Согласно библейскому мифу о сотворении мира, женщина была создана из изъятого у мужчины ребра. Этот патриархальный образ неоднозначен: с одной стороны, женщина кажется всего лишь производной от мужчины, но с другой — это также означает, что мужчина и сам был «повреждён» при отщеплении женского и страдает от утраты. Проблема лежит, разумеется, не в области анатомии. «Небольшое отличие», которое дети достаточно рано обнаруживают в своих телах, ещё не объясняет, каким образом культурные и социальные роли распределяются между полами. Мужская власть (патриархат) не объясняется биологическими признаками, но является центральным моментом общественной формы и, таким образом, результатом исторических процессов. Поэтому патриархат и не наблюдается в одинаковой степени во всех культурах.
В истории всегда были общества, практиковавшие равные отношения между полами. А сравнения между культурами показывают, что те социальные или психические «качества», которые обычно считаются «типично мужскими» или «типично женскими» в различные эпохи, в различных общественных структурах и способах производства могут проявляться совершенно по-разному. Абстрактный универсализм современных товаропроизводящих систем постоянно создавал видимость относительной половой нейтральности. Товар есть товар, а деньги — это деньги, где тут место половым различиям? Поэтому продолжающееся существование патриархальных структур в семье и обществе при поверхностном рассмотрении может показаться просто пережитком архаичного прошлого.
В этом смысле феминизм требовал ещё со времён Французской революции того «равноправия», которого обещала универсальная форма современной денежной экономики. С этой точки зрения ограничение лозунга «Свобода, Равенство и Братство» только на мужчин кажется чистейшей воды произволом субъективного, сохранившегося архаичного мужского коллектива, и должно быть расширено лозунгом «Сестринство». До сих пор феминизм в политике не вышел за пределы требования женского участия в современной товаропроизводящей системе. «Абстрактный человек», индивидуальный общественный атом должен быть как мужчиной, так и женщиной.
С другой стороны, исторические и социологические феминистские исследования давно уже выяснили, что дискриминация и унижение женщин в современности не являются ни «пережитками» архаических отношений, ни чисто субъективными мужскими притязаниями. Они довольно глубоко укоренены в этих современных условиях, ибо современная товаропроизводящая система не так универсальна, как кажется. У неё есть, в определённом смысле, обратная сторона, остающаяся незамеченной в официальной общественной теории. Это все области и моменты жизни, которые невозможно выразить в денежной форме. И эта обратная сторона системы является чем угодно, но не нейтральной в половом отношении. Ответственными за неё были сделаны именно женщины.
Речь идёт, с одной стороны, об определённой деятельности, происходящей внутри частного домашнего хозяйства по ту сторону товарного производства: приготовление пищи, стирка и уборка, уход за детьми и т.д. С другой стороны, эта работа, определяемая как «женская», выходит за рамки простой механической деятельности. Женщина «должна» создавать приятную и уютную атмосферу, в которой не царит тот жёсткий тон конкуренции, как «снаружи, в жизни» капиталистической экономики, политики и науки. Так, женщина ответственна за «ласковый уход», в определённом смысле, за «любовное обслуживание» мужчины и детей. К «женским добродетелям» относится чутьё в межличностным отношениях, эмоциональная «мягкость». Мужчина же, напротив, должен быть умным, жёстким и сильным в конкуренции. Зато ему не обязательно быть привлекательным, что, в свою очередь, является первой обязанностью женщины.
Вопреки популярному предположению, модернизация не ослабила, а, наоборот, усилила патриархат. Лишь с развитием капиталистической экономики мужчина и женщина были так радикально расколоты, как будто они явились с различным планет. В домодерновых обществах ещё не было строгого разделения на сферу товарного производства и частную сферу. Поэтому и предписания половых ролей были менее односторонними. У женщин было своё место в сельскохозяйственном и ремесленном производстве. Современная рыночная экономика же превратила производство товаров в самостоятельную область наращивания прибыли и, тем самым, в центр буржуазной общественности, которой управляют мужчины.
Капиталисты и менеджеры, как и политики, в первую очередь — мужчины.Это новое и более строгое разделение функций между полами в современности просто не может быть равноправным. Так называемые «женские» виды деятельности и поведения также необходимы для выживания общества, как и товарное производство, вынесенное в «мужскую» функциональную сферу организации предприятия. Но женщин за участие в валовой продукции общества не отблагодарили. Именно потому, что они были сделаны ответственными за всё, что по своей природе не выражается в денежной форме и, посему, по капиталистическим критериям «ничего не стоят». Женщины со всеми областями их деятельности, приписываемыми им качествами и добродетелями, стали считаться неполноценными, людьми второго класса.
Конечно, женщин всегда можно было встретить и в качестве самостоятельных представителей класса буржуазии, в экономической сфере работы, в политике, культуре и т.д. Но клеймо неполноценности перешло к женщинам и в эти области. Профессионально работающая или политически активная женщина не может избавиться от социальных признаков, которые были приписаны ей доминантной мужской культурой. Она и дальше считается принципиально ответственной за кухню, детей и «любовь», т.е. никогда не воспринимается всерьёз в экономическом и политическом смыслах. И это — не просто навязанный извне ориентир, а психически усвоенный момент, приобретённый в процессе женской социализации.
Как известно, женщины и по сей день реже заняты профессиональной или общественной деятельностью, чем мужчины. Они куда реже попадают на руководящие должности и, как правило, имеют меньший оклад. В этом становится заметна дилемма женского движения: чтобы действительно преодолеть патриархат, ему пришлось бы радикально поставить под вопрос весь современный способ производства; конечно, не в смысле обращённой в прошлое идеализации аграрных условий, а в виде требования совершенно иной организационной формы современных производственных сил. Пока деструктивная, «мужская» рациональность организации производства не будет сломлена, сохранятся и считающиеся неполноценными и изгнанные в сферу частного формы «женской» деятельности, так называемые «женские качества».
