Category Archives: translation

boyz, girlz and trans

by olladij

Риск реакции

[Дискуссионная статейка синдикалиста Х. Маркса в еженедельнике Jungle World от 07.04.2011. Отсюда все отсылы к предыдущим статьям по теме, которые я, конечно, переводить, не стану. Смиритесь с этим, как смирился с этим я. Кроме невразумительных высказываний о гражданском обществе, которые, может быть, в этом контексте, всё-таки имеют смысл, есть пара-тройка толковых мыслей об «арабских восстаниях».]

 

Хольгер Маркс

Без сомнения, 2011-й год займёт значительное место в истории арабского мира. Будет ли он считаться «началом новой эпохи» или «всего лишь отметкой политической нестабильности в регионе» – неясно. Можно лишь предполагать, какие формы примут перевороты, как касательно их политической направленности, как и их территориальной протяжённости. Также неясно, какую реакцию вызовут эти сдвиги в международной политике.

Верно то, что «революции бывают только без ручательства», как пишет Оливер М. Пиха (Jungle World, 08 / 2011). Широко распространённый «рефлекс анти-хаоса», как он был однажды сформулирован Рихардом Левенталем, не может быть просто отвергнут как иррациональное порождение буржуазии. Ибо спонтанность масс постоянно скрывает риск в игре действия и противодействия. Могут возникать коалиции, согласные лишь в борьбе против актёра, угрожающего их интересам. Также и хорошо организованные политические группы могут использовать возникающие властные вакуумы и тормозить прогрессивный потенциал восстания или обратить его в свою противоположность. А там, где соотношения сил неясны, не исключён и кровавый конфликт, что показывает пример Ливии.

Continue reading →

by olladij

Об идее бунта и борьбе против обустройства

Филиппе Келлерман (Graswurzelrevolution Nr. 359)

«Человек — единственное создание,

которое отказывается быть таким, какое оно есть».

Альбер Камю (1951)

«Восстания принадлежат истории. Но в определённом

смысле они избегают истории. Движение, в

котором один единственный человек, группа,

меньшинство или целый народ говорит:

«Я больше не подчиняюсь» и выступает против

воспринимаемой как несправедливой власти,

подвергаясь опасности — это движение кажется

мне необъяснимым».

Мишель Фуко (1979)

Почему люди восстают в определённый момент?

Вопрос, на который постоянно пытались ответить не только социалистические активисты и активистки. Вопрос, который благодаря актуальным событиям, прежде всего в Северной Африке, снова стоит на повестке дня.

Эти события, чьё историческое значение ещё нельзя оценить, и которые создают картину революционного домино, в котором один режим рушится за другим под натиском взбунтовавшихся масс населения, дают повод, чтобы вспомнить различные ответы — и связанные с ними концепции – на заданный выше вопрос. Следующая зарисовка не является ни анализом этих событий, ни должна создавать видимость, что мы пытаемся объяснить тамошним бунтарям, что им нужно делать.

Импульсы

Continue reading →

by olladij

«Мы избавились от диктатора, но не от диктатуры»

Репрессии в (пост-)революционном Египте

Андреас Шпек (Graswurzelrevolution Nr. 359)

7-го марта, несколько недель после ухода египетского диктатора Хосни Мубарака с поста президента, Майкель Набиль Санад написал это предложение в обширной статье в своём блоге (1). В этой статье он в деталях проанализировал роль египетской армии в и после революции и пришёл к выводу, что народ и армия «никогда не были одной рукой» – как часто говорилось во время революции.

Майкель всегда в этом сомневался. Так, он описал, к примеру, как 28-го января 2011 г., когда полиция стреляла по сотням тысяч демонстрантов на площади Тахрир, армия всегда снабжала её амуницией, когда та была расстреляна.

Едва ли это похоже на нейтралитет. Да и Amnesty Internatioтal сообщала, что во время революции активисты подвергались арестам и пыткам со стороны армии. (2) Майкель Набиль Санад тоже был арестован и подвергнут пыткам солдатами 4-го февраля, но был освобождён через 27 часов (GWR 357, март 2011).

Сомнительная роль армии может быть показана и на личностях. Так, министр обороны Мубарака, Мухаммад Тантави, является теперь председателем Высшего Совета Вооружённых Сил Египта, т.е. де факто правителем страны.

