Матиас Кюнцель
[Mы предлагаем вашему вниманию такую вот позицию по терактам в Париже. В ней много странного: ни слова о том, что именно с так называемого Запада многих людей тянет в ИГ (а уж адорнит Кюнцель мог бы задаться вопросом почему именно его хвалёное «Просвещение» обращается в свою противоположность — именно поэтому дихотомии «иранское варварство — Запад» быть не может ); ни слова о том, почему вдруг «Запад» должен образумиться; ни слова и о прочих джихадистах, о Боко Харам или отрядах аш-Шабаб. В Париже бойню устроили не они, ну и любителя «свободного мира» Кюнцеля они, видимо, не интересуют. И тем не менее: Иран, наш друг и помощник в борьбе с глобальным и локальным терроризмом — это дикий ад. Вот давеча кто-то на фейсбуке предлагал обращаться с ИГ как с нормальным государством и таким образом его «цивилизовать», пригласить в ООН, там, в ОПЕК, чай, кофе, потанцуем… И мы получим на выходе Иран. Тут Кюнцель прав. – liberadio]
В позапрошлую пятницу в Париже произошёл жуткий теракт, совершён он был исламистами, которые насмешливо дали нам понять: “Вы любите жизнь, мы – любим смерть”.
На сегодняшний день это – самая жестокая исламистская бойня на европейской земле. Она была направлена против всех, кто собирался насладиться жизнью в пятничный вечер, против любителей и любительниц музыки, футбольных болельщиц и болельщиков, против посетителей и посетительниц баров и ресторанов.
За кажущейся бессмысленностью скрывается отчётливая концепция, которую Айман аль Завахири, шеф аль-Каиды, описывал следующим образом: “Слепой террор несёт врагу наибольший ужас при относительно небольших потерях для исламистского движения”. Лучше всего, де, теракты, в которых погибает как можно больше гражданских: “Это распространяет среди народов Запада наибольший страх. Это язык, который они понимают”.
И в самом деле. Две недели спустя после бойни страх и шок правят повседневной жизнью, а страх заразителен. В стране свободы царит чрезвычайное положение, демонстрации запрещены, атмосфера запуганности. Победили ли террористы?
Незадолго до 13-го ноября уже было совершено одно покушение на французскую savoir vivre – и хотя это было только выходкой, но весомой в символическом смысле. После 14-го ноября иранский президент Хасан Рохани собирался посетить Французскую республику и её президента. Именно Рохани, и как раз Францию! После бойни в Париже он отменил запланированный государственный визит. Ещё во время подготовки встречи произошёл протокольный конфликт: Рохани к недоумению принимающей стороны заявил, что он не будет участвовать в каких-либо торжественных банкетах, на которых будет выпит хоть один бокал вина.
Неслыханное требование Рохани напоминает цель террористов: они хотели превратить Париж во второй Тегеран. В этом городе a priori запрещены все приятные вещи в жизни, которые люди намеревались пережить в тот пятничный вечер, и на которые исламисты отреагировали кровавой бойней: женщинам нельзя посещать стадион, когда играют мужские команды, музыкальные мероприятия с зажигательными ритмами строжайше запрещены, неженатые пары отправляются с улицы в тюрьму, открытых ночных заведений и баров нет. За бокал вина в Тегеране положено 80 ударов плетью и тюрьма; после третьего раза грозит казнь. Об этих казнях мы едва узнаём хоть что-либо, т.к. Тегеран, в отличие от Исламского государства (ИГ), не документирует их и не выставляет на youtube.
Рохани заявил, что он всё же планирует посетить Францию. Но что это означает, когда именно там, после парижской бойни, принимают президента важнейшей исламской страны?
Правильно ли это, объявлять Исламское государство главным врагом, а Тегеран считать частью решения проблемы и искслючать тем самым Израиль из коалиции против исламизма?
Исламское госудасртво в контексте
Понятно, что в Европе испытывают страх перед Исламским государством, а не перед Ираном. Триумфирующая самоуверенность, с которой ИГ представляет свои жестокости, шокирует.
