Чистки и обновления / Säuberungen und Neuerungen

Поскольку бложик, как он есть, немного лажает в тегах – показывает, например, только последние десят постов, а те, которые были раньше, как будто и не существовали – я прибил тупые тексты в “About” и слепил из неё “Archive”. Там собраны все более или менее интересные или сколько-нибудь забавные тексты, свои и переводные. Прочее поверглось репрессиям, то бишь кровавым чисткам или обнаруживается случайно между указанными текстами.

Заглянуть, в любом случае, стоит – кое-что собралось за пять лет… Жутко представить! Вот и всё, покамест.

 

Weil der Blog wie er momentan ist ein kleines Problemchen mit den tags hat – zeigt z.B. nur die letzten zehn Posts mit einem bestimmten tag, und die, die früher datiert sind, scheinen nicht existiert zu haben – hab ich die blöden Absichtserklärungen in “About” gelöscht und daraus eine “Archive”-Seite gebastelt. Dort sind alle halbwegs interessanten oder witzigen Texte gesammelt, die eigenen und die übersetzten. Der Rest wurde mit Repressionen überzogen, sprich blutig gesäubert oder aber taucht zufällig zwischen den oben genannten Texten auf.

Ein Blick hinein lohnt sich – es hat sich einiges in fünf Jahren gesammelt… Ein schrekliche Gedanke! So viel dazu.

Stay tuned.

«Времена 2000-х годов прошли»

К изменениям в российской государственности

ndejra

Два события последнего времени кажутся симптоматичными или показательными для актуального состояния российской государственности. В каком направлении они указывают, однако, пока не ясно и, надеюсь, вскоре прояснится. Речь идёт об убийстве одного из важнейших и самых серьёзных либеральных оппозиционеров, Бориса Немцова, в ночь с 27-го на 28-е февраля недалеко от Крмеля и о принудительной свадьбе 17-летней Хеды Гойлабиевой с одним из самых могущественных полицейских чинов Чеченской республики, Нажудом Гучиговым, в середине мая этого года. Как бы цинично это ни звучало, давайте абстрагируемся от конкретных человеческих трагедий, стоящих за этими событиями, чтобы лучше разглядеть их контекст и возможные последствия. Ибо ни репрессии против неугодных политиков, журналистов и инакомыслящих в России, ни принудительные браки на Кавказе во время так называемой эпохи стабильности не прекращались. Если бы кому-то хотелось походя сравнить «эпоху Путина» с общественным застоем при Леониде Брежневе, то пришлось бы признать, что этот застой основан на невероятной насыщенности всего общества насилием, которое время от времени вырывается наружу таким образом, что его едва ли можно игнорировать.

«Свадьба тысячелетия», как назвал её президент Чечни Рамзан Кадыров, состоялась 16-го мая после затяжных колебаний, после случайных журналистских открытий и официальных опровержений. Счастливый жених проявил желание сочетаться браком и начал оказывать давление на семью счастливой невесты, затем, после многочисленных вопросов, он утверждал, что уже счастливо женат и вполне этим доволен; затем выяснилось, что он, собственно, в разводе. Пока, в конце концов, старинный друг Рамзан Кадыров вместе в другими уважаемыми государственными мужами не поздравил его со свадьбой. Счастливая же невеста, ещё не достигшая допустимого для бракосочетания возрастa 18-и лет — как сказать? – демонстрировала ли она традиционно во время свадьбы женскую непорочность и смирение или выглядела, как выглядит некто, кого вскоре изнасилуют с высочайшего государственного позволения, это пусть читатели и читательницы решат для себя сами. Вероятно, всё это произошло бы, как обычно, под прикрытием репрессионного аппарата Чечни. Вместо этого происшествие совершенно случайно раздулось до межрегионального скандала. Возможно, что Хеда только так избежала судьбы «тайной второй жены» могущественного мужчины. (1)

