by olladij

«Он был намного меньше»

Ливия после смерти Каддафи

(Комментарий Йорна Шульца в Jungle World, Nr. 43, 27.10.2011)

Тарек Заваби был немного разочарован. «Он выглядел не так, как я его себе представлял. Он был намного меньше». «Предводитель революции» Муаммар аль-Каддафи 42 года подряд производил в Ливии впечатление, что он «больше, чем сама жизнь». В морге Заваби, как и многие жители Мисраты, находившейся многие месяцы под обстрелом войск диктатора, лично убедиться в том, что Каддафи действительно мёртв.

Многодневное public viewing не было особенно элегантным, но кто посещает выставки вроде «Миры тела» или рассматривает мумии и утопших в болтах в музеях, не имеет особенных причин возмущаться по поводу «варварских арабов». Очевидно, Каддафи растреляли после взятия в плен. Для диктаторов это относится к профессиональному риску. Кроме того, обстоятельства его смерти должны быть расследованы независимой комиссией — процесс, на который можно было бы ориентироваться и на Западе, что касается нераскрытых смертей в полицейских изоляторах.

Больше беспокойства вызывает то, что в споре о трупе Каддафи некоторые повстанцы не считают себя связанными приказами переходного правительства. Не стоит рассматривать это как признак грядущей гражданской войны, по крайней мере, недавно можно было прояснить, что политика командует ружьём, а Каддафи был похоронен. Но иначе, чем в Египте или Тунисе, революционеры Ливии стоят перед задачей строительства с нуля. Continue reading →

by olladij

Анархизм и политика ressentiment´a

СОЛ НЬЮМЭН

(Anarchism and the Politics of Ressentiment by Saul Newman)

«Говоря на ухо психологам, в случае если им будет охота изучить однажды ressentiment с близкого расстояния, – это растение процветает нынче лучшим образом среди анархистов и антисемитов, как, впрочем, оно и цвело всегда, в укромном месте, подобно фиалке, хотя и с другим запахом» (Ф.Ницше, К генеалогии морали. Полемическое сочинение).

1. Изо всех политических движений девятнадцатого столетия, на которые клевещет Ницше – от социализма до либерализма – он оставляет самые ядовитые слова для анархистов. Он называет их «анархистскими псами», которые бродят по улицам европейской культуры, портретом «морали стадных животных», который характеризует современную демократическую политику. Ницше видит анархизм отравленным в самом корне чумным семенем ressentiment – злобная политика слабых и ничтожных, мораль рабов. Высказывает ли Ницше здесь просто своё консервативное отвращение к радикальной политике, или он диагностицирует реальную болезнь, которая идейно заразила нашу радикальную политику? Несмотря на очевидные предрассудки Ницше относительно радикальной политики, это эссе отнесётся серьёзно к его обвинениям в сторону анархизма. Оно исследует эту хитрую логику ressentiment относительно радикальной политики и анархизма, в частности. Оно попытается сорвать маски со скрытых производных ressentiment в манихейской политике у классических анархистов вроде Бакунина, Кропоткина и Прудона. Это не делается с целью отказаться от анархизма как от политической теории. Напротив, можно утверждать, что анархизм стал бы более актуальным в современной политической борьбе, если бы был предупреждён о логике ressentiment в своём собственном дискурсе, в частности в эссенциалистских идентичностях и структурах, которые он содержит.

Рабская мораль и ressentiment

2. Ressentiment диагностицирован Ницше как состояние нашей современности. Чтобы понять ressentiment, как бы то ни было, нужно понять отношения между моралью хозяев и моралью рабов, из которых и возник ressentiment. Труд Ницше «Генеалогия морали» – это исследование о происхождении моральности. Для Ницше тот способ, которым мы интерпретируем и привносим ценности в мир обладает историей – его происхождение зачастую связанно с жестокостью и далеко от ценностей, которые оно производит. Ценность «добра», к примеру, была изобретена аристократами и высокопоставленными людьми, чтобы льстить себе, в отличие от обычных, низкопоставленных людей и плебеев. Это было чертой хозяев – «хороший», и противопоставлялась ей черта рабов – «плохой». Так что, согласно Ницше, в этом пафосе дистанции между высоко-рождёнными и низко-рождёнными, в этом абсолютном чувстве превосходства и были рождены ценности.