Вот десятилетняя террористка, убивающая вместе с собой ещё 19 человек; вот учебный класс для детей от восьми лет, которые учатся на живом материале, как перерезать людям горло; вот публичная казнь 13 молодых людей, которых застукали, когда они смотрели по телевизору футбол; вот гомосексуалист, которого сбрасывают с самого высокого в городе здания и в завершение побивают камнями, ибо так повелел некий халиф в 7-м веке; вот официальная инструкция ИГ об изнасиловании пленных женщин, которые согласно Корану считаются рабынями, которых можно дарить или продавать.
Применять к этому аду понятие “исламо-фашизма” пред лицом этого первобытного варварства, в особенности в отношении женщин, кажется почти что эвфемизмом.
В случае с ИГ мы имеем дело с движением, которое, на первый взгляд, не вписывается в категории нашего политического мышления. На первый взгляд – значит: пока мы игнорируем идеологию, лежащую в основе этого движения. При рассмотрении её идеологии мы видим, что ИГ лишь незначительно отличается от прочих исламистских сил, таких как Иран, Хизболла или Хамас.
Главная книга, на основании которой строится общая для всех этих сил идеология, это Коран. Не всякий мусульманин, ссылающийся на Коран, является исламистом. Но всякий исламист ссылается на Коран.
Разумеется, большинство мусульман дистанцируются от той интерпретации, которой придерживаются Исламское государство или исламисты в Тегеране и Газе. И тем не менее, мы обманываем сами себя, если мы утверждаем, что люди, понимающие некоторые пассажи Корана дословно, его не понимают или узурпируют в своих целях. Ибо нет никакой инстанции, которая решала бы, например, следует ли понимать высказывание “наносите им (неверным) удар мечом по шее” (сура 47, стих 4) буквально или метафорически.
Четыре общих черты характерны для толкования Корана в глобальном исламистском движении – от Мусульманского братства до ИГ и аль-Каиды, Хизболлы и Ирана.
Во-первых, все они признают “единоличное право Аллаха принимать решения и законы”, как это значится во втором параграфе иранской конституции. Не созданные людьми законы должны регулировать их совместную жизнь, а исключительно слово Аллаха, как оно навсегда запечатлено в Коране и сунне. Мы считаемся “заносчивым миром”, т.к. мы настолько самонадеянны, что сами создаём свои законы вместо того, чтобы подчиниться воле Аллаха.
Во-вторых, для всех верен принцип джихада. Исламисты не являются пуристами, не особенно интересующимися внешним миром, пока он позволяет жить им согласно их сектантским религиозным принципам. Напротив, они стремятся активно бороться с неверными и рано или поздно подчинить весь мир законам шариата. Это глобальное притязание выражается как гербом Братьев-мусульман – зелёным кругом, так и гербом Ирана – стилизованной под глобус каллиграфией слова “Аллах”. Эта цель выражается ещё и тем, что интернет-страница предводителя Иранской революции публикуется на 14 языках.
В-третьих, этот джихад мотивируется антисемитизмом. Равно как борьба против евреев в ранне-средневековой Медине была предпосылкой возникновения ислама, антисемитизм был движущим моментом, помогшим исламизму как современному движению получить массовое распространение. Основателями исламизма была основанная в 1928-м году организация Братьев-мусульман. Из-за своего антисемитизма они получали от нацистов больше финансовой помощи, чем другие антибритански настроенные группы в Египте. Почему разрозненные кадры ИГ в Европе выбрали именно известный как еврейский парижский концертный зал Батаклан, еврейский музей в Брюсселе, кошерный супермаркет в Париже или синагогу в Копенгагене в качестве сцены для своих убийств? Потому что они, точно так же как хуси в Йемене или отряды пасдаран в Тегеране, понимали себя как солдаты в антисемитской войне. Антисемитская война отличается от конвенциональной тем, что ставит своей целью не завоевание территорий или перемены в политике, но уничтожение.