В то время как представитель администрации президента республики Чечня, Магомет Даудов, высказался со своей сугубо личной точки зрения как верующий мусульманин в пользу легализации многожёнства (2), ответственный за работу с прессой от Московского Патриархата, Всеволод Чаплин, упражнялся в консервативно-имперском понимании: «Конечно, в нашей традиции, чтобы была одна жена, и в горе, и в радости вместе. Но еще в Российской империи разные народы жили по-своему, и допускалось наличие разных правил». А охотница за гомосексуалистами при исполнении, Елена Мизулина, не хотела ничего знать ни о практикуемом де факто многожёнстве, ни о принудительном бракосочетании с несовершеннолетними в стране и заявила, что вовсе ни к чему, чтобы этим вопросом занимался парламент, т.к. такого просто не бывает. В конце концов, пришлось высказаться и ответственному за связи с прессой при президенте России. Но он сказал лишь, что его учреждение вопросами бракосочетания не занимается. (3) Но прецедент к тому времени уже давно был создан. Continue reading

„Die 2000er sind vorbei“

Zur Umwälzung der russländischen Staatlichkeit (1)

Von Seepferd

 

Münze aus Silber, 1 kg

Zwei Ereignisse der letzten Zeit scheinen scheinen für den aktuellen Zustand der russländischen Staatlichkeit symptomatisch bzw. richtungweisend. Wohin aber die Reise geht ist noch nicht ganz klar und wird sich hoffentlich bald klären. Es geht dabei um die Ermordung eines der bedeutendsten und ernst zu nehmenden liberalen Oppositionellen, Boris Nemtsow, in der Nacht vom 27. auf den 28. Februar nicht weit vom Kreml und die Zwangsverheiratung der 17-jährigen Cheda Gojlabijewa mit einem der mächtigsten Polizisten der tschetschenischen Teilrepublik, Nazhud Gutschigow Mitte Mai dieses Jahres. So zynisch das vielleicht klingen mag, sehen wir zunächst ein mal von menschlichen Tragödien ab, die hinter diesen Ereignissen stehen, um den Kontext und die eventuellen Konsequenzen besser in Blick zu bekommen. Denn weder haben Repressionen gegen unliebsame PolitikerInnen, JournalistInnen und Andersdenkende in Russland noch die Zwangsverheiratungen im Kaukasus während der so genannten Epoche der Stabilität aufgehört. Es ist auch (noch) nicht abzusehen, wann sie aufhören. Wollte jemand die „Epoche Putin“ mit dem gesellschaftlichen Stillstand unter Leonid Breschnew vergleichen, müsste man schon zugeben, dass eben dieser Stillstand auf einem ungeheuerlichen Gewaltpotenzial der gesamten Gesellschaft gründet, das ab und dann dermaßen an der Oberfläche ausbricht, dass man es nicht mehr ausblenden kann.
„Die Heiratsfeier des Jahrtausends“, wie sie vom tschetschenischen Präsidenten Ramsan Kadyrow bezeichnet wurde, fand nach langem hin und her, nach zufälligen journalistischen Entdeckungen und offiziellen Dementierungen am 16. Mai statt. Der Glückliche äußerte zunächst seinen Heiratswunsch und setzte die Familie der Glücklichen unter Druck, dann behauptete er auf zahlreiche Nachfrage hin, dass er bereits glücklich verheiratet und damit völlig zufrieden sei; dann hieß es er sei eigentlich geschieden. Bis schließlich der alte Freund Ramsan mit vielen anderen angesehenen Staatsmännern persönlich gratulierte. Die Glückliche, die das Heiratsalter von 18 Jahren noch nicht erreicht hatte – naja – ob sie auf der Feier traditionsgemäß weibliche Keuschheit und Demut darstellte oder aussah, wie eben jemand aussieht, der demnächst mit hoheitlich-staatlicher Erlaubnis vergewaltigt wird, dass kann sich jedeR selbst denken. Das Ganze wäre vermutlich – wie üblich – unter der Schirmherrschaft des tschetschenischen Repressionsapparates reibungslos abgelaufen. Stattdessen blähte sich die Sache zum überregionalen Skandal nur per Zufall auf. Vermutlich entging Cheda nur so dem Schicksal einer „heimlichen Zweitfrau“ eines mächtigen Mannes. (2)
Während sich der Sprecher der präsidialen Administration Tschetscheniens, Magomet Daudow, aus seiner sehr persönlichen Sicht eines gläubigen Muslims für die Legalisierung der Polygamie aussprach (3), übte sich der Pressesprecher des Moskauer Patriarchats, Wsewolod Tschaplin in konservativ-imperialer Nachsicht: „Natürlich, (darf) es in unserer Tradition nur eine Ehefrau geben, in Freude wie in Trauer. Aber noch im Großen Russischen Reich lebten alle Völker nach ihren eigenen Traditionen und es waren unterschiedliche Regeln zulässig. (…) Ich denke, dass eine mögliche Strafverfolgung der Polygamie, oder umgekehrt, ihre Legalisierung vom selben Schlag ist, wie die Legalisierung der gleichgeschlechtlichen Ehe, denn das alles zielt auf die Zerstörung der traditionellen Familie“. Die Homosexuallenjägerin im Amt, Jelena Misulina, wollte weder von de facto praktizierten Vielweiberei noch von Zwangsverheiratung von Minderjährigen im Land wissen und meinte, es sei nicht nötig, dass das Parlament sich damit beschäftige, denn so was gäbe es nicht. Schließlich musste sich sogar Putins Pressesprecher dazu äußern. Er sagte allerdings nur, dass sein Amt sich mit Fragen der Eheschließung nicht befasse. (4) Die Tatsache war jedoch längst geschaffen. Continue reading