Как бы то ни было, уравнение хорошего и аристократического стало подтачиваться бунтом рабов в ценностях. Это рабское восстание, согласно Ницше, началось у евреев, которые учинили переоценку ценностей:

3. «Именно евреи рискнули с ужасающей последовательностью вывернуть наизнанку аристократическое уравнение ценности (хороший = знатный = могущественный = прекрасный = счастливый = боговозлюбленный) – и вцепились в это зубами бездонной ненависти (ненависти бессилия), именно: “только одни отверженные являются хорошими; только бедные, бессильные, незнатные являются хорошими; только страждущие, терпящие лишения, больные, уродливые суть единственно благочестивые, единственно набожные, им только и принадлежит блаженство, – вы же, знатные и могущественные, вы, на веки вечные злые, жестокие, похотливые, ненасытные, безбожные, и вы до скончания времен будете злосчастными, проклятыми и осужденными!”» (Ф.Ницше, К генеалогии морали. Полемическое сочинение) Continue reading →

by olladij

Occupy Germany: Talking ’bout the revolution

Пара мыслей о протестах 15-го октября

Те самые люди, которые не так давно ещё аплодировали Тило Сарацину, которые чуть раньше ещё не восстали, когда бундесовское правительство приняло пакет законов социального страхования Hartz IV, но которые охотно ходят на демонстрации «за остатки немецкой природы» и против того херового вокзала в Штутгарте, в очередной раз продемонстрировали свою регрессивность и глубокую реакционность (уж простите нам это напыщенное старинное слово). Эти самые «99%» в немецком исполнении не собрались на подобную акцию солидарности с бунтующей Грецией, зато массово поддержали диффузные, готовые вылиться в «новую социал-демократию» протесты в Испании. «Ленивый грек», работающий в среднем по 44 часа в неделю – это, всё-таки, просто антипод «прилежного немца», пашущего в среднем лишь 41 в неделю. И да ладно, суть проблемы, однако, не в том.

«Революция», о которой liberadio может судить по отчётам из Франкфурта, Кёльна и, прежде всего, Берлина, была организована тайными друзьями существующего порядка — всяческими Зелёненькими, Пиратиками, Attac и иже с ними. Да и 20-летний предводитель «Occupy Frankfurt» – начитанный, истово верующий в демократию нерд-информатик. Что для нас как любителей вульгарной социологии показательно. Хотя, чёрт с ним, суть, опять же, не в том.

liberadio, конечно, понимает, что среди протестующих было полно людей, для которых эти убогие требования наказания всяких «жадных менеджеров» и «безответственных политиков» и «обуздания финансового капитала» были просто пределом критики, ибо о других пределах им до сих пор слышать не приходилось; для которых эти массовые протесты были просто уникальным опытом более-менее «прямого» политического протеста, ибо политический и профсоюзный ландшафт ФРГ умиротворён донельзя. Но в целом, liberadio теряется в догадках, как относиться к протестным маршам этих «истовых демократов». То ли смеяться, то ли ховаться в страхе и ужасе. Все эти пожелания прямого и скорого возмездия – если не тюрьмой, то линчеванием на фонарном столбе — способны повергнуть одарённых рассудком, как минимум, в лёгкий шок.

Допустим, искреннее возмущение финансовым капиталом и нежные чувства к «честному труду» и «созидательному капиталу» в этой стране имеют поистине богатую историю, которая после национал-социализма и не прекращалась, ибо является неизбежной, чуть ли не необходимой частью мутного буржуазного сознания. А все эти немецкие «99%» являются вполне достойными гражданами, которые вовсе не намереваются хоть как-то усомниться в категориях абстрактного труда, товара, обмена, это было бы равнозначным экзистенциальным сомнениям в себе самих. Вот только — как это время от времени бывает в капиталистических обществах — их немного смущают деньги и некоторые денежные институты. Которые, к тому же, связываются напрямую с вполне конкретными людьми: злобными топ-менеджерами, охуевшими биржевыми брокерами и ссучившимися политиками. Ведь, и деньги сами по себе — дело-то тоже вполне хорошее, и жить без них никак. Вот только используют их для своих непонятных целей некие тёмные личности: то ли америкосы с Wall Street, то ли мировая финансовая элита, то ли Бильдербергеры, то ли просто-напросто «жиды». Да и против других «лентяев и паразитов» (как-то: безработных и социальщиков) фэны «честного и качественного немецкого труда» уже давно мечтают применить какие-нибудь чрезвычайно насильственные меры. Этими голубыми мечтами был пронизан весь политический дискурс последних десяти лет. Ладно, сторонниками концепций «структурного антисемитизма» мы всё же не являемся, посему оставим эту тему на следующий раз…

