Манфред Дальман
Характерной чертой для мышления Фуко является его руководство для повседневной жизни, которое он составил после прочтения книги Делеза и Гваттари «Анти-Эдип»:
1. Освободите политическое действие от всей унифицирующей и тотализирующей паранойи!
2. Откажитесь от верности старым категориям негативного (таковы закон, граница, кастрация, недостаток, разрыв), которые западная мысль так долго освящала как форму власти и подход к реальности! Отдайте предпочтение позитивному и множественному, различиям, а не единообразию, потокам, а не единицам, мобильным схемам, а не системам! Верьте, что продуктивное — не оседлое, а кочевое!
3. Не думайте, что для того, чтобы быть воинственным, нужно быть печальным — даже если то, против чего мы боремся, отвратительно! Именно связь желания с реальностью (а не его уход в формы репрезентации) обладает революционной силой.
4. Не используйте мышление для того, чтобы основывать политическую практику на истине — и не используйте политическое действие для того, чтобы дискредитировать линию мысли как простое умозрение! Используйте политическую практику как интенсификатор мысли, а анализ — как умножитель форм и областей вмешательства политического действия!
5. Не требуйте от политики восстановления «прав» личности, как их определяет философия! Индивид — это продукт власти. Гораздо более необходимо «деиндивидуализировать» посредством умножения и вытеснения, посредством различных комбинаций. Группа не должна быть органической связью, объединяющей иерархизированных индивидов, она должна быть постоянным генератором деиндивидуализации. И наконец:
6. Не влюбляйтесь во власть! (из «Диспозитивы власти»)
Поскольку это нечто вроде резюме его самопонимания, я процитирую и более длинный отрывок: «Я мечтаю об интеллектуале как о разрушителе доказательств и универсалий, который распознает слабые места, отверстия и линии силы в моментах инерции и ограничений настоящего, который постоянно меняет своё место, который не знает наверняка, где он будет завтра и что он будет думать, потому что его внимание сосредоточено исключительно на настоящем; который, где бы он ни находился в данный момент, вносил бы свою лепту в вопрос, стоит ли революция усилий и каких (я имею в виду: какая революция и каких усилий), причём само собой разумеется, что ответить на него могут только те, кто готов рискнуть своей жизнью ради её совершения». (там же)
Поэтому Фуко озабочен разрушением доказательств и универсалий. Его мотив понятен: эти доказательства и универсалии — включая, например, истины и концепции, созданные в науке, — рассматриваются им как места, откуда власть осуществляет своё господство. Против этой власти, представляемой в общих понятиях, и необходимо «бороться, рискуя жизнью».
Концепция власти Фуко основывается на двух уровнях: первый уровень — концептуальный, «аналитическая сетка микрофизики власти». Речь идёт об отношении «локальных властей к общей власти», об отношении властей к их внешней стороне — телам, а также о следствиях для анализа, содержащихся в этой концепции власти: прежде всего о бессубъектности власти и о позитивизме, на котором Фуко основывает свою микрофизику власти. Второй уровень — это собственно микрофизика власти, то есть, как раньше говорили, реальный анализ буржуазного общества.
I. Микрофизика власти
Прежде всего, необходимо прояснить, что Фуко подразумевает под властью. Он свободно признает, что не знает, что такое власть. Со времён Маркса мы знаем, что такое эксплуатация, но даже понятие господства остаётся неясным, поскольку никто не знает, откуда берётся власть. Однако тот факт, что власть существует, нельзя отрицать. И, продолжает Фуко, прежде чем мы узнаем, что такое власть, мы должны понять, как она работает. Поэтому анализ Фуко всегда связан с «как» власти — и лишь во вторую очередь с её «что».
Фуко избегает дилеммы, связанной с желанием анализировать следствия, не зная общей причины, лежащей в их основе, с помощью процедуры, которая стара как сама наука. Чтобы направить исследовательскую практику, формулируется гипотеза, чтобы в процессе исследования выяснить, можно ли работать с первоначальной гипотезой, нужно ли её изменить или заменить другой. Содержание исходной гипотезы совершенно неважно. Даже высказывание о том, что основной строительный блок материи состоит из зелёного сыра, выполняет функцию содержательного руководства исследовательским процессом с точки зрения принципа критического рационализма.
