[Мы не особо любим тут т.н. повстанческий анархизм, антицивилизаторство и и всю эту нездорово пышущую здоровьем философию жизни, но ещё меньше мы любим специальную олимпиаду жертвенности (она же т.н. интерсекционализм), политиканство идентичностей, вербальную магию и прочее постмодернистское разжижение головного мозга. Автор находит довольно чёткие слова для роли академических постмодерняш в «радикальной левой» США, но нам предстоит сказать ещё больше и ещё чётче. Однако он сам использует и «нарративы» и что-то там «небинарное», вообще уделяет много внимания своей неидентичной идентичности, т.е., видимо, и сам не без этого. Как угарно это, бывает, работает, можно прочитать , например, у Зерзана в «Примитивном человеке будущего»: критика языка, включая вполне заслуженную критику вербальной магии постмодерняшного новояза, намереваящаяся устранить сам язык и понятийное мышление — такой же угар как, якобы, эмансипаторная критика техник власти, упраздняющая телесность как таковую, т.е. по факту принимающая сторону презирающей мысль и жизнь власти. Хайдеггеризм после войны перешёл пешком границу по пути из немецкого Фрайбурга во французский Страсбург и научился там обмазываться левым жаргоном. Результаты были предсказуемы. Кого это нам напоминает, совершенно случайно? Или сотни, тысячи книг о полнейшей ненадёжности языка условной коллективной козы-дерризы, переводимые на десятки языков, чего по логике этой теории происходить вообще не должно и не может. Но людям нужно с чего-то жить, правильно же? А пока что нам важны результаты этого псевдорелигиозного культа. Посему, enjoy! – liberadio]
Я начал писать этот текст примерно за пару месяцев до восстания, разразившегося в ответ на смерть Джорджа Флойда. Восстание, которое теперь стало событием мирового масштаба, побудило меня поделиться своей точкой зрения в этом тексте. Мой опыт пребывания в Миннеаполисе с 26-го по 30-е мая укрепил моё презрение к политике идентичности, поэтому я включил в текст дополнительные критические замечания, основанные на этом опыте.
Вернитесь в то время, когда люди пользовались пейджерами и телефонами-автоматами. Когда тусовочными местами были веранды и общественные парки. Время, когда конфликты решались лицом к лицу, а дерьмовые разговоры влекли за собой реальные последствия. Это были дни до появления «культуры звонков», «троллинга» и других видов социальной активности, доминирующих в интернете. Некоторые говорят, что интернет и технологическая экспансия продвинули борьбу с угнетением. Моё мнение? Интернет — это место, где гибнет весь потенциал социального бунта. Помимо бессмысленных петиций и бесконечных мемов, признание в качестве бунтаря можно получить с помощью вечеринок жалости и академической лояльности, а не практических прямых действий. Являясь прекрасной питательной средой для клавиатурных воинов и претенциозных академиков, интернет в то же время позволяет затормозить развитие социальных навыков, необходимых для общения лицом к лицу. Разрешение конфликтов принимает форму бесконечной интернет-драмы и, в лучшем случае, неловкой реконструкции «судьи, присяжных и палача» в реальной жизни. Общение лицом к лицу почти не нужно в техносообществе, где телефон стал персонализированным товаром, словно прилипшим к руке. На экране с регулируемой яркостью весь спектр эмоциональных проявлений теперь может быть представлен в цифровом виде с помощью набора смайликов.
Интернет — это ещё и место, где линчевательский менталитет «культуры вызова» побуждает людей воспринимать друг друга как одномерные существа, определяемые только ошибками и несовершенствами. Во имя «социальной справедливости» и «разоблачения обидчиков» возникает новый этатизм, использующий страх и чувство вины для принуждения к союзническому конформизму. И подобно обвинению со стороны государства, однажды осуждённый в Интернете, человек уже никогда не сможет избавиться от своей репутации. Вместо этого любые или все личный рост и развитие остаются тривиальными по сравнению со статичностью их прошлых ошибок. Несмотря на личное совершенствование, осуждённый человек приговорён навсегда остаться в плену сущности своего онлайн-образа.
На своём опыте «маргинального голоса» я видел, как политика идентичности используется активистами в качестве инструмента социального контроля, направленного на всех, кто подходит под критерии «угнетателя». Традиционная борьба за равенство превратилась в олимпийский вид спорта за социальные рычаги, инвертируя ту самую социальную иерархию, которую следовало бы уничтожить в первую очередь. Многие политики идентичности, с которыми я сталкивался, больше заинтересованы в эксплуатации «чувства белой вины» для личной (и даже капитальной) выгоды, чем в физическом противостоянии любой организационной модели превосходства белых. Я был свидетелем того, как виктимность используется для сокрытия откровенной лжи и издевательств, мотивированных личной местью. Слишком часто я видел, как политика идентичности создаёт культуру, в которой личный опыт унижается до уровня пассивного молчания. Но это всё старые новости. Любой опытный, самоидентифицирующийся анархист видел или, возможно, испытал на себе ту или иную форму «вызова» или «отмены». Так почему я поднимаю эту тему? Потому что я всё ещё вижу, как это дерьмо происходит, и я всё ещё вижу, как многим людям не хватает смелости открыто противостоять этому. Continue reading “Некролог на политику идентичностей”