Кровожадность «истовых демократов» настораживает. Выпустим старинный каннибальско-пролетарский боян про «Eat the rich!», было время, когда лозунг был оправдан. (Да и о социальном контексте фильмов про зомби можно было бы порассуждать на досуге, но не сейчас). Все эти виселицы, все эти требования тюремного заключения — это что, тонкий намёк на то, что вполне реально грядёт? Только не для брокеров и политиков (до них-то не достать), а для тех «лентяев и паразитов», которые попадутся под руку?

[см. к примеру: http://www.flickr.com/photos/preflexion/6246392377/in/set-72157627899303866/ или http://www.flickr.com/photos/preflexion/6246918470/in/set-72157627899303866/]

Ладно, придётся в очередной раз признать: левая критика не достигает тех самых «народных масс», которым предназначена, а средние классы и того меньше. Мобилизировать их оказались способны их же собственные идеологические отображения: Зелёные, Пираты, Attac, соц-демовские профсоюзы с их социально-шовинистической риторикой. Вопрос, однако, ещё и в том, что с этими «массами» теперь делать? Можно ли ожидать от них изменения сознания? Причём массово, на меньшее соглашаться не стоит… И как этого достичь?

Под конец всё же пример здравого мышления –

«Лучше проверять банки, чем (билеты у) пассажиров».  Ну то-то же…

by olladij

Джордж Вудкок: Тирания часов

Джордж Вудкок

(The Tyranny of the Clock; Из: War Commetary – For Anarchism, 1944)

Существующее общество Запада ни в одной характеристике не отличается от ранних обществ так резко, как в своей концепции времени. Древнему китайцу или греку, современному арабскому пастуху или мексиканскому крестьянину время представлялось в цикличном процессе природы, смене дня и ночи, переходе от сезона к сезону. Кочевники и крестьяне измеряли и всё ещё измеряют свой день от восхода до заката, а свой год в определениях посева и жатвы, опадающих листьев и тающего льда на озёрах и реках. Фермер работал в согласии с элементами (природы), ремесленник – пока чувствовал, что ещё необходимо улучшить продукт. Время усматривалось в процессе естественных перемен и люди не намеревались измерять его точно. Поэтому высокоразвитые в других аспектах цивилизации имели особенно примитивные средства для измерения времени: стеклянная ёмкость с сыплющимся песком или каплющей водой, солнечные часы, бесполезные в пасмурный день, и свеча или лампа, чьи несгоревшие остатки масла или воска показывали часы. Все эти приспособления были приблизительными и неточными и были часто ненадёжными из-за погоды или личной лености смотрителя. Нигде в древнем или средневековом мире, кроме крошечного меньшинства, никто не занимался измерением времени в терминах математической точности.

Современный западный человек живёт в мире, который несётся, соответствуя механическим и математическим символам часового времени (clock time). Часы диктуют ему его движения и предотвращают его действия. Часы превращают время из процесса природы в вещь, которую можно продать или купить, как мыло или изюм. И поэтому, без средств для точного измерения времени индустриальный капитализм никогда не мог бы развиться и продолжать эксплуатировать рабочих; часы воплощают собой элемент механической тирании в жизни современных людей более явно, чем любой личный эксплуататор или любая другая машина. Ценно отследить исторический процесс, в котором часы оказывали влияние на развитие современной европейской цивилизации.

Continue reading →

by olladij

Пост-анархизм в двух словах

Джейсон Адамс

В последние несколько лет возрос интерес к тому, что некоторые сокращённо называют «пост-анархизмом», т.к. это слово используется для описания самые различные течения мысли и, возможно, из-за неожиданных временных осложнений, даже для людей с анархистской сцены, это термин, который зачастую по умолчанию не используется. Но как термин он так же относится к волне попыток пересмотреть анархизм в свете великих достижений современной радикальной теории и мира как такового, большая часть которой началась с событиями Мая 1968 года в Париже, Франция, и на интеллектуальной сцене, где возник бунт. И в самом деле, во вступлении к новой книге Эндрю Финберга об этих событиях, «When Poetry Ruled the Streets», Дуглас Келнер высказывает мысль, что постструктуралистская теория как она развилась во Франции, не была отрицанием этого движения, как часто думают, но большей частью была действительно продолжением новых форм мысли, критики и действия, которые завоевали улицы в то время. По его словам: «страстная интенсивность и дух критики во многих версиях французской постмодернистской теории является продолжением духа 1968 года. Бордияр, Лиотар, Вирильо, Деррида, Касториадис, Фуко, Делёз, Гваттари и прочие французские теоретики, ассоциируемые с постмодернистской мыслью, все были участниками майских событий 68-ого года. Они разделяли их революционную силу и радикальное вдохновение, и они пытались развить новые методы радикальной мысли, которые внесли бы в другие исторические условия радикализм 1960-х» (2001).

