Бернд Байер
Система «чавизма» хотя и снизила уровень бедности, но создала экономическую и общественную катастрофу, которая, как минимум, в долгосрочной перспективе угрожает его политическому выживанию.
Не всё хорошо в стране «боливарианской революции». Даже Хайнц Дитерих, бывший советник умершего в прошлом году Уго Чавеса и автор книги «Социализм 21-го столетия», впал в сомнения. Преемника Чавеса, президента Николаса Мадуро, он назвал, согласно порталу latina-press.com, «дезориентированным дилетантом с посредственной командой», лишь «правительство национального спасения» при участии оппозиции могло бы спасти страну от гражданской страны.
Это может показаться преувеличенным. Венесуэльское правительство пока ещё контролирует полицию и армию, официальная политика «информационной гегемонии» использует государственные СМИ для пропаганды, вневедомственные отряды служат для грубых действий. Иначе, чем в 2002-м, когда демонстрации и втихую поддержаная правительством США попытка армейского путча ненадолго сместили Чавеса с поста, и иначе, чем в 2003-м, когда оппозиция пыталась парализовать нефтедобывающую промышленность, так сказать, экономическое сердце государства-рентье, правительство, кажется, в руках генералов и нефтяников.
Это, прежде всего, экономическая и социальная катастрофа, которая, по крайней мере, долгосрочно угрожает чавистской системе. «Эта тропическая wanna-be-альтернатива капитализму является мумией», пишет Рори Кэролл, автор книги «Comandante: Hugo Chávez’ Venezuela», в Observer. «Она столкнулась с экзистенциальной угрозой, не со стороны молодёжи, скандирующей на площадях лозунги, а со стороны того факта, что Венесуэла представляет собой хаотические, рассыпающиеся, нефункционирующие руины».
Официальный уровень инфляции в 56% в 2013-м году — один из самых высоких по миру. Чтобы ограничить инфляцию, правительство, согласно The Economist, приняло новый закон, ограничивающий прибыли фирм до 30% от затрат; при превышении грозят длительные тюремные сроки. Стоимость венесуэльской валюты обваливается. На протяжение лет происходит медленная деиндустриализация, по словам Карлоса Ларрасабаля, президента венесуэльского союза промышленников Conindustria, на лето 2013 за последние 13 лет были закрыты 5000 предприятий, промышленность находится на уровне 1973-го года. Есть дефицит хлеба, муки, мяса, туалетной бумаги и других товаров повседневного пользования, будни отмечены часовыми очередями в магазинах. Иностранные авиа-компании ввели строгие ограничения на покупку билетов, т.к. правительство задолжало им более трёх миллиардов долларов. Запчасти для машин трудно найти, аккумуляторы для автомобилей становятся излюбленной целью ночных грабежей. Газеты закрываются из-за недостатка бумаги. Венесуэльской инфраструктуре, некогда образцовой для Латинской Америки, не хватает инвестиций и текущего ремонта, часовые перебои в снабжении электроэнергией — лишь одно из последствий этого. Кроме того, уровень преступности достиг небывалых высот. Количество убийств — одно из самых высоких по миру, NGO оценивают его в 25000 в год, примерно 97% убийств остаются безнаказанными.
Но государственная нефтяная промышленность всё ещё приносит в государственную казну миллиарды; в 2012-м это были более 90 миллиардов долларов, в то время как затраты на импорт составили почти 60 миллиардов. Экономический коллапс не грозит, пока цены на нефть остаются высокими. А за счёт возникающей из высоких цен на нефть солидной ренты можно было долгосрочно снизить уровень бедности с примерно 50% населения в 1998-м году, когда Чавес был избран в первый раз в президенты, до половины в 2012-м.
Бедняки составляют важную классовую основу чавизма, помимо части интеллигенции, армии и среднего класса. Чавизм — несмотря на его социалистическую риторику — относится к феномену латиноамериканского популизма, для которого, согласно Эрнесто Лаклау, характерны три элемента: во-первых, постоянные воззвания к народу, который, якобы, является антагонистом определённой части правящего класса, в Венесуэле — старого истеблишмента из христианской и социал-демократии и предпринимателей. Во-вторых, популизм основывается на политическом альянсе с надклассовым характером, который, однако, в Венесуэле, в отличие от Аргентины при Пероне — который весьма симпатизировал фашистским идеологиям — не опирается на профсоюзное движение, интегрированное в корпоратистское государство, а на бедняков, которые по-клиентелистски обслуживаются при помощи нефтяной ренты. Третья черта — это харизматическая фигура предводителя, которая необходима, т.к. чёткая организация невозможна ввиду разнородного классового базиса. Если эта фигура происходит из рядов армии, то речь идёт о «каудильо».
Чавес и был таким классическим каудильо, даже если он пришёл к власти не при помощи путча, а посредством выборов. Он усилил авторитаризм тем, что он размыл границы между ветвями государственной власти, и этот авторитаризм подкреплялся и подкрепляется милитаризмом, сопровождающимся возрождением традиционного этатизма.
Это можно продемонстрировать на примере государственных учреждений Венесуэлы. Правительство ещё никогда не было так раздуто, как сегодня — с почти сотней министров и вице-министров, среди них и созданное Мадуро осенью «вице-министерство для высочайшего счастья народа», ответственное за координацию социальных программ; его оруэлловское имя было поводом для насмешек и сарказма. Хотя Чавес и назначил в лице Мадуро гражданского своим наследником, влияние армии при Мадуро разрослось ещё больше. «Гражднско-военный союз», который, согласно Чавесу, объединяет народ и армию во имя «боливарианской революции», привёл к тому, что армейские чины, активные или на пенсии, согласно Le Monde, получили 25% министерских портфелей, министр внутренних дел Мигель Родригес и министр финансов Марко Торрес, например, являются генералами в резерве. Кроме того, множество офицеров возглавляют государственные предприятия; за 10 месяцев Мадуро, по оценкам местной прессы, привёл примерно 350 военных на ключевые посты.
И ему едва ли остаётся что-то ещё, пред лицом того, что его самый главный конкурент в центре чавизма — это капитан Диосдадо Кабельо, «крестный отец» Венесуэлы с приписываемым ему состоянием в сотни миллионов, чей властный базис составляют армия и Объединённая Социалистическая партия, вице-президентом которой он является. Мадуро же, напротив, выслужился при Чавесе как министр иностранных дел, где создавал альянсы с режимами Ирана, Сирии, Белоруссии и латиноамериканскими партнёрами «боливарианской революции» – Аргентиной, Боливией, Эквадором, Никарагуа и, прежде всего, с Кубой. После смерти Чавеса он считался желанным кандидатом братьев Кастро.
Но в отличие от Чавеса, который развлекал своих приверженцев многочасовыми выступлениями по телевидению, деревянный Мадуро является кем угодно, но не выдающимся коммуникатором. Поэтому чавизм оказывается перед вопросом, как ему удержать свой разнородный классовый базис без харизматической фигуры лидера. И эта проблема может стать весьма вопиющей пред лицом кумулятивных эффектов инфляции, дефицита товаров и ширящейся преступности, которые задевают не только средние классы, но сказываются катастрофическим образом и на бедняках.
Перевод с немецкого.
Источник: Jungle World, Nr. 9, 27-е февраля 2014