти общество, в котором одни только негодяи все еще говорят правду и о весело продолжающемся линчевании твердит без устали Геббельс. Не добро, но зло является предметом теории. Ею воспроизводство жизни предполагается во всякий раз уже определенных формах. Ее стихией является свобода, ее темой – угнетение. Там, где язык становится апологетичным, он уже коррумпирован, по самой сути своей не способен он быть ни нейтральным, ни практическим. – Неужели ты не можешь обратить внимание на хорошие стороны и провозгласить первопринципом любовь взамен бесконечной горечи! – Существует только один способ выражения истины: мысль, отрицающая несправедливость. Если подчеркивание хороших сторон не снимается в негативном целом, то оно прославляет собственную противоположность: насилие. При помощи слов я могу интриговать, пропагандировать, суггестивно внушать, и это та их особенность, благодаря которой они, как и всякое действие, включаются в действительность, и которая понятна лжи. Ею создается впечатление, что и противоречие существующему происходит в угоду забрезжившим формам насилия, конкурирующим бюрократиям и властителям. В своем неописуемом страхе она способна и желает видеть только то, что есть она сама. Все, что входит в ее медиум, язык как инструмент, становится идентичным ложи, как становятся идентичными между собой вещи в темноте. Но сколь бы верно ни было то, что не существует такого слова, которым не могла бы в конечном счете воспользоваться ложь, все же не благодаря ей, но исключительно в жестком противостоянии мысли власти становится явственным приносимое ею благо. Бескомпромиссна ненависть к террору, осуществляемому по отношению к самой что ни на есть распоследней твари, вызывает законную благодарность со стороны пощаженного. Взывание к солнцу есть идолопоклонство. Вид от зноя засохшего дерева рождает предчувствие величественности дневного света, который не должен в то же время опалять озаряемый мир.

by olladij

Убийство животных и убийство людей, вегетарианство и пацифизм

Магнус Швантье (1916)

 

Движение за мир не находится в таких родственных отношениях ни с каким другим этическим движением как с вегетарианством.

Самой сильной движущей силой обоих движений является отвращение к жестокости, уважение перед жизнью. Некоторые пацифисты, однако, отвергают войну, в первую очередь, из-за её экономического вреда, или стараются, как минимум из соображений тактических, чтобы завоевать широкие массы, в своей агитации указывать сначала на бесславные экономические последствия войны. Также и вегетарианство ценится его приверженцами, в первую очередь потому, что они усматривают в употреблении мяса причины экономического бедствия; ещё больше число тех, кто отвергает потребление мяса из-за вредоносного воздействия на здоровье. Но неоспоримо всё же то, что самые многочисленные и именно самые активные борцы движения за мир и за вегетарианство движутся в своей борьбе отвращением перед убийством; в особенности великие люди, которые основали оба движения, всегда объявляли своё неприятие жестокости и насильственности своим сильнейшим импульсом действия.

Вегетарианцы и пацифисты должны, поэтому, рассматривать друг друга как союзников. Всякий прогресс одного из обоих движений должен вести вперёд и другое. Пока большинство считает массовое убийство в войне неизбежным, или даже рассматривает войну как пробуждение самых высоких добродетелей, столь же долго им будут непонятны и этические учения вегетарианства. С другой стороны, привычка потреблять пищу, приготовляемую посредством забоя животных, должна ослаблять и отвращение перед резнёй на поле боя. Если люди ежедневно видят в мясных лавках кровавые, разрезанные, лишённые кожи, выпотрошенные туши животных, и привыкают к тому, чтобы класть в рот эти вызывающие в каждом чувствительном человеке трупы, то этим самым их самые возвышенные чувства должны притупляться как у редких варваров нашего времени. Пока многие люди воспринимают охоту на животных не как «неизбежное зло», а как «благородное развлечение», столь долго и нас не должно удивлять, что при возникновении споров между государствами во многих людях просыпается и жажда военных приключений и жестокостей и тем самым увеличиваются стремящиеся к войне силы.

Continue reading →

by olladij

Анархизм в 21-м столетии?

Вызовы, возможности, перспективы

Габриэль Кун

Анархистское движение по всему миру набрало такую силу, какая не приходила к нему с начала 20-го века. Кризис марксизма ответственен за это так же как и целый ряд новых социальных конфликтов (атипичные формы занятости, изменения климата и т.д.), равно как и относительно сильно анархистское движение в США, которое, возможно, ироничным образом вдохновляет по всему миру из-за гегемонии американской культуры.

