All you can eat – liberadio

(и ещё одна старая, но актуальная тележка)

Ян Гербер, немецкий левый еженедельник Jungle World

Веганские защитники прав животных представляют собой желение объявить природу в образе животного как контр-проект к испорченной и декадентской цивилизации. Вместо людей они хотят освобождать живтоных.

Несомненно: отношения между человеком и природой устроены как угодно, но не разумно. Ответсвенны за это, однако, ни аппетит противных мясоедов, ни мороженщик на углу улицы, ни дива в мехах. Соответсвенно, отношения не улучшатся и тогда, когда леворадикальные коммунальные квартиры держат свои холодильники свободными от колбасы, учителя начальной школы собирают подписи за вегатерианское школьное питание или Памела Андерсон снова фотографируется под лозунгом «Лучше голышом, чем в мехах». Так же как и тоска по жизни в лесах, которая, вероятно, скрывается за деятельностью некоторых групп защитников животных, сегодняшние тоношения между человеком и природой являются результатом диалектики процесса цивилизации. Веганские друзья животных могли бы это знать, если бы не цитировали постоянно из трудов Адорно и Хоркхаймера три стандартных места, а прочитали бы соответсвующие книги. Нельзя понять Критическую Теорию, если из неё выдёргивать лишь отдельные куски текста ради обоснования веганизма.

Профанация мира, которая стояла в центре программы Просвещения, происходила параллельно с его повторным околдовыванием. Общественные отношения стали вещественно застывшими природными отношениями, второй природой. В этом процессе освобождения от первой природы человек разделил судьбу остального мира. Общество, по Хоркхаймеру и Адорно, «продолжает угрожающую природу как длительное, организованное принуждение, которое, воспроизводясь в индивидах как последовательное самосохранение, снова обрушивается на природу как общественное владычество над природой».
Чем более общественные отношения принуждения становились похожи на архаичную борьбу всех против всех, тем сильнее отсковали люди по оригиналу. Вопреки ожиданиям Маркса, они не сделали не недостигнутый идеал буржуазного общества, обещание счастья Просвещения, масштабом реальности. Вместо этого они проклинали либо то в статусе кво, что наиболее приближалось к идеалу: индивидуальность, искусственность, роскошь буржуазии либо мировой рынок, в котором уже содержалась идея безгосударственного мирового общества. Либо они мечтали о дурной реальности позавчерашнего дня – о стае, семействе, племени, крови и почве.Самое позднее, с «Обратно к природе» Руссо буржуазное обществo периодически кокетничает с мыслью о том, чтобы обменять достижения цивилизации на состояние, чьё преодоление оно при иных обстоятелсьствах охотно гордо пишет на своих знамёнах. Аналогично расщеплению человека на природное и общественное существо сочетаются страх перед слепым падением в природное с тоской по природе. В том размере, в котором общество теряет возможность воспроизводить свою идеологическую основу существования, т.е. веру в то, что каждый/ая при достаточном усердии и умении может быть кузнецом своего счастья, эта двойственность, кажется, разрешается в пользу тоски по доцивилизационныму состоянию.

Животное выступает при этом в роли модели человеческих желаний и томлений. Ещё во времена Просвещения его непонимание, ограниченность лишь жизненным и неспособность к саморефлексии обосновывали презрение к нему. В ходе подчинение человека второй природе образ животного в человеческой мифологии постепенно изменялся. В Гермении помимо «Сердца для детей» ужё в 19-ом веке было открыто и «Сердце для животных». (Немецкий композитор судбы, Рихард Вагнер, был не только предшестсвенником националистского движения, но и пионером в области защиты животных). Народная молва окрестила скот в известной поговорке «лучшим человеком». А «выпускать свинью» стало синонимом безудержного празднования. Всё то, что раньше оправдывало презрение к животному, теперь служило восхищению.

Веганская тусовка защитников животных является при этом лишь рупором всеобщего стремления бороться во имя воплощённой в животном природы против испорченного и декадентского общества: так, панды, гориллы и ко населяют не только вечернее телевидение. Едва ли есть успешная бой-группа, которая обходится без стандартного образа Чувствительного, который не ест мяса, выступает за спасение китов ив интерьвью периодически говорит о болезнях цивилизации, потреблении и «переработке животных».