Continue reading →

by olladij

Реформисты в Иране: Спасите монстра!

Али Ширази

От Каджаров до Реза-Шаха

С начала контактов с западным миром Иран в несколько заходов перенимал и перерабатывал модели, которые были распространены в то время. Во время династии Калжаров в конце 19-го, начале 20-го века, Османская империя была мостом к идеям Просвещения, происходившим с Запада.

В конечном итоге, это вело к тому, что дело дошло до конституционной революции, которая в первую очередь ограничила абсолютные права духовенства и шаха. По крайней мере, это было целью тогдашнего конституционного движения. Постепенно духовенству удалось снова получить власть. Это духовенство заправляло всем при дворе шаха. Соответственно снова начало расти и недовольство населения. Реза Палави воспользовался этим, чтобы утвердить свою власть как главнокомандующий армии, а затем и как шах, и превратить её в диктатуру. Он ограничил власть религиозных объединений, отнял часть их земельных владений и начал символические реформы, к примеру, заменил тюрбаны галстуками.

Поскольку Реза во время Второй мировой войны сблизился с Гитлером, ему пришлось отказаться от власти в пользу своего сына. В год ухода Реза-Шаха разрослось протестное движение, пик которого пришёлся на конфликт вокруг нефти и приход к власти доктора Моссадеха. Путч 1953-го года разбил это движение. С тех пор движения организовывались только в подполье. В 1960-х произошли первые партизанские акции. Ответом шаха, которого к тому вынудило правительство США, была земельная реформа, вошедшая в историю как Белая революция. Самыми решительными врагами реформы были священники, которые, как и европейское духовенство перед Просвещением, обладали огромными земельными владениями. Тогда Хомейни выступил организатором протестов, требовавших исламского порядка. Движение Хомейни было разбито, Хомейни удалился в изгнание в Наджаф.

Даже если земельная реформа принесла шаху много союзников в сельских местностях, продолжение владычества диктаторскими методами привело к тому, что режим не мог исправить свои недостатки и протесты начали разрастаться снова. Многомиллионное протестное движение на иранских улицах в 1978-м и 1979-м годах привело к свержению режима шаха. При помощи Запада Хомейни смог вопользоваться этой энергией и создать исламистский режим. Все надежды на свободу и иллюзии населения испарились, как в пустыне. Continue reading →

by olladij

Палестина: Государство для кого?

Томас фон дер Остен-Закен

Признанного ООН палестинского государства требуют все арабские государства столь же упорно, как Иран и Турция. По крайней мере, об этом во весь голос заявляют представители правительств, оппозиционеры, исламисты и либералы. Высокие слова, которые должны внушать чувство единства, едва ли могут хоть как-то скрыть линии фронта и конфликты на Ближнем Востоке.

Когда, например, бывший шеф саудовской госбезопасности, принц Турки аль-Файсал, в статье в New York Times угрожает американскому союзнику тем, что ослабеют дипломатические связи, если США наложат вето против заявки PLO в Совете Безопасности, то едва ли беспокойство о благополучии палестинцев играло главную роль. Речь идёт о чёткой позиции против Ирана. Признание международным правом палестинского государства, объявил Турки, в первую очередь, «изолирует госудасртва-парии в регионе, Иран и Сирию, а так же их союзников — Хисболла и Хамас». А в эти дни — это важнейшая цель саудовской политики. Всеми средствами клерикальные автократы у Персидского пролива пытаются вытеснить иранское влияние из своего окружения и ослабить режим в Тегеране. Ради этой цели Турки даже открыто оклеветывает Хамас, которые идеологически находятся к Саудам куда ближе, он поддерживает Фатх президента Махмуда Аббаса и показывает себя озабоченным интересами безопасности Израиля. В Иране, напротив, поют всё ту же песню. Его страна от всего сердца поддерживает заявку палестинцев — сказал недавно иранский посол в Египте, – т.к. это важный шаг на пути к «окончательному стиранию Израиля с карты мира». Continue reading →

by olladij

Buchrezension: Begegnungen feindlicher Brüder

«Begegnungen feindlicher Brüder. Zum Verhältnis von Anarchismus und Marxismus in der Geschichte der sozialistischen Bewegung»

Philippe Kellermann (Hg.)