Рабочая! Рабочий! Вы заебали!

«Каждый, кто начинает вращаться в радикальных кругах, дивится разнице между их дискурсом и их практикой, между их амбициями и их изоляцией. Кажется, что они обречены на постоянное саботирование самих себя. Довольно скоро человек понимает, что они заняты не созданием истинно революционной силы, а соревнованием за самодостаточную радикальность — которую можно одинаково применить в сфере прямого действия, феминизма или экологии. Мелкий террор, царящий там и заставляющий становиться всех такими твердыми, это не террор большевистской партии. Это, скорее, террор моды, этот террор, которым никто персонально не занимается, но которому подвергаются все. Все в этих кругах опасаются больше не быть радикальными, точно так же, как в других кругах опасаются, больше не быть клёвым или модным. Маленькая ошибка и человек теряет своё доброе имя. Люди избегают всерьёз заниматься какими-либо вопросами, они предпочитают довольствоваться поверхностным потреблением теорий, демонстраций и отношений. Безжалостная конкуренция между группами, как и внутри самих этих этих групп, ответственна за их постоянные расколы. Всегда находится свежее мясо, используемое для замещения выбывающих усталых, использованных, испытывающих отвращение, выжатых. Впоследствии тех, кто покинул эти круги, охватывает чувство недоумения: как можно было подвергнуть себя такому невероятному давлению, и это ради столь загадочных целей? Примерно то же чувство охватывает всякого переработавшего экс-менеджера, который вспоминает свою прошлую жизнь, ставши пекарем. Изоляция этих кругов имеет структурные причины. Между собой и миром они поставили радикальность как критерий; вместо феноменов они воспринимают лишь их размах. В определённой степени саморазложения люди состязаются друг с другом даже в радикальности критики самих этих кругов; что ни в коем случает не пошатнёт их структуру. «Нам кажется, что это делающая нас бессильными изоляция, которая на самом деле отнимает у человека свободу и предотвращает инициативу», писал Малатеста. Только логично, что некая часть анархистов называет себя «нигилистами». Нигилизм есть неспособность верить в то, во что они всё-таки верят — в революцию. Кстати, нет никаких нигилистов, есть только бессильные.

Т.к. радикал воспринимает себя как производителя радикальных действий и дискурсов, он создал для себя чисто количественное представление о революции — как чего-то вроде перепроизводства актов индивидуального восстания. «Давайте не терять из виду то, что революция является лишь следствием всех этих частичных восстаний», писал ещё Эмиль Анри. Но существует история, опровергающая этот тезис: будь то Французская, Русская или Тунисская революция, она всегда является результатом столкновения определённого действия — штурма тюрьмы, военного поражения, самоубийства уличного торговца — и общей ситуации, а не арифметической суммы отдельных актов бунта. Временами это абсурдное определение революции приносит свой вред: люди выдыхаются в ничего не меняющем активизме, отдаются смертоубийственному культу перформанса, в котором важно только одно — в любое время, здесь и сейчас актуализировать свою радикальную идентичность: на демонстрациях, в любви и в языке. Это занимает некоторое время — время выгорания, депрессии или репрессии. И ничего не изменилось.