Говоря в целом, самым большим вызовом для анархистской политики остаётся тот же самый, который был всегда: собственно, найти ответ на вопрос, каким образом можно преодолеть государство и капитал, или как можно создать сообщества, которые на основе равенства и солидарности сделают возможным свободное индивидуальное развитие. Соответствующие дискуссии характеризуют анархистское движение уже давно и будут и в дальнейшем.

В рамках этой статьи этот вопрос не решится. К тому же, я считаю, что соответствующие ответы могут возникнуть лишь из анархистской практики. В этом смысле мне хочется обратить своё внимание здесь прежде всего на вызовы, которые касаются самого анархистского движения – вызовы, за которые ответственны большей частью мы сами и которые оставляют нам относительно большую площадку для действий.

При этом я думаю о тех противоречиях, которые возникают в движении с эгалитарными и антиавторитарными претензиями, являющегося большей частью мужским, белым и коренящимся в средних классах развитых промышленных стран. Это верно не только современного анархистского движения, но и части его истории. Практически все известные представители анархизма были белыми мужчинами (такие исключения как Луиза Мишель, Люси Парсонс, Вольтарина де Клер или Эмма Голдмэн скорее подтверждают правило) и большая часть из них происходила из социально и экономически привилегированной буржуазии или даже из аристократии. Это верно интернационально — возьмём, к примеру, Михаила Бакунина и Петра Кропоткина — как и в немецко-язычных странах — и тут происходят двое самых известных представителя, Густав Ландауэр и Эрих Мюзам, из буржуазных семей. Корни анархизма в развитых индустриальных обществах издавна подчёркивались его марксистско-ленинистскими критиками, которые оговаривали анархизм как «феномен (мелкой) буржуазии». Я не думаю, что эта критика касается сути анархизма (иначе я не стал бы выступать за это движение), но она касается болезненного момента, нуждающегося в само-критичном анализе.

Continue reading →

by olladij

Видео-послания

Итак, немного видео-посланий, пока ничего более вразумительного не нашлось и что-либо делать не особенно охота.

Во-первых: некий коллега-социолог, работает над книгой “Anarchy and Society” (по краней мере, так она покамест называется) и представляет концепцию на North American Anarchist Studies Network Conference. Интересное и, возможно, нужное начинание – свести анархизм и социологию вместе, чтобы они друг друга, тык-скыть, взаимно обдумали и по возможности обогатили. С другой стороны, к таким начинаниям следует относиться с осторожностью: именно из северо-американской академической тусовки растут ноги у такой забавной фикции как пост-анархизм (ну, ладно-ладно, Сол Ньюмэн из Австралии, один же хуй). Суть в том, что американские академики вынуждены постоянно что-то публиковать и продавать новые бренды (хоть и на рынке идей, но в смысле буквальном). Отчасти из таких благородных побуждений и были подхвачены идеи 70-х и 80-х годов по анархистскому присвоению некоторых мыслей Фуко, Гваттари и т.д. и переформулированы в wow!-сенсационные открытия в области политической философии. Как дело повернётся у этого товарища и его коллеги, пока не ясно, но смотрите сами, дорогие слушатели и слушательницы –

Defining an anarchist sociology (Youtube.com)

На поставленный, среди прочего, вопрос – как нам “анархизировать” социологию, liberadio отвечает почти кк армянское радио: лишите социологов государственных дотаций и перестаньте приручать их, ставя на бюджетные чиновничьи должности в университетах. Всё просто, правда? )))

Во-вторых: Всем горячие анарха-феминистские приветы из Мексикии с английскими субтитрами и вообще –

@-feminist cell in Mexico (Youtube.com)

Кроме того – конкретный @-феминистский ролик раздаёт пиздоф буквально всем (хотя такой глупый каламбур стоит где-то на самом-самом краю некорректности). Особенно понравится московским товарищам. Привет, Укроп, мудачoк! –

We make no pretence (Youtube.com)

За отсутствие “анархо-революционного” говно-пунка в саундтреке особый почёт!

(Спиздил у Рудольфа Мюланда.)

by olladij

Новый блог комментирует восстания в арабском мире

Позвольте представить один из продуктов полураспада неприкаянной провинциальной “сцены” – новый бложек, посвящённый интеллектуальным упражнениям на тему спонтанных бунтов. Размышления и комментарии ведутся на английском и немецком языках. Особенно рекомендуется долбоёбам-правдорубам и другим феерическим персонажам, оставляющим, к примеру, на Индимедии подобные замечания:

“Восстание” ваххабитов и мелких торговцев. То что АДА и интересует.