В докумантах США, которые были присланы Wikileaks, посол США в Египте описывает Тантави как «озабоченного в первую очередь национальным единством», и он «опасается, что реформы могут углубить политические и религиозные конфликты в обществе».

Говорилось, что министр обороны всегда противился политическим изменениям, т.к. опасался, что правительство может утратить из-за них свою власть. (3) Показательно также, что прозвище Тантави при Мубараке было «пудель Мубарака».

Армия в Египте также является важным экономическим фактором. Многие фирмы, особенно торгующие водой или оливковым маслом, в цементной или строительной промышленности, или в туризме, находятся в руках отставных генералов. И они теперь должны двигать революцию вперёд?

Continue reading →

by olladij

Хольгер Маркс: Самое скучное в мире

Профсоюз как средство трансформации.

К теории общественных перемен в синдикализме

Direkte Aktion Nr. 195, сентябрь / октябрь 2009

 

Дебаты о стратегиях общественной трансформации снова пользуются спросом. Прежде всего, вне-парламентские левые понемногу завязывают с привычным unisono и пускаются в поиски на ощупь. Производственные и классовые кон^фликты всё более выдвигаются в центр и смещают нарциссический принцип политики «правильного сознания». Это веяние может вполне быть понятым как признак того, что синдикалистская концепция может что-то предложить, что касается сегодняшних требований движения за эмансипацию.

Тем не менее, синдикализм часто воспринимается относительно лишённым концепций, его предположения и выводы мало известны или непоняты — это факт, который с уверенностью можно отнести к собственной недостаточной теоретической работе, которая стоит на пути у ясной артикуляции. Длившаяся десятилетиями обработка серой литературой, которая зачастую являла собой лишь канонизацию фраз и, к тому же, многократно ссылалась на (ранних) теоретиков общего, часто диффузного анархизма, оставила свои следы. Оригинальные «вклады» в теорию из специфической концепции движения синдикализма часто оставались незамеченными. Так, в современном синдикализме повсюду курсировали центральные лозунги (самоорганизация, прямое действие, федерализм и т.д.), но воспринимались как грубые и, тем самым, широко интерпретируемые оболочки.

FAU (Союз Свободных Работниц и Работников) также долго оставался под этим влиянием и лишь постепенно смог развить свой синдикалистский профиль. Кое-что ещё предстоит нагнать, т.к. оставленное наследство очень богато. Оно содержит не мало размышлений, которые во многом могли бы и марксистам нос утереть, за которыми предполагается ведущая роль в области революционной теории. Синдикализм при этом блещет, прежде всего, в области вопросов организации и теории революции, где достаточно рано курсировали факты, которые согласуются с познаниями современной социологии. Можно было бы даже сказать, что мир синдикалистской мысли несёт в себе оригинальный потенциал объяснения, который не только может помочь в лучшем понимании крушения рабочего движения в 20-м столетии, но и катастроф того времени в общем.

Конечно, синдикализм изначально не был проектом, возросшим из теории. В чём-то вроде рефлексии своего успеха, который был, в определённом смысле, «результатом долгой практики, которая возникла из условий» (V. Griffuelhes), всё же развился теоретический остов, в котором были определены значительные основные положения и механизмы действия (Oostinga, „Wir kriegen nur, wofuer wir kaempfen“, in: Degen und Knoblauch: „Anarchismus 2.0“). Если иногда это и случалось в недостаточной мере, то собственно ядро его идей остаётся незатронутым. Его поражение и его долгая маргинальность могут уменьшить интерес к нему, но содержание его, как «исторически проигравшего» необязательно неверно (что называется: «Идея была хороша, но мир был к ней не готов»).

Continue reading →

by olladij

Dykes and the Holy War ¹.