Первой жертвой этой агитации за простую и правильную жизнь в «чистой природе» становится идея Человека. В самом деле, лишь с началом отделения человека от природы, семейства, крови и почвы можно говорит о человечестве в эмпатическом, а не только в биологическом смысле. Только с освобождением из чистейшего подчинения природе возниколо желание, которое выходило за рамки простых потребностей физического воспроизведения.

Когда защитники животных сравнивают коровники с концентрационными лагерями, представляют себя наследниками освободителями рабов 19-ого столетия или видят в борьбе за эмансипацию женщины пример для своей деятельности, в этом проявляется не только, как иногда критически подмечается, желание уравнять человека с животным. Более того, различие между человеком и природой разрешаентся в пользу природы. Очень просто: т.к. животное не может подняться до человека, человек должен опуститься до животного. С этим растворением человека в природе одновременно симулируется status quo ante, люди сокращаются до простой животности, до сна, питья, еды и секса для размножения.

Чтобы сделать связь между любовью к животным и ненавистью к людям ещё более ясной, вовсе не надо указывать на вегетарианское питание Гитлера, его любовь к овчарке Блонди или футболки «Go Vegan», с которыми так часто в последнее время можно видеть немецких неонацистов. Взгляд на исторический контекст, когда левые, которые здесь действительно выступили как авангард, помогли всеобщей любви к маленьким морским котикам, диким свиньям и варанам стать мейнстримом: ещё в 1968-ом году SDS, один из генераторов студенческих восстаний, на одном из плакатов заявлял: «Все говорят о погоде. А мы нет». Вместо погоды, т.е. вместо солнца, дождя, поля, леса и поляны, более умные студент(к)и говорили о национал-социализме, о войне во Вьетнаме, об эксплуатации и угнетении. Десять лет спустя, когда мировой рынок после нефтяного кризиса выплёвывал ненужных в неизвестных ранее масштабах, об этом почти никто не хотел слышать. Остатки протестного движения обменяли свои кожаные куртки на пончо, перешли на хлопья, строили туннели для лягушек и спасали китов. Просвещение больще не должно было быть воплощённым с учётом его актуальных моментов. Не люди должны были быть освобождены из жёсткой хватки условий, а животные из их клеток, даже природа – от человеческой цивилизации.

Общество воздержания, которое уже содержится в этой борьбе за «чистую природу», уже сегодня отчасти предвосхищается веганским движением защиты животных. Край, где текут молоко и мёд, которое на протяжение столетий является метафорой лучшей жизни, для веганский защитников животных является адом. Так, не только веганское питание, замена сыра, молока и мёда пресными соевыми продуктами, напоминает о самоистязании и воздержании. В различных интернет-советчиках по последовательной веганской жизни клиентам даже иногда советуют ради окружающей среды и животных отказаться от автомобилей, общественного транспотра и далёких поездок в отпуск. Как бы то ни было, на странице veganwiki.de можно было прочесть, что автомобили, автобусы и самолёты убивают не только насекомых, но и содержат животные жиры в смазке.

Столько аскезы и угнетения инстинктов, это известно со времён Зигмунда Фрейда и Эриха Фромма, требуют вентиля. Возможно, картинки разделанных животных, к которым защитник животных испытывает подобную одержимую привязанность, как католический священник к порнографии, служат для компенсации этих воздержаний. Равно как грязный журнальчик явялется единственной роскошью, которую позволяет себе слуга Господа во время своего марша к небесным вратам, кровавые фотографии и видео с боен, без которых не обходится ни один веганский журнал, веганская кампания или соли-вечеринка, кажутся единственной роскошью, которую позволяет себе защитник животных, прежде чем он конкретно очистит землю.

Посему есть хорошие причины, с осторожностью относиться к озабоченным фигурам, периодически раздающим глянцевые брощюры с фотографиями предприятий по сжиганию животных или зарезанных коров в центре города. В классических детективах убийцей нередко оказывается медсестра, которой надоело применять свои знания о ядах и сверхдозах однобоко. Кто хоть однажды отважился жарить на левацком летнем лагере стейки или сосиски, знает, что защитники животных обходятся с так называемыми пожирателями падали не особенно бережно. Как минимум некоторые из них, кажется, не могут дождаться, тоже наконец-то применить свои впечатляющие знания о вариациях забоя, видах убийства и методах освежевания. Но, разумеется, не на животных.