Позвольте, liberadio процитирует кое-что:

2. The Arab World has never been, even if it could appear like that, the sorry, left-behind and backward part of this so brave and modern world; on the contrary, all those all too obvious signs of their total failure have been signs of the failure of the modern world itself, which we all live in; and a historical punishment for the inconceivable failure of mankind, not to have done away with state and capital when there had still been time to do so; from the sorry state of the Arab societies, we only can conclude the sorry state of our own ones; and so, to us, it matters profoundly what is happening there today. It only places the burden ven more firmly onto us to do our part, so that this Arab revolt of today, as the Iranian before, will not have been in vain, or worse.

For the politcal analysts on all sides, it is very easy to track the state of things in the Arab countries back to the total incompetence of their elites; and yet another problem is explained to everyones satisfaction. But it is all too reeasily forgotten under what particular circumstances these states have come into being, and these societies have entered history, that is the world market.

Therefore, every analyst needs to conceal, or forget, that the whole capitalist modern world, be it of western or moscovite style, had long before lost its ability to give any semblance of a rational order to its societies; that it lost every inner reason it may have had at some point, and quite a long time ago (Wolfgang Pohrt even speaks of 1870); that this order has been „rational“, even „progressive“ only in as much as one could imagine the hewly created proletariat to overthrow it an put universal human emanzipation in it´s place.

After the world war, and the failed revolution, and the counterrevolution and National Socialism, this perspective is profoundly lost. And so domination and exploitation keeps itself alive, against all reason; it would be exaggerated to believe that domination and exploitation would not look, today, like the lived well beyond the point where the had outlived every semblance of their historical legitimation; that they should have been abolished long ago, and yet live, that is what gives them their zombie-like appearance. That they would at least fulfill, what Marx, shuddering himself, would concede to capital as its historic legitimation: that it would produce bourgeoise society, the modern society of free and equal trades of their own labor: no more talk about it! Capital itself, disguised in a spooky masque from pre-modern times, haunts its deserted ghost towns it itself has created.

Islamism itself, this horrible masquerade, is exactly a totally modern movement, which expresses nothing else than capital despairing on itself.

This Arab World, this backward entity, where only a short time ago nothing moved except for the apocalyptic madness of incited fanatics; that is the exact picture, the true face of this whole world we all live in, everywhere; and it is our case that is made on the streets of Tunis, and of Qahira, and, hopefully, soon Tehran again.

Так что, прошу любить и жаловать: In the absence of truth.

[От себя добавим, что за исключением некоторых развлечений у нас всё на самом деле грустно, но выброс на эту тему будет, возможно, позже. Stay tuned.

Or not.]

by olladij

Das Schlachten beenden! Und den Bock zum Gärtner machen?

Zur Kritik der Gewalt an Tieren. Anarchistische, feministische, pazifistische und linkssozialistische Traditionen

Verlag Graswurzelrevolution, 2010

192 Seiten, 14,90 Euro

ISBN 978-3-939045-13-7

Der anarcho-pazifistische Verlag hat uns 2010 ein seltsames Buch vorgelegt. Der Zweck der Publikation war es, anzudeuten, dass Diskussionen und Kämpfe für das würdevolle Dasein der Tiere nicht die Sache der bürgerlichen gutbetuchten Mittelschichten gewesen sind, und das auch nicht erst seit Peter Singer. Es ist in der Tat möglich, zu zeigen, dass politisch praktizierte vegane oder vegetarische Lebensweise durchaus in der kämpferischen proletarischen Tradition ihre Wurzel hat, dass sie dort seit jeher mitgedacht und praktiziert wurde. Es mag sogar gar nicht so falsch sein, dass die im Buch abgedruckten historischen Texte alle vor dem 2. Weltkrieg und vor der Shoa (ein Liebligsvergleich der militanten VeganerInnen für industrielle Massentierhaltung) geschrieben wurden, das Buch ist ja immerhin als „historische Spurensuche“ gemeint. Insofern ist es vollkommen OK, Widersprüche einer äußerst widersprüchlichen Bewegung zu dokumentieren.

