Об антифа, фашизме и джихадизме
Лотар Галов-Бергеман
Когда летом 1935-го года в Москве собрался седьмой (и последний) всемирный конгресс Коммунистического интернационала, коммунистам пришлось смириться с тяжким поражением. Именно в Германии, от которой со времён Ленина ожидали продолжения Октябрьской революции, компартия потерпела катастрофическое поражение. Национал-социалисты смели последние остатки веймарксой демократии и разбили рабочее движение. Кроме нескольких отважных, но изолированных от населения подпольных группок, «боевая партия Тельмана», которая ещё недавно едва не лопалась от амбиций, в стране больше не существовала. Хуже всего было то, что нацисты добились всего этого при значительной поддержке «рабочего класса и народа», и что поддержка нациостов этими двумя объектами любви коммунистов неудержимо росла дальше.
Но и пред лицом этой катастрофы Коминтерн не смог перепрыгнуть через себя и подвергнуть фундаментально пересмотреть вопрос о революционном субъекте. При помощи «формулы Димитрова», названной в честь его нового генерального секретаря, он определял фашизм как «открытую террористическую диктатуру наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала» и спасал, тем самым, веру в рабочий класс, который, якобы, ничего общего с фашизмом не имел.
То, что невзирая на проделанный опыт — в конце концов, подавляющее большинство немцев видели в национал-социалистической власти не «террористическую диктатуру», а исполнение всех своих желаний — коммунисты настаивали на «классовой линии», было уже тогда не результатом беспощадного анализа событий, а стремлением к сохранению полюбившейся догматики, дававшей простые ответы на сложные вопросы.
И всё же людей 1935-го года можно извинить тем, что они не могли догадываться о невообразимом, которому было суждено произойти в последующие 10 лет. И то, что тогда — самым старым объектом исследования было государство Муссолини в Италии, война на уничтожение и Холокост тогда ещё не стали реальностью — нивелирующим образом говорили о «фашизме», когда подразумевали немецкий национал-социализм, с исторической точки зрения можно простить. Но для того, кто и сегодня придерживается «формулы Димитрова», смягчающие обстоятельства не действуют. Две трети немцев всё ещё не обладают иммунитетом к желанию «одной сильной партии, воплощающей волю всего народного коллектива» (исследование Лейпцигского университета, 2013).
И хотя фашизм вполне соотносится с капитализмом, но не так, как это представляют себе теоретики заговора. Возможность фашизма как надклассового массового движения основывается на том факте, что капитализм представляет собой не дихотомическое явление, по типу: «Вон там вверху — капитал, а вот внизу — это мы», а общественные отношения, пронизывающие и сам субъект. При подчинении необходимости накопления стоимости субъект постоянно отказывается от свободы и счастья, и кого бы он не заподозрил в том, что этого отказа не происходит, тот кажется ему подозрительным и того он может смертельно ненавидеть. Он враждебен к женщинам, гомофобен и полон расизма, он презирает индивид и общество. Он тоскует по общности и предводителям. Он хочет не увеличения свободы, которую предлагает ему буржуазное общество, а её уменьшения. Воображаемый коллектив добропорядочных и честных вопиет к изоляции тех, кто «к нам не относится», и заходится в мечтах о насилии. В конформистском восстании антисемитизма он, в конце концов, приходит в себя. Желание уничтожения в капиталистическом субъекте, направленное против иллюзорных «злодеев», ответственных за все его унижения и оскорбления, высказывается открыто. Чем менее оказывается понятым сотрясаемый кризисом мир, тем более опасным он кажется, тем более проявляется эта базальная конструкция субъекта и на реально-политическом уровне.
