antithesi
Экологический кризис оказывает глубокое влияние на материальные условия общественного воспроизводства, выходя за рамки «стихийных бедствий» и углубляя противоречия, присущие капитализму. Этот кризис не только проявляется в таких явлениях, как наводнения, засухи и пандемии, но и играет непосредственную роль в разжигании конфликтов, социальных волнений и массовых переселений. В дальнейшем мы попытаемся всесторонне обосновать связь между экологическим кризисом и возникновением так называемого постфашистского течения — политической и идеологической тенденции, поднимающей голову по всему миру. Постфашизм — это политическая форма преобразования массового возмущения от условий социального существования в национализм, расизм и этнокультурный конфликт, не бросающий ни малейшего вызова основным формам авторитарного либерализма. Напротив, он служит дополнением к этим формам, выступая в качестве рычага для нормализации политики, некогда считавшейся экстремальной и неприемлемой, и в то же время создавая ложного противника, который её легитимизирует.
Капиталистическая форма метаболизма между обществом и природой
Капиталистическая форма метаболизма между обществом и природой определяется тенденцией капитала к непрерывному и неограниченному расширению как самоценной стоимости. Эта тенденция неизбежно вступает в конфликт с естественно обусловленными материальными и временными условиями производства, такими как биологические циклы воспроизводства животных и растений. Однородный, делимый, подвижный и количественно неограниченный характер формы стоимости находится в прямой оппозиции к единству и неделимости продуктов природы с их качественным разнообразием, локальной спецификой и количественными пределами.
Тот факт, что капитал рассматривает каждый социально обусловленный природный предел как барьер, который необходимо преодолеть, не означает, что такое преодоление действительно возможно без нарушения локального или даже планетарного экологического баланса. Напротив, именно здесь кроется потенциал как для катастрофических изменений в локальных и периферийных экосистемах, так и для более комплексного нарушения планетарного экологического баланса. Нарушение нынешнего планетарного экологического равновесия (с наступлением антропоцена), накопление парниковых газов, загрязняющих и токсичных веществ и потенциально необратимое катастрофическое изменение климата, ведущее к уничтожению природных предпосылок для удовлетворения социальных потребностей человека, не являются неизбежными результатами конфликта между обществом и природой. Напротив, это конкретные исторические явления, связанные с преобладанием капиталистического способа производства.
Капиталистические менеджеры и эксперты начинают рассуждать о «рациональном использовании природных ресурсов», когда производительность капитала оказывается под угрозой из-за расточительных и разрушительных практик, присущих производственным процессам компаний и государств, которыми они управляют. Сюда относятся истощение обрабатываемых земель, вырубка лесов, загрязнение воды, исчерпание легко добываемых ископаемых видов топлива и редких элементов и т. д. Когда деградация окружающей среды препятствует расширенному воспроизводству капитала, например, в результате замедления роста производительности сельского хозяйства или увеличения расходов на борьбу с болезнями, связанными с загрязнением окружающей среды, и тем самым повышает стоимость рабочей силы, эти случаи деградации окружающей среды обозначаются в мейнстримной экономике как «внешние экологические эффекты» или «провалы рынка из-за отсутствия прав собственности», а также другими терминами. Эти категории в мистифицированной форме представляют собой необходимость переложить возросшую стоимость капитала на мировой пролетариат путём введения налогов на потребление и предоставления субсидий капиталистическим предприятиям на внедрение «экологичных технологий» («Зелёный курс», «возобновляемые источники энергии», «циркулярная экономика» и т. п.), чтобы, согласно пустому экономическому жаргону, «интернализировать внешние экологические эффекты».
Природа как социальная категория
Природа не дана нам непосредственно: неопосредованного знания о ней быть не может. Её знание и понятие социально опосредованы: восприятие природы на любом этапе общественного развития и отношение к человечеству, а также форма, содержание, объем и объективность этого понятия зависят от социальных условий. Поэтому утверждение о том, что природа — это «социальная категория», подразумевает, прежде всего, что все природные объекты социально опосредованы той фундаментальной формой объективности, которая преобладает в конкретном обществе, то есть, в капитализме, формой стоимости. (1)
Как мы уже говорили, тенденция самоувеличивающейся стоимости к неограниченной экспансии превращает природу в объект человечества, в предмет использования, в объект, который можно свободно присваивать, не заботясь о растрате его богатств и сил, не говоря уже о том, чтобы «завещать его в улучшенном состоянии последующим поколениям». (2) Именно это лежит в основе экологического кризиса, с которым мы сталкиваемся сегодня и главным проявлением которого является катастрофическое изменение климата.