Ob Renate Brucker sich etwas anderes vorgestellt hat, schwer zu sagen – sie stellt sich aber in der Einführung auf die Seite der Argumentation für die Tierrechte. Anscheinend waren die Tierrechte Programm dieser Aufsatzsammlung. Gemeint ist somit nicht so sehr ein allgemein anerkanntes “Naturrecht”, sondern letzten Endes auch in irgendeiner Form im positiven Recht verankerte Feststellung, dass das Tier eben das Recht auf sein Leben und darauf, vor Grausamkeit geschützt zu werden, unmittelbar erhält, weil es ein Tier ist.

Inhaltlich bietet das Buch spannende und weniger spannende Beiträge zum Thema, von diversen AutorInnen aus dem Umfeld der GWR kommentiert. So appelliert z.B. der inbrünstige Christ Leo Tolstoj an das Mitgefühl der Menschen mit geschundenen Tieren, der menschlichen Seele, sprich der seelischen Integrität wegen. Der anschließende Exkurs über die Sekte der Duchoborzen mag theoretisch mit dem Thema nicht viel zu tun zu haben, kann aber ein Beispiel für ein großes Kollektiv geben, das sein Leben nach gewaltfreien und kommunistischen Prinzipien gestaltete. (Außerdem bin ich persönlich von solch religiösen feurigen Wahn immer wieder fasziniert, lese also gerne solche Sachen). Eben so verfährt auch einer der anarcho-kommunistischen „Klassiker“ – Elisee Reclus. Er bittet die Menschen, die Welt etwas schöner und (jetzt Achtung!) menschlicher zu gestalten, indem sie auf Tierausbeutung verzichten. Dasselbe könnte mensch auch von Magnus Schwantjes Perspektive sagen: Er zeigt Parallelen zwischen Tier- und Menschenmord auf, die beide doch auf das Eine hinauslaufen – auf die furchtbare Verrohung und Unbewohnbarkeit der Welt. Der einzige Beitrag im Buch, der eindeutig eine Pro-Tierrechte-Position einnimmt, ist der von der holländischen Juristin und Feministin Clara Wichmann. Die einzige vertretene hier Juristin nimmt es auch ernst und plädiert dafür, den Tieren mittels Gesetz und Staatsgewalt das Recht auf Unversehrtheit und Eigentum anzuerkennen. So weit so gut, aber spätestens dann, wenn die Rede von „ökonomisch vom Menschen abhängigen Tieren“ ist, oder dann, wenn Wichmann fordert, die entlaufenen oder nicht registrierten Hunde nur nach einem Gerichtsprozess zu töten, merkt mensch, dass das wohl eine verkehrte Perspektive ist. Ja, außer Anmerkungen am Rande, dass Frauen, Kinder und Tiere in der patriarchalen Gesellschaft unterdrückt werden, ist von der angekündigten feministischen Tradition nicht viel zu spüren.

Der wirklich interessante Artikel wurde bis zum Ende aufgehoben, als ob es Absicht war. Willi Eichler vom Internationalen Sozialistischen Kampfbund (ISK) polemisiert gegen einen Opponenten, der gegen die vegetarische Lebensweise argumentiert, führt aber das einzig fassbare, weil radikal subjektivistische, Argument: ausgebeutete Proletarier haben ein prinzipielles Problem mit der Ausbeutung, verzichten also auf die Ausbeutung der Tiere. Den Tieren sieht mensch nämlich an, dass es auch nicht gerade genießen, ausgebeutet zu werden. Den Pflanzen eben nicht. Deswegen: Vegetarismus. Ein wenig merkwürdig, dass gerade von einem Vertreter linkssozialistischer Organisation mit autoritären Tendenzen, die später zum Teil in der SPD aufgegangen ist, eine so schön formulierte Polemik mit Bezug auf Kant (der philosophische Gegner der Tierrechte) kommt, aber sei es so. Wenn die im Buch zu Wort kommenden anarchistischen Herren ihre gutmenschlichen Positionen nur mit eigenen Erfahrungen, aber nicht philosophisch belegen können, ist es sehr wohl ein Problem. Aber es reicht, um zu zeigen, dass die Versöhnung zwischen Mensch und Natur vom Menschen ausgehen soll. Was nicht geht – dem Staat immer mehr in der Rechtsform verschlüsselte Aspekte des Lebens auszuliefern, und auf ihn dann als auf einen Pädagogen zu vertrauen, der uns mit seinem Gewaltapparat die Grausamkeit schon austreiben wird. (Und – mit Verlaub – so verhält es sich auch mit Menschenrechten). Den Bock zum Gärtner machen, war das etwa die „anarchistische“ Idee hinter dem Buch, die dank der einzelnen Beiträge doch nicht aufgegangen ist? Schön, dass es nicht geklappt hat und daraus ist ein wunderbar widersprüchliches Buch geworden.

by olladij

Критика денег и антисемитизм

Эрнст Лохофф (1998)

[Эрнст Лохофф — публицист, живёт в Нюрнберге. Один из издателей журнала «Krisis».]