Этим критериям давно уже соответствую не только нацисты. Взгляд на джихадистские террористические банды и круги их поддерживающие открывает значительное сходство: презрение к отдельному человеку, жертва во имя общности, культ «чести», стремление к смерти, набор в банды огрубевших, склонных к насилию людей. Люди «Исламского государства» нападают с мачете на езидов. И на немецких улицах: «Мы убиваем вас в Ираке, мы убьём вас и здесь!» – это открыто кричали езидам в Херфорде. Во время массовых демонстраций симпатизирующих ХАМАС требуют «Смерти евреям!» И полиция это допускает, если она не предоставляет им свои громкоговорители как во Франкфурте. Может ли антифашистское движение молчать обо всём этом? Только лишь теоретическими выкладками с проблемой больше не справится. Антифашизм выступает за свободу и защиту меньшинств и индивидов, будь то от государственных репрессий или от «народа». А толпа остаётся толпой, неважно, родом её бабушки из Швабии или из Анатолии. Антифа, серьёзно относящаяся к своим задачам, должна заняться и джихадистами.
В глаза бросается то, что как раз те люди, которые чрезмерно часто пользуются понятием фашизма, и у которых довольно быстро всё, что им не по нраву, отказывается фашистским — когда полиция, а когда США, и, конечно, периодически Израиль — и во сне помыслить не могут назвать так салафистов, ISIS/Исламское государство или ХАМАС. При этом их идеология и варварская практика однозначно на это указывают. Демократические права и свободы, сексуальное самоопределение, освобождение женщины, борьбы с гомофобией? Всё это — цели, за которые левые, собственно, должны выступать. Джихадисты практикуют прямую противоположность. Причём, «открыто террористически», дабы процитировать Димитрова.
То, что тот, кто применяет к ним определение «фашистский», тем самым объявляет фашизмом и «ислам», относится к самым глупым оправданиям лево-реакционеров, прижатых спиной к стене. Как будто то же когда-то относилось и к критике христианского клерикального фашизма. Кроме того, если кто-то считает, что фашизм имеет что-то общее с намерениями сверхбогатых власть имущих, тот должен бы, согласно собственной логике, заняться правящими кругами Ирана или Исламского государства и их невероятными финансовыми средствами. Но не тут-то было. Причина того, что лево-реакционеры столь благосклонны к джихадистам, заключается в значительных совпадениях в их видении мира: презрение к буржуазно-демократическим свободам, парсонифицирующем анти-капитализме, анти-западном рессентименте, ненависти к государству Израиль, фантазиях о заговоре вместо критического анализа. То, что антифашисты не могут быть антисемитами, со времён сталинских репрессий в отношении реальных или воображаемых сионистов относится к тем легендам, при помощи которых лево-реакционеры рисуют себе свой простой мирок. И кто сегодня демонстрирует против нацистов, а завтра — против Израиля, ведёт себя подобно жителю прибрежной полосу, который по воскресеньям строит плотины, чтобы в понедельник снова их сломать. Не только с нацистами, но и с джихадистами мы можем бороться тем лучше, чем меньше мы на них похожи.
Один побочный эффект «формулы Димитрова» нужно было бы принципиально спасти от её адептов для антифашистской практики: что антифашисты в ситуации, в которой нет шанса заставить условия танцевать, должны, как минимум, выступить против террора реакционных и варварских эманаций кризиса. И то, что они, тем самым, борются не только за минимальный стандарт человеческого достоинства, но и за минимальные предпосылки, может быть, когда-нибудь удачной эмансипации. Именно сегодня, когда обусловленный кризисом упадок буржуазного порядка всё более проникает в его центры и демократическо-правовые условия значительно от этого страдают, и в то же время на горизонте не видно никакого реально-политически действенного эмансипационного движения снятия, самое малое, что может сделать стремящая к счастливой жизни для всех интервенция — это сунуть как можно больше палок в колёса надвигающемуся варварству.
В продолжающемся кризисе накопления глобальные капиталистические отношения подобны Гидре, тому чудовищу из древнегреческой мифологии, у которого вырастают две новые головы на месте одной отрубленной. Отрубать их быстрее, чем они вырастали, удалось лишь Гераклу. И лишь после того, как он справился со всеми головами чудища, он смог расправиться и с её центральной, считавшейся до того бессмертной головой. Антифа остаётся тем более слабой, чем меньше драконьих голов современной Гидры она замечает. Чем больше голов у неё на прицеле, чем более важен её вклад в создание лучшего мира.
Jungle World, Nr. 34, 21.08.2014
Перевод с немецкого.