Но помимо абстрактной, калькулируемой и формально/инструментально рациональной концепции природы, вытекающей из экономической структуры капитализма, в качестве реакции против овеществления капитала и его тенденции «лишить человека человеческой сущности» возникла и другая концепция природы: романтически-иррационалистическая, которая приписывает природе значение органического роста, в отличие от искусственных структур человеческой цивилизации. Как проницательно замечает Дьёрдь Лукач: «концепция „органического роста“ как воинственный лозунг против овеществления приобретала, благодаря немецкому романтизму, исторической школе права, Карлайлю, Рёскину и т.д., всё более явный реакционный оттенок». (3) Несмотря на свои претензии, романтическая/органистическая концепция природы служит оправданием господствующего порядка вещей. Её неприятие капиталистического овеществления принимает характер оппозиции исключительно эгалитарным, антииерархическим, антиавторитарным элементам современности, которые, к тому же, фашистское крыло этого течения клеймит как декадентские, дегенеративные, «гуманистические» или «иудео-коммунистические».
Обращение к «крови и почве», идея мистической связи между определённой этнической группой и конкретным географическим ландшафтом, различие между «автоматами» и «одушевлёнными», представление о природе как чертеже идеальных социальных отношений, основанных на дефиците, расовой «иерархии», конкуренции и «отборе» — всё это атрибуты развитой националистической формы романтически-иррационалистической концепции природы. Эта концепция является составной частью идеологической программы по сдерживанию и переключению классовой и социальной борьбы на внутрипролетарский конфликт по национальному и расовому признаку. Она стремится одобрить и закрепить неравенство и иерархию как естественное положение вещей.
Важно отметить, что концепция природы, продвигаемая историческим фашизмом и нацизмом, была попыткой примирить эти два полюса. Позитивистское знание и технологические ноу-хау сочетались с мощным чувством идентичности бессмертного «Volk» и «духовного». Палингенез нации в рамках нового мирового порядка связывал мифическое представление о столкновении арийской и неарийской культур — смертельной борьбе за существование — с псевдонаучными элементами расовой антропологии, социал-дарвинизма и евгеники. Мелиорация земель на Востоке была одновременно расовым проектом возвращения «к земле» и реализации технократической «утопии» (то есть антиутопии), которая должна была быть создана «через процесс очистительного уничтожения, безжалостного порабощения и „переселения“ коренных славянских рас, искоренения их культуры, уничтожения евреев, коммунистов, военнопленных и всего, что имело запах подрывного или дисгенетического». (4)
Экологический кризис и восхождение реакционных идеологий
Экологический кризис, описанный в первом разделе данного эссе, является ключевым аспектом того затяжного кризиса воспроизводства капитала, который составляет субстрат всего исторического периода, начиная с «Великой рецессии» 2008-го года. Вспышка пандемии SARS-CoV-2 — глобального кризиса здравоохранения, который является ещё одной формой единого капиталистического «поликризиса» (5), — сама по себе была продуктом отношения капиталистического производства к нечеловеческому миру и произошла в тот момент, когда даже самые сильные экономики с трудом выходили из длительной экономической стагнации и чрезмерно низких темпов роста. Существующие и ожидаемые нарушения, вызванные изменением климата, пересекаются с текущими катастрофами бедности и насилия. Эти проблемы взаимно усугубляют и усиливают друг друга, причём одна проявляется через другую.
Меры, принятые для стимулирования капиталистического общественного воспроизводства и накопления во время пандемии и после начала «инфляционного кризиса», не смогли переломить глубинные проблемы рентабельности и расширенного воспроизводства капитала на глобальном уровне. В результате, несмотря на все разговоры о «мягкой посадке» экономики, даже мейнстримные экономисты продолжают предсказывать длительный период всеобщей стагнации (или даже «стагфляции») на ближайший период. Из-за неблагоприятных или мрачных условий жизни во многих частях мира после отмены ограничительных мер COVID произошёл значительный прирост миграционных потоков. От Украины и Нагорного Карабаха до Палестины, Эритреи и Западного Сахеля, а также Гаити, Кубы и Венесуэлы — перемещение людей в последнее время приобрело огромные масштабы. Почти везде это было вызвано такими факторами, как негативные последствия изменения климата (засухи, наводнения и лесные пожары), начало военных конфликтов, а также растущее обнищание населения, вызванное пандемией, ростом цен на продовольствие и последствиями повышения процентных ставок центральными банками стран глобального Севера для беднейших стран мира.