Четвёртой отличительной чертой исламизма является привитая его кадрам готовность к смерти. Я процитирую в виде примера 64-й стих 29-й суры Корана: “И эта земная жизнь – только забава и игра (которой забавляются души и тела) (и она преходяща). И поистине, Обитель Вечности – она (и есть) (настоящая) жизнь, если бы они только знали (это)!” Мусульманские братья так трактуют эту мысль: “Мы стремимся к Богу, пророк – наш предводитель, Коран – наша конституция, а джихад – наш путь к Богу, погибнуть за Бога – наша высшая цель”. Хомейни, изобретя религиозно мотивированный слепой террор, сделал лозунг “Вы любите жизнь, мы любим смерть” торговой маркой исламизма, в то время как ИГ отправляет своих террористов на смерть батальонами.
Неадекватные ответы Запада
Если мы представим себе эти общие программные пункты, равно приемлемые для ИГ и для Ирана, для Хизболлы и Братьев-мусульман, то мы увидим, что шиитские и суннитские исламисты ведут общую глобальную войну — войну, черпающую свою энергию из Корана и его обещаний рая, войну, с которой мировому сообществу придётся считаться как со стратегическим вызовом и отнестись к неё серьёзно. Но этого как раз не происходит.
Одни используют страх перед Исламским государством как предлог недля того, чтобы бороться с исламизмом, а для достижения других целей: Эрдоган говорит “ИГ”, но имеет ввиду РПК; Путин говорит “ИГ” и подразумевает поддержку Асада; Тегеран говорит “ИГ” и имеет ввиду создание зон влияния в Ираке.
Другие, среди них и немецкое правительство, зашли так далеко, что советуют партнёрство с Ираном в борьбе с ИГ. Но тем самым они запускают козла в огород. Это сектантская политика подстёгиваемых Тегераном шиитов в Сирии и Ираке создала благоприятные условия для возникновения Исламского государства. Пока шиитские отряды в Ираке действуют независимо от иракского правительства, но в тесном контакте с Тегераном режут иракских суннитов, последним не остаётся почти ничего, кроме как искать защиты у Исламского государства.
Кроме того, Иран периодически тайно поддерживал и суннитских джихадистов, ведь сектантская война и хаос оказались весьма полезными для развития влияния шиитских отрядов. Иран ведёт двойную игру – как в роли поджигателя, так и в роли пожарного. Так, Иран уже на протяжении десятилетий принадлежит к числу тихо поддерживающих аль-Каиду и Талибан; на протяжении нескольких лет восхождение ИГ тактически поддерживалось Асадом и Ираном, как 14-го ноября подтвердил американский министр иностранных дел Джон Керри: “Assad cut his own deal with Daesh. They sell oil. He buys oil. They are symbiotic, not real enemies in this. And he has not, when he had a chance over four years, mounted his attacks against Daesh.«
Кто сегодня ставит на иранскую карту, чтобы бороться с ИГ, повторяет тем самым ту же ошибку, которую в 80-е годы совершили США, когда они для борьбы с Советами в Афганистане с 1979-го по 1989-й годы положились на джихадистов, не поинтересовавшись их долгосрочными планами. Последствия этого известны.
Сунниты против шиитов?
Но я сомневаюсь и в тезисе о, якобы, борьбе между суннитами и шиитами за господство в регионе. Этот тезис очень прост и популярен отчасти потому, что содержит частичку правды.
Верно то, что битва за Кербелу в 680-м году определила раскол между шиитами и суннитами, верно и то, что ваххабиты – т.е. радикальные сунниты – на протяжении веков считали шиитов “неверными” и “политеистами” и зачастую преследовали их ещё более строго, чем христиан и евреев. Они считают шиитское поклонение имаму многобожием.