Борьба против апартеида и queer-сопротивление в Израиле и Палестине

Йосси Братал

[Считаю нужным ясно и отчётливо заявить, что всё ещё считаю, что израильские дела – это дела самих израильтянок и израильтян, и ничьи больше, что при всяких антисемитских и антисионистских заявлениях необходимо тут же аргументировать против них, а если не помогает – элементарно бить по еблету. Есть только одна достойная внимания критика израильского государства, собственно – сформулированная самими жителями и жительницами Израиля. И да – такие слова как «апартеид» и «оккупация», между прочим, часто используемые израильскими анархистками и анархистами, пусть остаются на совести автора. Так что, не прошу любить, но прошу жаловать: Йосси Братал проясняет анархистскую позицию в израильско-палестинском конфликте. – Прим. liberadio]

Как queer-анархистскому активисту из Израиля мне часто задают вопросы о действиях queer-групп или индивидов в палестинской борьбе против израильского режима апартеида. Как я могу, как queer и анархист, бороться за создание государства, в котором оккупация всего лишь будет передана в другие руки, а угнетение по новым и старым схемам сохранено? Что у нас общего с национальным движением, воспроизводящим те же националистические идеи, которые мы в нашем обществе пытаемся разрушить?

В этой статье я попытаюсь исследовать эти вопросы и затем теоретически показать из queer-анархистской перспективы, какую роль играет солидарность в общей палестинско-израильской борьбе.

Continue reading →

by olladij

Индивид, общество и государство

Эмма Голдмэн

From: The Place of the Individual in Society, Chicago: 1940.

Умы людей в смятении, т.к. кажется, что качается самый фундамент нашей цивилизации. Люди теряют веру в существующие учреждения, а наиболее сообразительные понимают, что капиталистический индустриализм работает против целей, которым он, якобы, служит…

Мир не уверен в выборе путей выхода. Парламентаризм и демократия переживают упадок. Спасение усматривается в фашизме и других формах «сильного» правительства.

Борьба противоположных идей, происходящая сейчас в мире, включает общественные проблемы, требующие немедленного решения. Благоденствие индивида и судьба человеческого общества зависят от правильного ответа на те вопросы. Кризис, безработица, война, разоружение, международные отношения и т.п. – среди тех проблем.

Государство, правительство с его функциями и властью, является сейчас объектом живого интереса для каждого мыслящего человека. Политическое развитие во всех цивилизованных странах принесло этот вопрос в дом. Должны ли мы иметь сильное правительство? Предпочтительнее ли демократия и парламентское правление, или фашизм того или иного толка; диктатура — монархическая, буржуазная или пролетарская — является ли решением для болезней и трудностей, навалившихся сегодня на общество?

Иными словами, лечить ли нам болезни демократии ещё большей демократией, или мы должны разрубить гордиев узел народного правления мечом диктатуры?

Мой ответ: ни то, ни другое. Я против диктатуры и фашизма, равно как я против парламентских режимов и так называемой политической демократии.

Нацизм справедливо называют атакой на цивилизацию. Эта характеристика применима также и ко всякой форме диктатуры; в самом деле, ко всякому угнетению и принудительному авторитету. Ибо что такое цивилизация на самом деле? Весь прогресс, в сущности, был расширением свобод индивида с параллельным сокращением авторитета, наложенного на него внешними силами. Это подходит как к сфере физического, так и к политическому и экономическому существованию. В физическом мире человек дошёл до того предела, когда он подчинил силы природы и заставил их служить ему. Примитивный человек вступил на дорогу прогресса, когда он впервые зажёг огонь и так победил тьму, когда он заковал ветер и обуздал воду.

Какую роль играл авторитет или правительство в человеческом стремлении к улучшению, в изобретении и открытиях? Вообще никакой, или, по крайней мере, никакой полезной. Это всегда был индивид, который создавал каждое чудо в этой сфере, и обычно супротив запретов, преследований и вмешательств авторитетов, человеческих или божественных.

Подобным же образом, в политической сфере путь прогресса лежит во всё большем удалении от авторитета племенного вождя или клана, от князя и короля, от правительства, от государства. Экономически, прогресс означал всё большее довольство для всё большего количества людей. В культурном плане, он обозначал результат всех других достижений – большую независимость, политически, умственно и психически.

Continue reading →

by olladij

Убийство животных и убийство людей, вегетарианство и пацифизм

Магнус Швантье (1916)

 

Движение за мир не находится в таких родственных отношениях ни с каким другим этическим движением как с вегетарианством.