Скопление поступков потому ещё не даёт никакой стратегии, что нет абсолютного поступка. Поступок революционен не посредством своего собственного содержания, а посредством вытекающих из него последствий. Ситуация определяет смысл действия, а не намерения действующих. Сунь-цзы писал: «Победу выбивают у ситуации». Всякая ситуация сложна, она пронизана основными течениями, напряжением и открытыми или скрытыми конфликтами. Согласиться с уже ведущейся войной и действовать стратегически, предполагает, что мы исходим из раскрытия ситуации, понимаем в её внутреннем устройстве, понимаем, какое соотношение сил её формирует и какие полярности на неё влияют. Действие становится революционным или нереволюционным благодаря направлению, которое она принимает, когда она сталкивается с миром. Бросить камень — не просто «бросить камень». Это может привести к затвердеванию ситуации или стать началом интифады. Представление, что можно «радикализовать» борьбу, принеся в неё весь мусор якобы радикальных практик и дискурсов, придаёт политике что-то внеземное. Движение живёт лишь в последовательности перемен, вызываемых им по ходу времени. Следовательно, всегда существует различие между его состоянием и его потенциалом. Если оно больше ничего не изменяет и не реализует свой потенциал, оно умирает. Решающее действие — это то, которое опережает состояние движения и открывает для него в разрыве со статусом кво доступ к его собственному потенциалу. Этим действием может быть захват или разрушение чего-либо, нападение или просто высказывание правды; это решается состоянием движения. Революционно то, что действительно порождает революцию. Даже если это можно установить лишь задним числом, определённая чуткость, что касается ситуации, вкупе с познаниями в истории, может быть очень полезна, чтобы развить необходимое для этого чувство».

«К нашим друзьям», Невидимый комитет

Упразднение государства. Тезисы о соотношении анархистской и марксистской критики государства

Йоахим Брун, 1994

1.

Маркс ничего не доказывает против Бакунина, Кропоткин не опровергает Ленина, Энгельс — не аргумент против Прудона, а испанский анархизм 1936-37 гг. – не альтернатива Русской революции 1917 г.

2.

Для критики государства в революционных целях анархистские и марксистские теории государства одинаково никчёмны и бесполезны, т.е. они являются лишь объектами исторического интереса. Попытки аргументировать Марксом против Бакунина только доказывают, что критик действует не на уровне реальности, которую ему хотелось бы преодолеть. Упорствование в Бакунине как в альтернативе «авторитарному социализму» – свидетельство революционной романтики.

3.

Левая классически мыслит общество в перспективе экономического кризиса и краха. Она мыслит экономику как центральное отношение эксплуатации, которое структурирует государство и из которого оно «выводится». Государство является пустым, лишённым сущности эффектом производства. И как лишённое сущности государство, оно считается — если бы оно только было демократическим государством, т.е. выведенным из-под влияния правящих классов нейтральным инструментом бескризисного планирования и управления производством. «Левая утопия» мечтает о государстве как о месте сознательной самоорганизации общества, как об администрации без власти.

4.

Точно так же классически правая рассматривает общество из перспективы политического кризиса и государственного переворота. Она мыслит экономику как нейтральное само по себе «удовлетворение спроса», которое, будь оно только деполитизировано и деформализировано, свело бы государство к простому средству гарантии ненасильственных актов обмена на рынке. Экономика, если бы она была действительно организована в соответствии со своей сущностью, со свободной конкуренцией, освободилась бы от государства как от места юридической привилегии. «Правая утопия» мечтает об обществе без государства.

5.

«Левая» и «правая» служат игрой отражений политики. Это объективный парадокс буржуазного общества, где левое представление о политическом процессе — сложении отдельных гражданских волеизъявлений в содержание суверенитета во время демократического акта выборов — соотносится строго негативно и, следовательно, как раз комплиментарно к правому представлению об экономическом процессе: к сложению индивидуального спроса на рынке в движущую причину производства.

6.

Политическая игра отражений есть процесс слияния легальности и легитимности в суверенитет. Буржуа (bourgeois) выступает против гражданина (citoyen), а гражданин стремится к тому, чтобы поглотить и уничтожить эгоистичного участника конкуренции. В этом отношении каждая сторона постоянно воспроизводит свою противоположность. Само это отношение является воспроизводством суверенитета.

