Бернд Байер
Система «чавизма» хотя и снизила уровень бедности, но создала экономическую и общественную катастрофу, которая, как минимум, в долгосрочной перспективе угрожает его политическому выживанию.
Не всё хорошо в стране «боливарианской революции». Даже Хайнц Дитерих, бывший советник умершего в прошлом году Уго Чавеса и автор книги «Социализм 21-го столетия», впал в сомнения. Преемника Чавеса, президента Николаса Мадуро, он назвал, согласно порталу latina-press.com, «дезориентированным дилетантом с посредственной командой», лишь «правительство национального спасения» при участии оппозиции могло бы спасти страну от гражданской страны.
Это может показаться преувеличенным. Венесуэльское правительство пока ещё контролирует полицию и армию, официальная политика «информационной гегемонии» использует государственные СМИ для пропаганды, вневедомственные отряды служат для грубых действий. Иначе, чем в 2002-м, когда демонстрации и втихую поддержаная правительством США попытка армейского путча ненадолго сместили Чавеса с поста, и иначе, чем в 2003-м, когда оппозиция пыталась парализовать нефтедобывающую промышленность, так сказать, экономическое сердце государства-рентье, правительство, кажется, в руках генералов и нефтяников.
Это, прежде всего, экономическая и социальная катастрофа, которая, по крайней мере, долгосрочно угрожает чавистской системе. «Эта тропическая wanna-be-альтернатива капитализму является мумией», пишет Рори Кэролл, автор книги «Comandante: Hugo Chávez’ Venezuela», в Observer. «Она столкнулась с экзистенциальной угрозой, не со стороны молодёжи, скандирующей на площадях лозунги, а со стороны того факта, что Венесуэла представляет собой хаотические, рассыпающиеся, нефункционирующие руины». Continue reading “Венесуэла: Иллюзии лопнули”
Критическая теория является противоположностью левых убеждений. Если вспомнить, что в последние сорок лет считалось «левым» и, тем самым, претендовало на бытие частью всеобъемлющего освободительного движения, то тот факт, что труды критических теоретиков считались обязательными к прочтению, по крайней мере, в некоторых фракциях этой левой, объясняется лишь избирательным восприятием мыслей Адорно и Хоркхаймера. В то время как марксизм-ленинизм возвеличил государство до статуса гаранта освобождения и науськивал его преимущественно на «космополитов», анархисты мутировали в друзей «малых объединений», выдвигавшихся на бой против «сверх-структуры», а философы альтернативной жизни выбрасывали всё новые идеологии воздержания на рынок, Критическая теория упорно придерживалась своей цели: свободное общество на самом высоком уровне цивилизации и роскоши. В то время как различные фракции левых, включая тех, кто учился у Адорно и Хоркхаймера, объявили классовую борьбу достойным поклонения и над-историческим тайным оружием освобождения, Адорно говорил о бесклассовом обществе, о «псевдоморфозе классового общества в бесклассовое» (1942), к обретению классовым обществом себя посредством ложного упразднения классов. В то время как большинство исследователей фашизма, причём именно левые, игнорировали антисемитизм, преуменьшали его значение до техники управления или просто суммировали его в общем расизме, Критическая теория обосновала материалистическую теорию антисемитизма, т.е. критику антисемитизма как критику общества. В то время как постмодернисты и постструктуралисты унизили критику до жеста, до самого нонконформистского оправдания соучастию, когда можно кокетничать даже с Хайдеггером, чей нездоровый образ мыслей чуть было не стоил Адорно и другим жизни, Критическая теория посвятила себя разоблачению немецкой идеологии и продолжающейся жизни фашизма в демократии. И в то время, когда студенты в конце 60-х в государствах-наследниках национал-социализма, ненадолго испугавшись своих родителей, посчитали, что это хорошая идея – «служить народу» и учиться у палестинских