Unrast Verlag, 2011, ISBN 978-3-89771-505-9, 14 Euro

Seitdem es eben diese „feindlichen Brüder“ gibt, wurde praktisch permanent etwas zu ihrem komplizierten Verhältnis untereinander geschrieben. Beide Seiten produzierten fleißig Schmähschriften, etwas weniger fleißig waren leider diejenigen, die sich ernsthaft darum bemühten, zwischen den scheinbar unversöhnlichen Positionen zu vermitteln, damit sie sich wenn nicht in einer Synthese vereinen, dann wenigstens gegenseitig bereichern. Solche Schriften sind auch unterschiedlich ausgefallen, manche waren zwar gut gemeint, blieben aber eher oberflächlich, andere – und du solchen zähle ich das von Phillippe Kellermann herausgegebene Buch – versuchen tiefer zu bohren. Es wäre natürlich nur ein Anfang, oder eher die Fortsetzung der Debatte, denn es ist schier unmöglich, alle Aspekte und Einzelheiten des Streits zwischen Marxismus und Anarchismus in einem dünnen Buch zu beleuchten. Wie vielfältig die Aspekte sein können – davon zeugen die im Buch versammelten Aufsätze. So kommen z.B. Wolfgang Eckhard und Karl Reiter in ihren Beiträgen zum selben Thema, zum Konflikt zwischen Marx und Bakunin bezüglich der Staatlichkeit, zu diametral entgegengesetzten Schlüssen. Antje Schrupp schafft aber im darauf folgenden Beitrag diese Konfliktlinien zu relativieren, indem sie andere aufmacht – nämlich wie widersprüchlich die Frage nach der Emanzipation der Frau in der Ersten Internationale diskutiert wurde. Kellermanns Auseinandersetzung mit Sorel, sich vermeintlich auf Marx, in der Tat aber auf den irrationalistischen Philosophen Henri Bergson beziehenden Syndikalisten, macht richtig Lust sich Sorels Ideen, die sich eher für Rechte als für Linke als nützlich erwiesen haben, näher anzuschauen. Dasselbe gilt auch für Jens Kastners Aufsatz über Antonio Gramsci, dabei sei angemerkt, dass die Auseinandersetzung noch vor Jahren begonnen wurde (siehe GWR 293, 2004), und in ihrer aktuellen Form (logischerweise) viel mehr Sinn macht.

Auch ein angespanntes Verhältnis zwischen der rätekommunistischen Strömung und Anarchismus kommt an mehreren Stellen zur Sprache, was hoffentlich viele LeserInnen animieren wird, weiter in die Richtung nachzuforschen. Trotz des positiven Bezugs Robert Foltins auf die neuere Sozialdemokratie, die in erster Linie durch Hardt und Negri gehypet wird, was m.E. einfach eine falsche Alternative ist, ist wegen seiner schonungslosen, aber solidarischen Kritik an anarchistischer Begriffslosigkeit gerade was den Erzfeind des Anarchismus, den Staat angeht, interessant. Zu dieser Begriffslosigkeit hat sowohl der berühmt-berüchtigte Umstand beigetragen, dass die Geschichte die abstrakte Staatskritik „klassischer“ AnarchistInnen bestätigte und ihre Aktualisierung oft vernachlässigt wurde, als auch die explizite Weigerung vieler AnarchistInnen, sich mit der Marxschen Kritik der politischen Ökonomie zu befassen, ohne die das Erfassen der modernen Staatlichkeit kaum möglich sein wird.

Hoffen wir also, dass die Erkenntnis für beide Seiten des Konflikts (der keiner sein sollte) wichtiger ist, als das Verharren in historisch längst überholten Identitäten und zahnlosen jugendlichen Subkulturen. Hoffen wir auch, dass diese durchaus gelungene Aufsatzsammlung zur Erkenntnis beiträgt.