Тем не менее, периодически были и фазы взаимопонимания. Так, сунниты поддержали Иранскую революцию 1979-го года. Но когда Хафиз аль-Асад, отец сегодняшнего сирийского президента Башара аль-Асада, принадлежавший к шиитской секте алавитов, приказал в 1982-м году уничтожить 20000 Братьев-мусульман в сирийском городе Хама, антишиитские настроения получили новый импульс. Самоуверенное восхождение шиитского Ирана усилило эти настроения. В 2005-м году бывший шеф аль-Каиды в Ираке, Абу Мусаб аль-Завахири, начал тотальную войну против шиитов в Ираке, что в последствии привело к разрыву с суннитской аль-Каидой и основанию Исламского государства.
Хотя конфликт между суннитами и шиитами, бесспорно, имеет место, тезис о великой разборке, которая представляется новой версией Тридцатилетней войны, неверен.
Во-первых, он игнорирует большинство не-исламистских шиитов и суннитов. Выглядит это так, будто финансируемые Тегераном отряды убийц в Ираке представляют население Ирана или всех шиитов мира. Но это столь же глупо, как и утверждение, что все сунниты симпатизируют с Исламским государством. Так, высшая религиозная инстанция шиитов, живущий в Иране великий аятолла Али аль-Систани, проповедует разделение религии и политики. С 1979-го года аль-Систани решительно отвергает исламизм Хомейни. Различия между исламистами и не-исламитсами у суннитов и шиитов значительно больше, чем различия между радикалами обоих течений, которые по духу являются братьями. Так, Тегераном поддерживаются суннитские и шиитские исламисты, пока они помогают держать в узде умеренные силы в обеих группах.
Во-вторых, исламистские сунниты и шииты демонстративно работают вместе, когда речь заходит об Израиле или Западе. Братья-мусульмане так же поддержали Хизболлу в борьбе против Израиля, как и Тегеран периодически поддерживает суннитские аль-Каиду и Хамас.
В-третьих, тезис о борьбе за власть между Саудовской Аравией и Ираном хотя и является удобным, но всё же неверен. Ибо в отношениях между этими двумя странами существует одна преимущественно нападающая сторона и одна сторона, преимущественно подвергающаяся нападкам. Разумеется, речь не идёт о том, чтобы защищать Саудов. Террор их правительства нужно критиковать так же, как и террор Тегерана. Попытка распространить по миру доктрины ваххабизма и исламского антисемитизма является значительной частью проблемы.
И тем не менее, Рияд играет в регионе совсем иную роль, чем Тегеран: Саудовская Аравия является силой статуса кво без особенных экспансионистских, территориальных амбиций, в то время как революционный Иран со всей очевидностью пытается опрокинуть статус кво своей экспансионистской политикой. “Политическая подрывная деятельность Тегерана возросла за последние два года, как единогласно подтверждают наблюдатели в Манаме”, как, например, отмечает корреспондент Франкфуртской общей газеты (FAZ) из Манамы, столицы Бахрейна. “Хранители революции используют в регионе свои привычные инструменты”, говорит один дипломат, уже много лет наблюдающий на месте за деятельностью Ирана. ‘Спецподразделения, контрабанда оружия, эмиссары, возмутители спокойствия’. Многие арабские представители во время диалога в Манаме высказывали озабоченность тем, что вместе в окончанием санкций воспрянувший Иран сможет инвестировать ещё больше средств в эти инструменты”.
Роковая развилка
В самом деле, атомное соглашение пяти и одной стран с Ираном усилил озабоченность в суннитском лагере, ведь это соглашение обладает стратегическим измерением: Иран признаётся региональной гегемониальной силой, силой, которая должна помочь заполнить вакуум. оставленный постепенным уходом США. Тот факт, что эта концепция основана на иллюзии и выдаёт желаемое за действительное – это более безобидный аспект проблемы. Хуже то. что эта политика скрытно или явно игнорирует интересы безопасности Израиля, либо выдавливает Израиль из региона как нарушителя спокойствия.