Лишь по ту сторону расщепления на «логику» денег с одной стороны и домашнюю «не-логику» личных отношений и эмоциональности с другой, может возникнуть новое эмансипационное отношение между женщинами и мужчинами. Феминизм, ограничивающийся требованием «равного права» внутри существующих порядков, будет обречён на беспомощность. Чисто моральное воззвание, что мужчины должны в равной степени заниматься расщеплёнными видами деятельности в личной и семейной жизни, остаются неуслышанными. И, напротив, сам феминистский взгляд всё более сужается до экономическо-политической сферы. Женская эмансипация измеряется не изменениями в поведении мужчин в приватной сфере, а изменениями в поведении женщин в общественной области.
Постмодернистский ориентир — это больше не ласковая жёнушка, но андрогинный тип «карьеристки». Помимо воплощённых анекдотов о блондинках, женщины-вамп и верной домохозяйки появилась ещё занимающаяся спортом и активная в интернете незамужняя банкирша, которая подобно мужчине прокладывает себе дорогу через трупы. При этом кажется, что в центрах скопления денег возникает жутковатая конвергенция между полами и их ролями. Профессионально занятая женщина должна демонстрировать больше жёсткости и «делового отношения», чтобы сделать карьеру. Постмореднистский менеджмент открыл для себя важность так называемой «эмоциональности» для организации труда на предприятии и индивидуального планирования успехов в конкурентной борьбе.
В учебниках и семинарах в виде программы тренинга с недавних пор предлагается «менеджмент чувств». Появились массы «экспертов по эмоциям» и «исследователей чувств». Речь идёт как об «эмоциональной культуре», так и об эмоциональном «управлении стрессом». Т.е. о том, чтобы функционально манипулировать и управлять субъективными ощущениями и собственными чувствами. Запертая до сих пор в приватную сферу и делегированная женщине эмоциональность должна быть капиталистически освоена и превращена в технологию успеха. Абсурдность этих намерений становится особенно явной, когда «эмоциональная технология» выступает в роли экономически-организационного и политического персонального управления.
Немецкий экономист Ганс Гаумер, например, говорит в этом смысле об «эмоциональном капитале», который должен приносить прибыль. Мерилом этому служит «эмоциональный коэффициент капитала», который указывает в каком размере «человеческая технология» личного внимания приводит к успехам предприятия. Подразумевается, что приспособление работников к требованиям гибкой организационной структуры, принятие всяческих неудобств и стимуляция личных усилий может усиливаться при помощи «эмоциональной рационализации».
«Эмоциольный» начальник избегает личных трений и даёт сотрудникам чувство, что их любят и ценят, даже если он фактически рассматривает их как простой человеческий материал. Самым эффективным применением «эмоционального капитала» было бы, если бы люди со слезами умиления в глазах благодарили начальство за своё увольнение. Очевидно, что тут происходит реинтеграция отколовшихся форм жизни и способов поведения, но в неверном русле: экономическая система начинает поглощать нормы, ориентиры и качества, припасенные для приватной, интимной сферы, дабы использовать их по денежной логике. Лишь в этом смысле мужчины постмодерна становятся более эмоциональными, чем в прошлом, в то время как женщины теперь могут функционально применять усвоенные при социализации «женские добродетели».
То, что в сфере медиа обещает ослабление борьбы между полами в форме женского футбола, мужского стриптиза или лесбийских и гомосексуальных свадеб, ведёт на самом деле к экономически функциональному урезанию чувств. Андрогинность заключается в том, что мужские и женские индивиды в равной мере мобилизуют «чувства и жёсткость» в конкурентной борьбе и комбинируют деловую компетентность с эмоциональной в отношениях, чтобы преуспеть на работе. Если в модерновом обществе эмоции были распределены односторонне, то теперь эмоциональная жизнь разрушается основательно. Именно в этом отношении, по иронии судьбы, действует закон дефицита. То, что растрачивается на личное внимание и эмоции на предприятии, чтобы оптимально смазать экономическую машину, больше не может быть использовано в изолированной сфере частной жизни и интимности.
Когда «женские» добродетели и способы поведения как оборотная сторона товарного производства упраздняются не вместе с капиталистической экономикой, а просто впитываются ею, то результатом может быть только ещё одно измерение кризиса. Необходимые, но не представляемые в денежной форме моменты общественной жизни не распределяются в равной мере между мужчинами и женщинами, а превращаются в руины. Главенствующим ориентиром сегодня является представление о «женщине, которая хочет всего». Она комбинирует карьеру и семью, а помимо того ещё и ежедневно прихорашивается и преподносит аппетитный «объект желания».
Для большинства это слишком много и на практике не реализуемо. Процент женщин, которым этот шпагат блестяще и с успехом удаётся, ничтожно мал. Лишь меньшинство «карьеристок» может позволить себе такую иллюзию, когда хлопоты по домашнему хозяйству, уходу за детьми и т.д. делегируются служанкам (женщинам-мигранткам, темнокожим, непривелигированным), у которых больше не остаётся времени на своих детей. Подавляющее большинство женщин безнадёжно перегружено одновременной заботой о заработке денег, домашнем хозяйстве и «любви». В постмодерне патриархат не исчезает, он «дичает» и раскалывается на формы варварства, как пишет феминистка Розвита Шольц. Это мир, который превращает детей в убийц и заставляет их стрелять в школах.