7.

Экономика и политика, общество и государство, эксплуатация и авторитет служат крайними абстракциями этой игры отражений, попыткой «вывести» одно из другого и свети к «изначальному». Критика государства с революционными намерениями должна была бы, в первую очередь, подумать об условии возможности того, чтобы говорить о своём объекте — о государстве, о деньгах — одно и другое, а в следующий момент противопоставить одно другому. Как можно размышлять о чём-то, что не подчиняется логическому правилу «исключённого третьего»?

8. Continue reading

За социализм кооперативов! (1950)

Гельмут Рюдигер

[Очередной текст и, пожалуй, последний от «синдикалиста-ревизиониста» Рюдигера. Забавный такой социализм. Описывается лишь таким выражением: найдите логическую наёбку и то, о чём в тексте не говорится, но что, судя по всему, является его «духовной» предпосылкой. Впервые опубликовано в журнале Die freie Gesellschaft. Monatsschrift für Gesellschaftskritik und freiheitlichen Sozialismus, Nr. 2, 1950. Enjoy! – liberadio]

Существуют различные определения социализма. Общим в них является то, что социализм стремится к экономическим отношениям без эксплуатации. Социализм стремится реализовать солидарные формы жизни; солидарность не должна ограничиваться только отношениями между производителями и потребителями. При этом мы подразумеваем под солидарностью не сотрудничество между владельцами средств производства и наёмными рабочими, а между равными и свободными производителями — т.е. экономику без собственнических монополий, которая гарантирует всем желающим трудиться доступ к индивидуальному и коллективному владению средствами производства.

То, что превращение всех людей в рабов государства не может рассматриваться как социализм, разумеется само собой. Социализм может быть построен лишь на свободном сотрудничестве; распределённые между всеми тружениками ответственность и право принятия решений составляют его сущность. Государственный социализм, а правильнее говоря — государственный капитализм не имеет с социализмом ничего общего; равно как и демократическая политика, рассматривающая рабочего только как объект патриархальных социальных реформ.

Современная социальная политика и социал-демократические стремления действовать уравнивающе при помощи социальной и налоговой политики, тоже не являются социализмом. Конечно, это прогресс по сравнению с ранним капитализмом: свобода произвола и эксплуатации владельцев капитала и средств производства ограничены, созданы определённые социальные гарантии. Прибавим к этому вмешательство в формирование капитала, сферу кредитования и рыночную экономику, о размахе которых ведутся споры между либерализмом и социал-демократией; в принципе, социально-политическая линия признаётся сегодня во всех демократических странах всеми партиями, а всеобщее развитие постепенно происходит, пожалуй, в этом направлении; крупные организации рабочего движения, по понятным причинам, придерживаются этой политики. Шагом дальше в этом направлении являются национализации в Англии, Франции и т.д., ведущие практически к переходу в государственную собственность.

Эта политика, однако, существенно ничего не меняет в капиталистическом порядке. Она не создаёт принципиально новых отношений между рабочими и средствами производства, не основана на социалистическом сотрудничестве, не отменяет монополии на собственность. Вместо этого, вместе с этой тенденцией возникает новая опасность. Предпринимаются попытки изменить при помощи бюрократического вмешательства распределение прибыли от производства в пользу наёмных рабочих; в первую очередь, государство накладывает руку на значительную часть доходов своих граждан, урезает прибыли и распределяет полученный средства согласно социальным нуждам или вкладывает их в социальные учреждения. Конечно, бюрократия государства и прочих общественных органов при этом невероятно разрастается. Массы людей становятся всё более зависимыми от социал-бюрократии и государственных организмов. Несмотря на демократические контрольные инстанции — значения которых, не смотря на критическое отношение к чисто политической демократии, мы не отрицаем — человеческое общество может под знаком этих изменений приблизиться к определённым формам тоталитаризма и внутри демократических государственных систем. Continue reading

7.4.15: Заявление по международным дням солидарности с Александром Кольченко – Erklärung zu den internationalen Solidaritätstagen für Alexander Koltschenko