1.

К началу 20-го века люди были едины в ожидании, что прогресс и разум будут определяющими в грядущей секулярности. Формирование современного товарного общества понималось как процесс постепенной демифологизации и безостаточной рационализации всех отношений. Социалистическая оппозиция хотя и провозглашала, что лишь освобождение из-под капиталистической власти даст возможность полностью развернуться рьяно празднуемому ею потенциалу рациональности. Культурно-консервативные голоса, в свою очередь, скорбили по всему тому, что исчезало в их глазах с «расколдовавынием мира». Оба течения, тем самым, ни в коем случае не сомневались в прогрессистско-оптимистическом видении, а всего лишь варьировали его.

Истинный ход истории жестоко опроверг это предположение. Столетие целевой рациональности и технологической возможности оказалось столетием высвободившейся иррациональности, массового помешательства и до сих пор невиданных разрушения и бесчеловечности.

На вопрос, почему оптимистические предсказания дедов не сбылись, внуки и правнуки, если они вообще считают царящее безумие проблемой, дают прежде всего, один ответ: молниеносная рационализация и взрывоподобный прирост технических и социальных средств не сопровождалось соответствующей рационализацией общественных целей. Человечество, поэтому, похоже на ватагу пятилетних, которые со дня на день начинают использовать для своих гонок не трёх-колёсные велосипеды, а гоночные автомобили, а для ковбойских игр — не палки, а автоматическое оружие и атомные боеголовки.

Как бы правильно ни было говорить вместе с Гюнтером Андерсом об «асинхронности человека с его производственным миром» и выявлять различия между царящей повсеместно рациональностью целей и отсутствующей рациональностью смысла, столь же неверным было бы, однако, буквально понимать расхождение «делания и представления» и «знания и совести» как отставание последнего. За иррациональностью современности ни в коем случае не стоит на заднем фоне продолжающаяся жизнь каких-либо пещерных инстинктов и упорства биологического субстрата. Сколь часто модерн оказывался убийственным, в деле участвовали каждый раз истинно современные представления, позиции и идеологии. Проблема не в том, что универсальный процесс рационализации обошёл стороной сферу смысла и цели и остался неполноценным; более того, процесс рационализации сам обладает тёмной, иррациональной стороной. Где современность затапливается, якобы, «архаичными» элементами, речь идёт каждый раз о чём-то вроде вторичной, созданной самой собой «постоянной архаичности». (По этой причине, кстати, я считаю и термин «варварство» малополезным, даже эвфемизмом. В вопросах жажды убийства и ярости разрушения настоящие варвары были в сравнении с западной цивилизацией просто маленькими мальчиками).

Этот приговор относится и к главе в истории современного товарного общества, которая менее всего хочет приспосабливаться к самомнению апологетов западного рыночного общества и демократии: к национал-социалистическому уничтожению евреев. Холкост не только потому вписывается в историю становления товарного общества, что он был создан при помощи современных средств; и «антисемитское объяснение мира» следует понимать как специфический продукт современности. (На том, что современный антисемитизм как по сути, так и терминологически строго отличается от традиционной ненависти к евреям, настаивала ещё Ханна Арендт в своей книге «Элементы и истоки тотальной власти»). Более того, антисемитическое безумие указывает непосредственно на иррациональность самой фундаментальной формы общества, а тем самым — и на тёмный центр современного общества товара.

Continue reading →

by olladij

Джейсон МакКуин: Пост-левая анархия

[Думал было выдать чего-нибудь такого свеженького, живого, интересного. И взгляд liberadio пал на опус автора такой модной у леваков, но унылой товарообразной утопии как Parecon – Майкла Альберта: Anarchism?!  На поверку же интеерсных и актуальных мыслей там оказалось мало, и быть бы этому достаточным оправданием, но liberadio напрочь отказывается дискутировать или даже полемизировать в терминах “good anarchism / bad anarchism”. Короче, Парекон он и есть Парекон, ничего тут уже, видимо, не поделаешь. Однако! Положение наше хотя и безнадёжное, но не столь серьёзное. Посему внемлите! Upd: Вывалю ещё раз текстом. Ссылка на файл в коцне. – liberadio]