Ndejra

[erschienen in der Oktober-Ausgabe von Gai Dao, der Zeitung der FdA]

by olladij

Арабская контрреволюция

Йорг Финкенбергер в Polemos Nr.4, лето 2011

Незадолго после того, как удалось свергнуть Мубарака, египетская революция потерпела огромное поражение: её первое поражение, но сумрачное знамение того, что ещё может случиться. С позволения военного командования, которому революция перепоручила судьбу страны и, более того, стабильности ради, судьбу революции, Юсуф Карадави проповедовал перед своими последователями на площади Тахрир, которую для этого очистили от революции. Пожилой эмигрант, известный предводитель исламистов, руководил чем-то, что отчасти напоминало богослужение, от части — фашистский марш, где десятки тысяч, если не сотни тысяч скандировали: «Мы маршируем в Аль-Кудс, миллионы мучеников!»

Это жуткое богослужение осветило путь и сделало его для всех видимым: это то, что ожидает тех, кто делает революцию, но не разбирается с настоящим врагом. От президента избавились, но не от его соратников, которые поторапливаются снова использовать исламистов; которые и без того всегда были частью режима с самого его начала, и чьи лозунги о мученичестве и войне нужны для того, чтобы заглушать требования свободы, которые ещё недели назад наполняли площадь Тахрир.

Это были, на самом деле, первые шаги арабской контрреволюции, а крики её могут быть переведены следующим образом: Мы выступаем за старый арабский порядок, мы будем за него сражаться до самой смерти и мы не собираемся отступать.

1. Во время великой Французской революции произошло восстание в Вандее, когда монахи и реакционные священники смогли направить крестьян против революции, которая как раз сделала из них свободных людей. Человеческая жажда рабства неутолима. У Русской революции 1905-го года был свой смертельный враг, черносотенцы, погромщики, которые убивали евреев и позднее, в 1917-м, стали сердцевиной Белой Гвардии. Революция 1918-го года в Германии была повержена (кстати, франкскими) крестьянскими сыновьями в фрайкорпсах под свастиками. А иранское рабочее и женское движения 1978-го года пали жертвой Партии Бога и её предводителя Хомейни.

Смертельный враг нового арабского мира, который заслуживал бы этого имени, его Вандея и его черносотенцы, уже выступили, и их можно довольно точно опознать по их поступкам и их причинам. Continue reading →

by olladij

«Den Krieg wollen nur die Politiker»

Pjotr Rausch

[Ein etwas älterer Text eines russischen Anarchisten zum Tschetschenischen Krieg, der vielleicht an manchen Stellen etwas skurill scheinen mag – es wird ja schließlich u.A. Partei für “islamistische Terroristen” ergriefen, ansonsten aber sehr interessante Gedanken zur Staatlichkeit und zum Krieg enthält.]

Das ist beinahe eine der Hauptlosungen der endlich beginnenden Antikriegskampagne. Und sie scheint nicht gut gewählt zu sein. Eigentlich ist es ein Problem bei fast allen Losungen. Wenn mensch im Wort „noch“ („ещё“ – A.d.Ü.) fünf Fehler machen kann, so wundert mensch sich, wenn sich nicht deutlich mehr Fehler in sechs Wörtern finden. Was ist das aber, was uns als Fehler scheint?

Auf den ersten Fehler haben wir bereits hingewiesen – wenn jemand kapiert hat, dass die Kriegsproblematik ihn oder sie betrifft, wäre es nicht schlecht, wenn er oder sie auch kapieren würde, dass das ein politisches Problem ist. Nehmen Sie an einer Aktion, die eine bestimmte Einstellung gegenüber dem Krieg demonstriert, oder unmittelbar an kriegerischen Auseinandersetzungen teil, mischen Sie sich in politische Ereignisse ein. Ihre aktive und bewusste Teilnahme bedeutet, dass Sie einE PolitikerIn sind. Die Losung aber, um das Wort im negativen Kontext zu benutzen, zielt darauf ab, dass es angeblich eine Kaste geben soll, die sich mit solchen Fragen professionell beschäftigt und gleichzeitig vollkommen pervertierte Interessen hat, die fatalerweise mit den Interessen der Mehrheit nicht übereinstimmen. Das heißt dann, dass die große Mehrheit der Bevölkerung aus apolitischen humanistischen Pazifisten besteht, die aus absolut unerklärlichen Gründen einer Clique blutrünstiger Kannibale erlauben, etwas mit sich zu machen, was den Menschen gar nicht gefällt. Leider ist es in Wahrheit noch wesentlich schlimmer. Continue reading →