[Текст листовки, распространявшейся перед генеральным консулатом РФ в Лейпциге 7-го апреля. Девятый вал революционного пафоса смоет вас всех нах, и поделом – liberadio]

Заявление по международным дням солидарности с Александром Кольченко

«Есть только один способ обращаться с

такой силой как Россия, и это –

бесстрашие». (Карл Маркс)

После нарушающей международное право аннексии полуострова Крым Россией, 17 мая 2014 г. среди арестованных российской и переправленных в Москву тайной полицией оказался и анархист и активный антифашист Александр Кольченко. Ему предъявлено абсурдное обвинение в членстве в праворадикальной группировке «Правый сектор», которая, вероятно, является ответственной за нападения на российские госучреждения. Эта ложь должна, очевидно, служить тому, чтобы освободить захваченную территорию от противников и критиков российской агрессии и запугать их, чтобы удержать их от каких-либо действий. Так, Александру грозить тюремный срок до 20 лет.

Россия ведёт на Украине войну, которую она сама официально не признаёт, но которая доказывается передвижениями войск и показаниями пленных российских солдат. Этой войной украинцы и украинки должны были быть наказаны за свержение послушного России президента Януковича, а Украина дестабилизирована посредством мобилизации про-российски настроенной части населения. Пред лицом этого демократического и про-западного переворота на Украине силы Запада медлят с адекватной реакцией на направленную в перспективе и против них войну. До сих пор Запад официально не передал Украине ни какого вооружения, лишь США недавно помогли ей военной техникой, за что «друзья России» критикуют их как «военного агрессора».

Кроме того, государства Евросоюза верят российской лжи, когда говорят о том, что собираются предотвратить войну посредством переговоров. Т.к. война уже начата Россией в одностороннем порядке против «Евромайдана», этой «революции собственного достоинства», и его политических целей и результатов. Запад ковыляет позади со своими санкциями и пытается уговорить Россию заключить мир. Но тот, кого пытаются уговорить, признаётся хозяином положения.

В мировой политике действия России привели к катастрофическим последствиям. Как покровительница Сирии и Ирана она поддержала правящие там деспотии и помогла тем самым утопить попытки политических революций в этих странах в крови. Россия оказывается, таким образом, международным «жандармом контрреволюции», каковым её считали все революционеры и революционерки 19-го столетия. Своим нападением на Украину она принесла контрреволюцию в Европу и пытается теперь под вывеской «антифашистской борьбы» восстановиться в границах царской империи, что долгосрочно предполагает распространение её политической гегемонии на всю Европу и проявляется уже сегодня в поддержке правопопулистских партий и группировок в Европе.

В то время как большая часть западных левых либо открыто симпатизируют Путину, либо считают, что могут позволить себе нейтральную позицию в этом политическом конфликте, в восходящих так называемых государствах «БРИКС» зреет потенциал для крупных конфликтов в будущем, которые могут обратиться против России и её союзников. Иранское протестное движение 2009 г. уже провозгласило одним из лозунгов «Marg bar Rusieh» («Смерть России»). Осталось ли от разложившихся и ставших реакционными западных левых хоть что-то прогрессивное, будет видно в этих грядущих классовых конфликтах.

Как пролетарские революционеры мы не удовольствуемся политической эмансипацией в рамках буржуазной демократии, но будем бороться и за упразднение частной собственности на средства производства и обоснованных ею классовых различий. Но т.к. социальная революция возможна лишь как деятельность широких масс наёмных производительниц и производителей, превращающихся посредством политической классовой борьбы и теоретического познания в субъект упразднения капиталистической общественной формации, буржуазные политические свободы нужны нам как воздух для дыхания.

В таких странах как Россия, в которых эти права оказываются недоступны для трудящегося населения, борьба за них является революционной. Поэтому, осознавая нашу актуальную слабость, мы требуем:

Свободу Александру Кольченко и другим политическим заключённым Крыма!

Против российской агрессии на Украине!