 

Пролог к после-лeвой анархии

Прошло уже почти полтора десятилетия со времени падения Берлинской стены. Семь лет с тех пор, как Боб Блэк прислал мне манускрипт своей книги «Anarchy after Leftism», опубликованной в 1997-м году. Более четырёх лет с тех пор, как я попросил (издателей) Anarchy Magazine поучаствовать в дискуссии о «пост-левой анархии», которая была полностью опубликована в зимнем выпуске журнала (№48). А также один год с тех пор, как я написал и издал «Post-Left Anarchy: Rejecting the Reification of Revolt», увидевшую свет зимой 2002 — 2003 в 54-м номере журнала Anarchy: A Journal of Desire Armed.

Можно по праву спросить, что было достигнуто введением термина и началом дебатов в анархистских и, более того, радикальных кругах, кроме создания новой темы для споров в анархистской и левацкой прессе, на интернет-страницах и в email-рассылках? В ответ я бы сказал, что реакция продолжает расти, а обещание пост-левой анархии заключается в том, что окажется всё более светлеющим будущим.

Одной из самых сложных проблем современного анархизма была постоянная фиксированность на попытках возрождения борьбы прошлого, как будто с 1919-го, 1936-го или, лучше, 1968-го годов ничего значимого не произошло. Отчасти — это последствие долго царившего среди большинства анархистов анти-интеллектуализма. Отчасти — это результат исторического заката анархизма в виду победы большевистского государственного коммунизма и (само-) поражения Испанской революции. И отчасти это потому, что подавляющее большинство самых влиятельных анархистских теоретиков, таких как Годвин, Штирнер, Прудон, Бакунин, Кропоткин и Малатеста, жили в 19-м и начале в 20-го столетия. Пробел в развитии анархистской теории со времени возрождения движения в 1960-х годах может быть сегодня заполнен любой новой и адекватной формулировкой теории и практики, которая окажется достаточно сильной, чтобы положить конец застою и связать творчество большинства современных анархистов так же, как это делали формулировки Бакунина или Кропоткина в 19-м веке.

Начиная с 1960-х годов, вначале ничтожно малое, но с того времени постоянно растущее, анархистское движение подвергалось влиянию Движения за гражданские права, Пола Гудмэнна, SDS (движения Студентов за Демократическое Общество), йиппи, движения против войны во Вьетнаме, Фреда Вудворта, марксистских Новых Левых, Ситуационистского Интернационала, Сэма Долгоффа и Мюррея Букчина, движений вокруг одной темы (анти-расистского, феминистского, анти-атомного, анти-империалистического, экологического, за права животных и т.п.), Ноама Чомского, Фредди Перлмана, Джорджа Брэдфорда / Дэвида Уотсона, Боба Блэка, Хаким Бея, Earth First! и глубинной экологии, нео-язычества и нью эйдж, движения против глобализации и многих других. Но всё же все эти различные влияния на протяжении последних сорока лет, как анархистские, так и не-анархистские, не смогли сделать значимым какой-либо вдохновляющий синтез критической и практической теории. Некоторые анархисты, в особенности Мюррей Букчин и Love and Rage Project, пытались сплавить чрезвычайно разнообразное и идиосинкразическое анархистское движение в совершенно новое движение с общей теорией и потерпели в этом крах. Я бы сказал, что в нашей актуальной ситуации этот проект обречён на поражение, неважно, кто пытается это сделать.

Альтернатива, за которую выступает пост-левый анархистский синтез, всё ещё создаётся. На неё не может претендовать ни какой теоретик или активист, потому что это проект, витавший в воздухе задолго до того, как он начал становится конкретным комплексом предложений, текстов и интервенций. Те, кто пытался развить синтез, находились, с одной стороны, под влиянием классического анархистского движения до Испанской революции, и нескольких наиболее многообещающих интервенций, развитых с 60-х годов. Самые важные теории включают в себя критику повседневной жизни и критику Спектакля, критику идеологии и морали, промышленной технологии, труда и цивилизации. Способы интервенции фокусируются на конкретном применении прямого действия во всех аспектах жизни. Вместо того, чтобы стремиться к созданию институциональных или бюрократических структур, эти вмешательства нацелены на максимальную критическую эффективность с минимальным компромиссом в постоянно изменяющихся сетях действия. Continue reading →