Клаус Петер Ортлиб
Дикари Кубы считали золото фетишем испанцев. Они устроили ему праздник, пели ему песни, а затем выбросили его в море.
Карл Маркс, 1842
Под заголовком «Bits and Barbarism» часто упоминавшийся здесь (в журнале Konkret — прим.перев.) Пол Кругман рассказывает в New York Times за 22-ое декабря прошлого года притчу о трёх способах создания денег, два из которых представляют собой монетарную регрессию, виной которой странное решение множества людей обратить прогресс, свершившийся за столетия, вспять.
В виде примера для первого способа создания денег Крагмэн называет золотые копи Поргера в Папуа-Новой Гвинее — на данный момент один из ведущих поставщиков золота с ужасным именем: как из-за нарушений прав человека, так и из-за производимых копями разрушений окружающей среды. Но т.к. цена золота, несмотря на её падение со времени последнего пика, всё ещё в три раза выше, чем десять лет назад, его нужно добывать.
Парадигматическим местом для второго, куда более странного способа создания денег, Кругман называет «биткойн-копи» в Рейкьянесбэр, Исландия. Биткойн — это цифровая валюта. Почему она обладает стоимостью, сказать трудно, но, для начала, она основывается на том, что люди готовы её покупать, т.к. считают, что и другие люди готовы на это точно так же. Речь идёт, якобы, о виртуальном золоте: биткойны можно добывать, т.е. создавать новые, когда решаются очень сложные математические расчёты, что, кстати, делает необходимыми высокую расчётную способность компьютеров и требует высоких затрат на электроэнергию. Ну и поскольку в Исландии электричество дешёвое и достаточно холодного воздуха для охлаждения разогревшихся компьютеров, она является идеальным местом для добычи биткойнов.
Этим двум, по его мнению регрессивным способам создания денег, Кругман противопоставляет разумный третий, якобы, гипотетический, заключающийся в совете Кейнса от 1936-го года, мол, правительства должны тратить во время кризиса деньги, которых у них вовсе и нет. Тогда, как и сегодня, против этого совета существовало много предубеждений, поэтому Кейнс в виде альтернативы посоветовал правительству закапывать деньги в бутылках и снова раскапывать при помощи частных инвесторов. Экономика способна подняться и за счёт совершенно абсурдных государственных инвестиций. И, в конце концов, добыча золота не так уж далека от такого бессмысленного занятия: в одной местности золото добывается из земли, чтобы в другом месте закопать его снова в виде золотого запаса центральных банков. Золотой стандарт, по словам Кейнса, является «варварским реликтом». И — снова Кругман — биткойн увеличивает эту бессмыслицу ещё более тем, что растрачиваются ресурсы для создания «виртуального золота», состоящего не из чего иного, как из цепочек электронных знаков.
Очевидно, не только неоклассические экономисты, но и кейнсиане вроде Кругмана испытывают затруднения с тем, что субъекты экономики ведут себя иначе, чем предполагалось в соответствующей теории. По крайней мере, Кругман видит это несоответствие, но может объяснить его лишь склонностью множества людей к регрессии и иррационализму. Без объяснения остаётся лишь, откуда эта склонность берётся.
При внешнем рассмотрении, т.е. с чисто материальной точки зрения, бросается в глаза, что все дебаты ведутся под знаком бессмысленности. Упоминаемое тут «варварство» обуславливается общественными условиями, которые требуют от людей бессмысленных или даже вредных для общества в целом действий для того, чтобы они могли пережить ближайшие несколько дней или недель. При этом речь идёт, как известно, о наименьшем зле актуального способа производства, который, разумеется, не ограничивается созданием денег, но пронизывает все трудовые отношения упаднического капитализма: от (следующей кейнсианским советам) премии за отказ от старого автомобиля до предупреждающей раздачи антибиотиков в массовом животноводстве и до опустошения целых областей ради последней капли нефти, дабы назвать лишь несколько более-менее безобидных примеров.