++++ Continue reading

Антимилитаризм как тактика анархизма, 1907

Пьер Рамю, 1907

Анархисты и широкое движение за мир

Как анархисты, т.е. мужчины и женщины, стремящиеся к безгосударственному состоянию общественного мира и усматривающие лишь в его основании рассвет истинного, человеческого культурного периода, мы радостно приветствуем то, что обсуждение так называемых проблем мира, разоружения, мира во всём мире получило международное значение и признание. Ибо мы усматриваем в этом случайное соглашение с нашими идеями и устремлениями. В то время как в стане друзей мира значительно разнятся мнения по поводу выполнимости, временных и материальных условий отказа от милитаризма, в среде анархистов было слышно лишь одно: Безусловное отрицание милитаризма, безусловное стремление к его полному упразднению! Мы, те, которых презирают и преследуют, кого властители и угнетатели обзывают «убийцами», «врагами общества», мы, который постоянно представляли единственной ведущей войну в обществе силой — мы всегда были и всегда будем в согласии с нашими идеалами человеческого счастья, человеческой свободы, апостолами мира; и если мы ведём войну, войну, к которой нас вынудили, то мы, в более глубоком смысле, делаем лишь то, что должны делать все так называемые друзья мира, но что делаем только мы с необходимой для этого энергией: мы, анархисты, ведём войну не против истинных апостолов мира, как это делает государство со всей его лживой жестокостью; мы ведём войну нашего просвещения лишь против разжигателей социальной и милитаристской войны. Мы боремся лишь против этой военной организации, в остальном же мы живём в мире со всеми людьми, если только они не соучаствуют в грабеже привилегий сегодняшнего общества и в тираническом учреждении внутри общества, в государстве.

Но мы не собираемся утаивать одного: наш антимилитаризм является особым  антимилитаризмом и отличается от антимилитаризма буржуазии, насколько она тоже выступает против милитаризма, от антимилитаризма социал-демократии тем, что он обладает совершенно иным пониманием, отличной от их целью. Как мы сможем увидеть в ходе этого доклада, до сих пор существовало два вида антимилитаристского действия, и лишь анархисты добавили к этим данным и сегодня ещё фундаментальным формам третью, собственно, анархистский антимилитаризм.

Не-анархистское понимание антимилитаризма видит в войне жестокость, грубость и зверство человека и людей, существующие ради себя и посредством себя. Образ общества, основания нашей экономической жизни отступают, обделяются вниманием буржуазных любителей мира. Они мечтают о мире, как пророки религии мечтают о наступлении тысячелетнего царства. Они не видят в современном обществе и его экономических основаниях ничего создающего войну и в ней нуждающегося, и, более того, верят, что войны начинаются из-за отрицательных качеств того или иного индивида, той или иной категории индивидов. И если в последним они не так уж и неправы, то всё равно остаётся вопрос — каковы мотивы и поводы, делающие ту или иную категорию людей шовинистами, осознанными или не осознанными, расчётливыми или слепыми потворниками войны.

У тех же друзей мира, которые причисляются к радикальным партиям общественной жизни — т.е. от либеральных течений до лево-либеральных социал-демократов — на первый план выступают другие моменты. Если буржуа обращается только против отдельных индивидов, в которых он видит шовинистов и разжигателей войны, то эти партии вполне признают экономические причины войны. Они понимают и её неизбежность и достаточно ясно видят лживость «миролюбивой» буржуазии. Вот только они принадлежат к стремящимся к власти и силе тенденциям в современной жизни государства. Таким образом, они не могут заметить причину зла в существующей форме государства. Смена государственной власти всегда означает лишь одно: правящий класс смещается и другой класс занимает место за штурвалом государственной власти. Каждая из этих стремящихся к власти партий в мыслях уже мнит себя добившейся правления. И тогда они хотят, в этом заключается их обещание, посредством правового регулирования чётко определённых условий войны, посредством реформирования армии и её усовершенствования, равно как и ограничением на оборонительные войны, придя к государственной власти как партия, упразднить современную войну.

В то время как буржуазные друзья войны, тем самым, ожидают упразднения войны от благих постановлений могущественных государственных мужей, вельмож и личностей — стоит только вспомнить ликование этих кругов о высказываниях русского одичавшего царя, – другие, радикальные и социал-демократические друзья мира и «антимилитаристы» лелеяли надежду на упразднение войны при помощи государственной машины, её механизма. Хотя они и не верят в возможность исправления актуальных представителей власти, но сами считают, что они лучше и будут действовать иначе, когда они придут к власти.