Самой сильной движущей силой обоих движений является отвращение к жестокости, уважение перед жизнью. Некоторые пацифисты, однако, отвергают войну, в первую очередь, из-за её экономического вреда, или стараются, как минимум из соображений тактических, чтобы завоевать широкие массы, в своей агитации указывать сначала на бесславные экономические последствия войны. Также и вегетарианство ценится его приверженцами, в первую очередь потому, что они усматривают в употреблении мяса причины экономического бедствия; ещё больше число тех, кто отвергает потребление мяса из-за вредоносного воздействия на здоровье. Но неоспоримо всё же то, что самые многочисленные и именно самые активные борцы движения за мир и за вегетарианство движутся в своей борьбе отвращением перед убийством; в особенности великие люди, которые основали оба движения, всегда объявляли своё неприятие жестокости и насильственности своим сильнейшим импульсом действия.

Вегетарианцы и пацифисты должны, поэтому, рассматривать друг друга как союзников. Всякий прогресс одного из обоих движений должен вести вперёд и другое. Пока большинство считает массовое убийство в войне неизбежным, или даже рассматривает войну как пробуждение самых высоких добродетелей, столь же долго им будут непонятны и этические учения вегетарианства. С другой стороны, привычка потреблять пищу, приготовляемую посредством забоя животных, должна ослаблять и отвращение перед резнёй на поле боя. Если люди ежедневно видят в мясных лавках кровавые, разрезанные, лишённые кожи, выпотрошенные туши животных, и привыкают к тому, чтобы класть в рот эти вызывающие в каждом чувствительном человеке трупы, то этим самым их самые возвышенные чувства должны притупляться как у редких варваров нашего времени. Пока многие люди воспринимают охоту на животных не как «неизбежное зло», а как «благородное развлечение», столь долго и нас не должно удивлять, что при возникновении споров между государствами во многих людях просыпается и жажда военных приключений и жестокостей и тем самым увеличиваются стремящиеся к войне силы.

Continue reading →

by olladij

Анархизм в 21-м столетии?

Вызовы, возможности, перспективы

Габриэль Кун

Анархистское движение по всему миру набрало такую силу, какая не приходила к нему с начала 20-го века. Кризис марксизма ответственен за это так же как и целый ряд новых социальных конфликтов (атипичные формы занятости, изменения климата и т.д.), равно как и относительно сильно анархистское движение в США, которое, возможно, ироничным образом вдохновляет по всему миру из-за гегемонии американской культуры.

Говоря в целом, самым большим вызовом для анархистской политики остаётся тот же самый, который был всегда: собственно, найти ответ на вопрос, каким образом можно преодолеть государство и капитал, или как можно создать сообщества, которые на основе равенства и солидарности сделают возможным свободное индивидуальное развитие. Соответствующие дискуссии характеризуют анархистское движение уже давно и будут и в дальнейшем.

В рамках этой статьи этот вопрос не решится. К тому же, я считаю, что соответствующие ответы могут возникнуть лишь из анархистской практики. В этом смысле мне хочется обратить своё внимание здесь прежде всего на вызовы, которые касаются самого анархистского движения – вызовы, за которые ответственны большей частью мы сами и которые оставляют нам относительно большую площадку для действий.

При этом я думаю о тех противоречиях, которые возникают в движении с эгалитарными и антиавторитарными претензиями, являющегося большей частью мужским, белым и коренящимся в средних классах развитых промышленных стран. Это верно не только современного анархистского движения, но и части его истории. Практически все известные представители анархизма были белыми мужчинами (такие исключения как Луиза Мишель, Люси Парсонс, Вольтарина де Клер или Эмма Голдмэн скорее подтверждают правило) и большая часть из них происходила из социально и экономически привилегированной буржуазии или даже из аристократии. Это верно интернационально — возьмём, к примеру, Михаила Бакунина и Петра Кропоткина — как и в немецко-язычных странах — и тут происходят двое самых известных представителя, Густав Ландауэр и Эрих Мюзам, из буржуазных семей. Корни анархизма в развитых индустриальных обществах издавна подчёркивались его марксистско-ленинистскими критиками, которые оговаривали анархизм как «феномен (мелкой) буржуазии». Я не думаю, что эта критика касается сути анархизма (иначе я не стал бы выступать за это движение), но она касается болезненного момента, нуждающегося в само-критичном анализе.

Continue reading →

by olladij

Критика денег и антисемитизм

Эрнст Лохофф (1998)

[Эрнст Лохофф — публицист, живёт в Нюрнберге. Один из издателей журнала «Krisis».]