И варварским в золоте является не метал, а то, что он становится фетишем, который, однако, не был бы возможным без лежащего в его основе товарного и денежного фетишизма, как это показывают «кубинские дикари», о которых рассказывает Маркс: без денег как общественного отношения с золотом можно обходиться куда более вольно.
Добыча биткойнов, наконец, в этом контексте хотя и столь же бессмысленна, но относительно безобидна — это фарс, который, согласно высказываю Маркса, повторяется в истории, в данном случае — это история золотого фетишизма.
Биткойны можно создавать из ничего, как деньги для безналичного расчёта. Что бы всё-таки симулировать некую ценность, на них навешивается золотой костюм. Как и в случае с золотом, нужно затратить некоторое количество труда и потратить ресурсы, прежде чем появятся биткойны. Но это лишь иллюзия, ибо эти затраты совершенно ненужны, биткойны можно создавать и без них. Иначе с золотом, т.к. труд (включая и связанные с ним эксплуатацию и разрушение окружающей среды) действительно необходим, чтобы добыть его из земли.
В конечном итоге, биткойны — это фальшивые деньги, которые даже не утруждаются тем, чтобы выглядеть как «настоящие». Если они действительно сделают карьеру, если они без проблем смогут превращаться в доллары или евро, то и с выпускаемыми банками деньгами тоже не всё в порядке. В самом же деле, дигитальная валюта лишь обостряет тенденции последних десятилетий. С окончания Бреттон-Вудской системы, а тем самым с прекращением золотого обеспечения доллара в 1972-м году, деньги центральных банков всё меньше соотносятся с реальным богатством. За последние тридцать лет, например, глобальное количество денег и вкладов возросло в 20 раз, разумеется, без обеспечения соответствующими реальными ценностями. Речь идёт о последствиях финансируемой кредитами, ставшей возможной благодаря неолиберальному дерегулированию финансовых рынков конъюнктурной программы, которой поддерживается реальная экономика последние сорок лет — как раз по задумке Кейнса, только на место правительств заступили частные инвесторы, а самовоспроизводящегося экономического бума на горизонте так и не видно.
Гигантские, кружащиеся в финансовом небе и ищущие возможности вложения денежные массы, приводят на всех рынках, к которым они обращаются, к инфляции, как, например, на рынках акций, недвижимости и сырья. Пример: индекс Доу-Джонса, мерило оценки американских акционерных обществ биржей, поднялся с 1982-го по 2000-й без учёта инфляции на семь пунктов, и это в то время, когда американская реальная экономика переживала стагнацию. Владельцам акций такая asset inflation вполне выгодна, т.к. они могут снова продать свои акции. То, что семикратному богатству соответствует всё та же ценность предприятий, не играет никакой роли.
Биткойну было не суждено создать крупный пузырь за первые 11 месяцев 2013-года тем, что его обменный курс поднялся относительно доллара на 93,5 пунктов, не представляя ни малейшей реальной ценности. Ироничным образом, в идеологических обоснованиях дигитальной валюты речь часто ведётся о потере доверия к финансовым рынкам и центральным банкам, которым поэтому противопоставляется «серьёзная» валюта, которой нельзя манипулировать. Но за спиной актёров инструмент негаданно становится ещё одним объектом спекуляции. По крайней мере, некоторые из них на этом богатеют.
Однако, недоверие к деньгам центральных банков пред лицом недостаточного их обеспечения реальными ценностями вполне обосновано и объясняет бегство к золоту как к средству хранения стоимости. Является ли золото подходящим для этого средством — вопрос остаётся открытым, ведь и тут возник пузырь, который, как и все пузыри, может лопнуть.
Продуктивно, в капиталистическом смысле, деньги вложены лишь там, где посредством эксплуатации труда создаётся прибавочная стоимость. Очевидно, что такой возможности вложения для существующих денег в необходимом размере нет, так что всё больше денег увеличивается лишь фиктивно — или же, как с драгоценными металлами, они просто накапливаются. И даже если кейнсиане не могут или не хотят этого себе представить, эта тенденция указывает лишь на то, что деньги за последние сорок лет с конца системы Бреттона-Вудса устарели как общественное отношение.