Вместо того, чтобы усилить западный блок вместе с Израилем как одним из его центров, силы Запада отдаляются от Израиля и исполняют тем самым давнее требование Ирана. Вместо того. чтобы оценить мировое исламистское движение во всей его ясности. Запад усиливает наиважнейшие рассадники международного терроризма в виде своих, якобы, союзников.
Нищета миллионов людей в регионе – и кризис беженцев документирует лишь незначительную часть этой нищеты – является непосредственным результатом этой переориентации Запада.
Это нерешительность Запада по отношению к Асаду и его иранским друзьям сделала возможным возникновение Исламского государства в Сирии. Запад знал, что Асад уничтожает свой народ, но ему не хотелось связываться с Ираном как с важным союзником этого режима.
Когда сирийский массовый убийца переступил через “красную линию” и убил 1400 сирийских женщин и мужчин при помощи боевых газов летом 2013-го года, немецкое правительство напрочь отказалось от военных мер, даже от учреждения зоны запрета полётов для создания “гуманитарных коридоров”. После того, как британский парламент присоединился к этой пацифистской позиции, президент США, Барак Обама, тоже больше и слышать не хотел о своём согласии на силовую реакцию в ответ на применение боевых газов. Атомная сделка с Ираном, которого старались не злить по сирийскому вопросу, была важнее. Вызванные, среди прочего, и Ираном страдания сотен тысяч сирийцев остались делом побочным.
Второй пример: к началу гражданской войны в Сирии ещё были силы, политически-идеологически ориентировавшиеся на Запад. Они хотели победить Асада и изгнать Иран, его покровителя, из страны. Но США встали поперёк этого плана. Хотя они и были готовы поддержать сирийских повстанцев в борьбе против ИГ, но только при одном условии: чтобы они прекратили борьбу против Асада. Это заискивание перед Ираном вылилось в фиаско американской политики в Сирии.
Так, на создание повстанческого отряда в размере 5000 человек было потрачено 500 миллионов долларов. После годовой подготовки с Сирию было переправлено только 54 из этих бойцов. Почему так мало? Потому что Пентагону не удалось найти достаточно бойцов, которые были готовы отказаться от борьбы против Асада. Эти 54 человека были уничтожены фронтом аль-Нусра, филиалом аль-Каиды в Сирии, ещё до того, как они смогли принять участие в каком-либо бою. *
Почему Запад проигрывает?
Очевидно, что нет ни сознания, ни желания активно защищать ценности европейского Просвещения против наступления религиозного безумия. Вместо этого антиизраилизм и антиамериканизм определяют направление действий.
Пять стран с правом вето в Совете Безопасности ООН и Германия заключили с Ираном сделку. Две из этих шести стран, Россия и Китай, открыто настроены против Америки. Третья страна, на которую всё чаще ориентируются Великобритания и Франция – это Германия. Немецкая внешнеполитическая элита совсем недавно объявила план-стратегию по “обновлению, адаптации и переформированию международного порядка” “важнейшей из всех внешнеполитических задач”. Это переформирование также нацелено на то, чтобы ограничить силу США в пользу многополярного мирового порядка.
Этому внешнеполитическому притязанию благоприятствует политика “самоупразднения” (Джозеф Джоффе), практикуемая президентом Бараком Обамой. Обама всегда игнорировал идеологическую доктрину исламизма. В своих обращениях к мусульманам он, вместо этого, производил впечатление, что это политика США вызвала мусульманский гнев. В этом отношении Обама оказался одним из последних детей 68-го. Но его понимание, что касается исламистов, не является корректным: они ненавидят США не за то, что те делают, но за то, чем они являются: важнейшей либеральной демократией в мире.
Из неверной оценки Обамы вытекает неверная политика. Вместо того, чтобы критиковать нарушения прав человека Ираном, например, похищение американских граждан во время переговоров по атомному соглашению, США предпочитают политику самоуничижения.
Так, в атомной сделке обнаруживается пассаж, запрещающий всем инспекторам Межденародного агентства атомной энергетики с американским гражданством, участвовать в инспекциях по Ирану. Американский министр международных дел подписал, таким образом, документ, содержащий вотум недоверия против чиновников его же собственной страны – жест унижения подобный этому в истории международных отношений надо ещё поискать.