1.

К началу 20-го века люди были едины в ожидании, что прогресс и разум будут определяющими в грядущей секулярности. Формирование современного товарного общества понималось как процесс постепенной демифологизации и безостаточной рационализации всех отношений. Социалистическая оппозиция хотя и провозглашала, что лишь освобождение из-под капиталистической власти даст возможность полностью развернуться рьяно празднуемому ею потенциалу рациональности. Культурно-консервативные голоса, в свою очередь, скорбили по всему тому, что исчезало в их глазах с «расколдовавынием мира». Оба течения, тем самым, ни в коем случае не сомневались в прогрессистско-оптимистическом видении, а всего лишь варьировали его.

Истинный ход истории жестоко опроверг это предположение. Столетие целевой рациональности и технологической возможности оказалось столетием высвободившейся иррациональности, массового помешательства и до сих пор невиданных разрушения и бесчеловечности.

На вопрос, почему оптимистические предсказания дедов не сбылись, внуки и правнуки, если они вообще считают царящее безумие проблемой, дают прежде всего, один ответ: молниеносная рационализация и взрывоподобный прирост технических и социальных средств не сопровождалось соответствующей рационализацией общественных целей. Человечество, поэтому, похоже на ватагу пятилетних, которые со дня на день начинают использовать для своих гонок не трёх-колёсные велосипеды, а гоночные автомобили, а для ковбойских игр — не палки, а автоматическое оружие и атомные боеголовки.

Как бы правильно ни было говорить вместе с Гюнтером Андерсом об «асинхронности человека с его производственным миром» и выявлять различия между царящей повсеместно рациональностью целей и отсутствующей рациональностью смысла, столь же неверным было бы, однако, буквально понимать расхождение «делания и представления» и «знания и совести» как отставание последнего. За иррациональностью современности ни в коем случае не стоит на заднем фоне продолжающаяся жизнь каких-либо пещерных инстинктов и упорства биологического субстрата. Сколь часто модерн оказывался убийственным, в деле участвовали каждый раз истинно современные представления, позиции и идеологии. Проблема не в том, что универсальный процесс рационализации обошёл стороной сферу смысла и цели и остался неполноценным; более того, процесс рационализации сам обладает тёмной, иррациональной стороной. Где современность затапливается, якобы, «архаичными» элементами, речь идёт каждый раз о чём-то вроде вторичной, созданной самой собой «постоянной архаичности». (По этой причине, кстати, я считаю и термин «варварство» малополезным, даже эвфемизмом. В вопросах жажды убийства и ярости разрушения настоящие варвары были в сравнении с западной цивилизацией просто маленькими мальчиками).

Этот приговор относится и к главе в истории современного товарного общества, которая менее всего хочет приспосабливаться к самомнению апологетов западного рыночного общества и демократии: к национал-социалистическому уничтожению евреев. Холкост не только потому вписывается в историю становления товарного общества, что он был создан при помощи современных средств; и «антисемитское объяснение мира» следует понимать как специфический продукт современности. (На том, что современный антисемитизм как по сути, так и терминологически строго отличается от традиционной ненависти к евреям, настаивала ещё Ханна Арендт в своей книге «Элементы и истоки тотальной власти»). Более того, антисемитическое безумие указывает непосредственно на иррациональность самой фундаментальной формы общества, а тем самым — и на тёмный центр современного общества товара.

Continue reading →

by olladij

Джейсон МакКуин: Пост-левая анархия

[Думал было выдать чего-нибудь такого свеженького, живого, интересного. И взгляд liberadio пал на опус автора такой модной у леваков, но унылой товарообразной утопии как Parecon – Майкла Альберта: Anarchism?!  На поверку же интеерсных и актуальных мыслей там оказалось мало, и быть бы этому достаточным оправданием, но liberadio напрочь отказывается дискутировать или даже полемизировать в терминах “good anarchism / bad anarchism”. Короче, Парекон он и есть Парекон, ничего тут уже, видимо, не поделаешь. Однако! Положение наше хотя и безнадёжное, но не столь серьёзное. Посему внемлите! Upd: Вывалю ещё раз текстом. Ссылка на файл в коцне. – liberadio]

 