Он понимает свою концепцию власти как такую конструкцию — Фуко называет это номинализмом, — а его работы призваны стать ставками во всеохватывающей игре, которая в конечном итоге должна показать, может ли человек думать так же, как он.
Таким образом, власть — это, прежде всего, не более чем имя, не более чем знак,
с помощью которого можно обозначить «сложные стратегические ситуации». Здесь, однако, следует отметить важное отличие построений Фуко от обычных научных построений; и в этом отличии кроется нечто вроде гламура, скрытого во всем несчастье его концепции власти, гламура, который делает его (в отличие от его последователей) оппонентом, дебаты с которым, безусловно, могут привести к прозрениям: Ведь в отличие от современного научного истеблишмента, он серьёзно относится к своему номинализму. Его номинализм проблематизирует отношения, которые уже давно перестали быть проблемой для науки: яблоки и груши, взятые вместе, называются фруктами — общее понятие фруктов содержит, среди прочих, конечно, яблоки и груши в качестве своих конкретных детерминантов. Но видеть в этом абстрагировании от частного к общему проблему, имеющую хотя бы отдалённое отношение к власти, к господству, к эксплуатации — это то, что наука, с тех пор как она преодолела теологическую схоластику, считает откровенно нелепым.
С другой стороны, Фуко признает, что, по крайней мере, там, где речь идёт не об общем понятии плода, а о власти, отношения между конкретными силами и их обобщением в единую власть представляют собой проблему, с которой нельзя справиться, обратившись к простой формальности абстракции.
Для Фуко власть как общее понятие — как «номинальный конструкт» — должна быть понята прежде всего как «множественность властных отношений, населяющих и организующих территорию». Археологические исследования, как он их называет, в отдалённых архивах, в ходе которых каждому событию придаётся одно и то же значение (кстати, именно здесь берет своё начало постструктуралистский произвол, основа которого, конечно, уже давно логически обоснована в товарной форме, но здесь лишь вскользь), теперь призваны реконструировать процесс, в котором отдельным властям удаётся в конце концов объединиться друг с другом в единство. В результате получается микрофизика власти, которая должна показать, что то, что считается достижениями западной цивилизации: индивидуальность, социальность, истина, наука, техника и т. д., — не что иное, как результат объединения отдельных сил в единую «стратегию власти», которая покоряет и пронизывает тело современного общества.
Прежде чем понять, как Фуко реализует эту концепцию на основе конкретных анализов, стоит указать на страдания, которым он подверг себя, когда взял концепцию власти в этой форме в качестве основы для своих «кочевых исследований». Это страдание, как и великолепие, является результатом той же последовательности, с которой он готов отстаивать свой номинализм: если общие понятия, такие как общество, государство, истина, природа и т.д., понимаются как результаты властных отношений, то вполне логично обратиться против любой теории, которая стремится концептуализировать господствующую реальность во всей её полноте. Гегельянство, например, Фуко считает фундаментальным злом западной мысли — потому что в гегелевском дискурсе (а значит, и в марксистском) власть смогла особенно эффективно сковать себя в единую стратегию. И следствие его номинализма заставляет его утверждать, что его анализу нельзя приписать единый, общий характер. Если любая общая концепция является результатом объединения отдельных сил с целью усиления и повышения эффективности власти, то тот, кто борется против этой общей власти, должен отказаться от любой теории, от любого общего дискурса вообще. Следовательно, для Фуко потребность в теории всё ещё принадлежит системе, «которой достаточно». Continue reading “Загадка власти. О Мишеле Фуко” →
В самые тяжёлые времена изгнанческой жизни часто бывало всё же довольно весело — разумеется, только в тех случаях, когда мы были настолько счастливы, что не помирали с голоду. Мы не горевали. А попав в безвыходное положение, мы вспоминали девиз Шеффильда: «короткая, но весёлая жизнь». Но кому шла на ум мысль о смерти? Never say die! Ни слова о смерти! И весело же было — чем хуже было положение, тем веселее становились мы; против донимавшей нас бедности было одно средство – смех! Кто предаётся мрачным мыслям, тот попадает в их власть и становится их добычей. Но от звонкого, весёлого смеха горе бежит, как чёрт, заслышавший пение петуха.