Это — лишь расширенная версия первого. Факт же тот, что оба направления в своих практических предложениях соприкасаются довольно близко и интимно. Третейские суды, международное право, голосования о возможности войны в народе или в законодательных учреждениях и т.п. – всё это предложения, которые признаются и теми, и другими. Буржуа, собственно, надеется на способность к исправлению государственного мужа, социал-демократ — давайте рассматривать его ради аргументации как политически крайнего радикала — надеется на способность к исправлению государственной системы. Более логичным, возможно, оказывается буржуа, ибо с одной стороны, инициатива отдельного человека способна повлиять на многое, с другой стороны — государственная система состоит из составляющих её людей. Нелогичны оба, т.к. оба придерживаются мнения, что власть уничтожит проявление своей собственной сущности: войну. Continue reading

Эпоха постструктурализма

Йорг Финкенбергер

1
Можно yзнать многое, но всё же не достаточно много об эпохе, если быть знакомым с философами, царствующими в ней. И наоборот, есть, по крайней мере, шанс, что из критики определяющих эпоху философов можно развить критику, которая будет верна для всей эпохи и сделает возможными перемены.

В наше время, помимо позитивизма, главенствует ещё одно учение, которое стыдливо обозначается постструктурализмом; развившееся из предшествующего ему учения структурализма, от которого оно в конце 1960-х отчасти отошло, и которое отчасти ведётся им дальше. Суффикс «пост-», как кажется, употребляется всегда, когда нужно обозначить опосредованную в разрыве последовательность, когда нельзя точно определить в чём заключается разрыв, а в чём — последовательность.

Школа критики идеологии, как мне кажется, до сих пор предоставила только фрагментарную критику, которая бы соответствовала своей цели; может быть, из презрения к философии, не имея для этого презрения причин. Тем временем, постструктурализм распространяет своё влияние как эксплицитная университетская философия, что ему чрезвычайно хорошо удаётся; как будто он был некогда создан именно для того рода удобных академических вводных курсов, имеющих своей целью представить себя учащимся как метод, которым нужно овладеть, а не как загадку, которую необходимо разрешить.

Возможно, даже имя вводит в заблуждение; некоторые пользуются словом «постмодернизм», которое едва ли означает больше. Постструктурализмом называют течение, которое, исходя из структурализма, однажды было вынуждено расширить границы этого течения посредством восприятия ряда других учений; и которое доказало этим свою способность, в своём роде, переварить другие течения. Эта способность делает его, в определённом смысле, химерическим; в его программу входит не ограничиваться никакими программами; его метод — это нечто, что может показаться систематическим произволом; системой, по собственному утверждению, он не обладает. Критика должна рассмотреть его происхождение: в том методологическом повороте, предпринятом различными философскими школами в начале 20-го столетия, совершить который они были вынуждены не без определённых причин. Continue reading

Die “Einheit der Völker” gegen “Charlie Hebdo”

tumblr_nhwz1bLAe71sqhs19o1_1280Eine groteske politische Inszenierung, ein Massenauflauf fand anlässlich des Terroranschlags auf die Redaktion „Charlie Hebdo“ in der Hauptstadt Tschetscheniens, Grosny, statt. Der 19. Januar wurde in der russischen Teilrepublik zum Feiertag erklärt. Festlich gekleidete Menschen zogen betend und singend durch die Straßen zur größten Moschee Europas, zum „Herz Tschetscheniens“ wie sie auch genannt wird; sie skandierten „Allahu akbar!“ und „Mohammed! Isa!“ und hielten Plakate mit „Hände weg von unserem geliebten Prophet Mohammed“ u.Ä. hoch. An der Moschee angekommen, ließen sie Luftballons in den Himmel steigen. Grotesk mutet das nicht nur an, weil indirekt gegen das Gedenken an die ermordeten Redeaktionsmitglieder von „Charlie Hebdo“, gegen die Pressefreiheit und die Militanz der Aufklärung demonstriert wurde. Sondern, weil über eine Million Menschen auf die Straße zu bekommen – wie das tschetschenische Innenministerium am 19. Januar meldete (das waren anscheinend doch „nur“ noch ca. 800 000) – wohl etwas verschleiern musste und offenbarte stattdessen so Einiges.

(weiter lesen beim Grossen Thier)