Пролог к после-лeвой анархии

Прошло уже почти полтора десятилетия со времени падения Берлинской стены. Семь лет с тех пор, как Боб Блэк прислал мне манускрипт своей книги «Anarchy after Leftism», опубликованной в 1997-м году. Более четырёх лет с тех пор, как я попросил (издателей) Anarchy Magazine поучаствовать в дискуссии о «пост-левой анархии», которая была полностью опубликована в зимнем выпуске журнала (№48). А также один год с тех пор, как я написал и издал «Post-Left Anarchy: Rejecting the Reification of Revolt», увидевшую свет зимой 2002 — 2003 в 54-м номере журнала Anarchy: A Journal of Desire Armed.

Можно по праву спросить, что было достигнуто введением термина и началом дебатов в анархистских и, более того, радикальных кругах, кроме создания новой темы для споров в анархистской и левацкой прессе, на интернет-страницах и в email-рассылках? В ответ я бы сказал, что реакция продолжает расти, а обещание пост-левой анархии заключается в том, что окажется всё более светлеющим будущим.

Одной из самых сложных проблем современного анархизма была постоянная фиксированность на попытках возрождения борьбы прошлого, как будто с 1919-го, 1936-го или, лучше, 1968-го годов ничего значимого не произошло. Отчасти — это последствие долго царившего среди большинства анархистов анти-интеллектуализма. Отчасти — это результат исторического заката анархизма в виду победы большевистского государственного коммунизма и (само-) поражения Испанской революции. И отчасти это потому, что подавляющее большинство самых влиятельных анархистских теоретиков, таких как Годвин, Штирнер, Прудон, Бакунин, Кропоткин и Малатеста, жили в 19-м и начале в 20-го столетия. Пробел в развитии анархистской теории со времени возрождения движения в 1960-х годах может быть сегодня заполнен любой новой и адекватной формулировкой теории и практики, которая окажется достаточно сильной, чтобы положить конец застою и связать творчество большинства современных анархистов так же, как это делали формулировки Бакунина или Кропоткина в 19-м веке.

Начиная с 1960-х годов, вначале ничтожно малое, но с того времени постоянно растущее, анархистское движение подвергалось влиянию Движения за гражданские права, Пола Гудмэнна, SDS (движения Студентов за Демократическое Общество), йиппи, движения против войны во Вьетнаме, Фреда Вудворта, марксистских Новых Левых, Ситуационистского Интернационала, Сэма Долгоффа и Мюррея Букчина, движений вокруг одной темы (анти-расистского, феминистского, анти-атомного, анти-империалистического, экологического, за права животных и т.п.), Ноама Чомского, Фредди Перлмана, Джорджа Брэдфорда / Дэвида Уотсона, Боба Блэка, Хаким Бея, Earth First! и глубинной экологии, нео-язычества и нью эйдж, движения против глобализации и многих других. Но всё же все эти различные влияния на протяжении последних сорока лет, как анархистские, так и не-анархистские, не смогли сделать значимым какой-либо вдохновляющий синтез критической и практической теории. Некоторые анархисты, в особенности Мюррей Букчин и Love and Rage Project, пытались сплавить чрезвычайно разнообразное и идиосинкразическое анархистское движение в совершенно новое движение с общей теорией и потерпели в этом крах. Я бы сказал, что в нашей актуальной ситуации этот проект обречён на поражение, неважно, кто пытается это сделать.

Альтернатива, за которую выступает пост-левый анархистский синтез, всё ещё создаётся. На неё не может претендовать ни какой теоретик или активист, потому что это проект, витавший в воздухе задолго до того, как он начал становится конкретным комплексом предложений, текстов и интервенций. Те, кто пытался развить синтез, находились, с одной стороны, под влиянием классического анархистского движения до Испанской революции, и нескольких наиболее многообещающих интервенций, развитых с 60-х годов. Самые важные теории включают в себя критику повседневной жизни и критику Спектакля, критику идеологии и морали, промышленной технологии, труда и цивилизации. Способы интервенции фокусируются на конкретном применении прямого действия во всех аспектах жизни. Вместо того, чтобы стремиться к созданию институциональных или бюрократических структур, эти вмешательства нацелены на максимальную критическую эффективность с минимальным компромиссом в постоянно изменяющихся сетях действия. Continue reading →