И хотя сирийский и иракский кризисы всё более обостряются, говорить о каком-либо поворотном пункте нельзя. Только в этом году 750000 беженцев, в основном мусульман, пытались избегнуть исламистского террора посредством отчаянного бегства в секулярную и демократическую Европу. В то же время, однако, важные представители европейских элит отправились в противоположном направлении, чтобы поклониться главному ответственному за этот ад, исламистскому режиму в Тегеране. Одни обнимаются с шиитскими исламистами, другие бегут от их политики, при этом те, кто отправился к исламистам, и те, кто от них бежит, на этом пути не встречаются. Беженцы не путешествуют бизнес-классом, они рискуют в пути своими жизнями.
Ситуация может, напротив, драматическим образом ухудшиться ещё более. В 1981-м году Израиль разрушил иракский реактор Саддама Хусейна. Этот реактор находился там, где сегодня правит Исламское государство. Кто в состоянии представить себе последствия комбинации ИГ и атомной бомбы, должен представить себе и драматичность развития иранского вопроса: тут комбинация из религиозного фанатизма и атомной бомбы стала вполне реальной.
Ошибки повторяются
То, что катастрофичные ошибки и дефициты в борьбе с исламизмом – подлизывание к Ирану и связанная с этим обструкция Израиля – и после парижской бойни влияют на настроения, очевидно.
Страх заразителен. Нет ничего упорнее в мире, чем накопившийся страх, писал Василий Гроссман с своём романе “Жизнь и судьба”. Мужество тоже заразительно. Чтобы выйти из модуса страха, в котором мы сейчас находимся, необходим радикальный анализ и не приукрашенное объяснение актуальной ситуации.
Никто пока ещё не знает, как можно одолеть это чудовище со множеством голов и лозунгом “Вы любите жизнь, мы любим смерть”. Ясно лишь одно: поддерживать одного чёрта против другого опцией не является. Пока Запад не встанет плечом к плечу с Израилем против нового тоталитаризма, пока вместо этого Запад заискивает перед иранским филиалом исламизма, ни о каком решении проблемы не может быть и речи.
Лишь когда мир выступит против всей коалиции безумцев, охватывающую Хамас и Хизболлу, Братьев-мусульман и аль-Каиду, ИГ и иранский режим, лишь когда она объединит свою борьбу с Израилем, имеющим куда больший опыт борьбы с исламизмом и в предотвращении слепого террора в сравнении с другими демократиями, лишь тогда может появиться шанс объявить исламизму политическую войну и осудить на мировой арене исламски мотивированный слепой террор так же, как в прошлом осуждали средства массового уничтожения.
Слепой террор, это стало снова ясно в Париже, относится к самым серьёзным угрозам в свободном мире. Тот, кто решил принести свою жизнь в жертву, ничего больше не боится и готов на любое преступление. Вне сомнений, будущее наших обществ будет зависеть от того, будет ли оказан отпор этому одержимому смертью фанатизму, будет ли он побеждён или нет.
Если мы хотим упразднить сам метод слепого террора, то так называемая международная общественность должна была бы применить любые меры, чтобы осудить этот метод борьбы как преступление против человечности и применить это осуждение в форме изоляции и санкционирования к тем, кто продолжает его пропагандировать.
После 11-го сентября 2001-го года этого не произошло. Уже 14-го сентября 2001-го года французский посол в Израиле. Жак Хунцингер публично предостерёг от того, чтобы сравнивать террористические атаки на США со слепым террором Хамас, т.к. они происходили в совершенно разных контекстах. Одни акты террора с тех пор получили признание как действия сопротивления, другие – нет. Этим-то и пугает настоящая ситуация: что эта же ошибка повторяется.
* Eric Schmitt und Ben Hubbard: U.S. Revamping Rebel Force Fighting ISIS in Syria. »New York Times«, 6. September 2015.