Очевидно, что экологическое измерение капиталистического кризиса обостряет существующие противоречия, поскольку прямо или косвенно связано с перемещением огромного количества людей, что ведёт к значительному увеличению миграционных потоков. Именно поэтому, помимо классических реакционных социал-дарвинистских заблуждений, представляющих неравенство и «выживание сильнейших» как неизбежные и необратимые «факты природы» (например, пронизывающие COVID-отрицание и антиваксерский дискурс заблуждения о якобы превосходстве «естественного иммунитета»), вновь возникли и различные тошнотворные версии неомальтузианства.
Предположительно более «трезвая» версия этой идеологии воспроизводит основные положения, высказанные Гарретом Хардином в статье от 1974-го года «Lifeboat Εthics», а именно: Земля похожа на океан, по которому жители богатых стран плывут в спасательных шлюпках, а обездоленные люди из более бедных регионов остаются за бортом. По мнению Хардина, вместимость спасательных шлюпок конечна, и если богатые страны пустят в них бедных, то все будут обречены: «Полная справедливость, полная катастрофа». Постлевые реакционеры, такие как Сара Вагенкнехт, например, утверждают, что ограниченные ресурсы «государства всеобщего благосостояния» должны быть распределены между гражданами страны, поддерживая дискурс неолиберальных режимов жёсткой экономии, которые поощряют социальное навязывание дефицита посредством мер жёсткой экономии. Однако нынешний дефицит не является «естественной», а общественно и политически обусловлен внутренней динамикой капиталистического накопления.
Более наглой реакционной популяционистской идеологией является так называемая теория «Великого замещения», весьма популярная среди ультраправых, «альтернативных правых» и откровенных нацистов. Согласно этой теории заговора, «глобалистская элита» демографически и культурно замещает белое население небелым и особенно мусульманским путём массовой миграции, дифференцированного демографического роста и снижения рождаемости белых европейцев и американцев. Это падение рождаемости объясняется «гендерной идеологией», массовыми прививками, «искусственными болезнями» (так изображается COVID), химтиотрассами, легализацией абортов, контролем сознания и манипуляцией СМИ, «ксеноэстрогенами», содержащимися в генетически модифицированной сое и других ГМО, …и вся эта чепуха продолжается без остановки. Теория заговора «Великого замещения» разделяет с более «респектабельными» неомальтузианскими рассуждениями презрение к чрезмерному размножению бедных, которое изображается как угроза «более трудолюбивым и достойным членам» общества. (6)
В манифесте под названием «Великое замещение», опубликованном в сети самопровозглашенным «этнонационалистом-экофашистом», который 15-го марта 2019-го года убил 51 мусульманина в Новой Зеландии, выражается сожаление по поводу снижения рождаемости «белых наций» по сравнению с небелыми «расами». Как написал убийца в своей ядовитой тираде: «Окружающая среда разрушается из-за перенаселения [sic], мы, европейцы, — одна из групп, которые не перенаселяют мир. Это захватчики перенаселяют мир. Убейте захватчиков, уничтожьте перенаселение и тем самым спасите окружающую среду». Примечательно, что изменение климата напрямую связано с иммиграцией и рождаемостью. В ответ на вопрос «Зачем фокусироваться на иммиграции и рождаемости, если изменение климата — такая огромная проблема?» он пишет: «Потому что это одна и та же проблема».
Отрицание изменений климата
Извращённая связь между изменением климата и «великой заменой» может быть объяснена общим ощущением катастрофического нелокализованного кризиса. Однако стандартным подходом формирующегося ультраправого течения, в состав которого входят как правые, так и левые, является отрицание изменения климата. Существует несколько форм отрицания: отрицание тенденции («нет никакого повышения температуры»), отрицание атрибуции («это вызвано циклами солнца, а не человеком»), отрицание воздействия («это не принесёт никакого вреда, наоборот, поможет росту лесов»), отрицание действий («мы не можем / не должны ничего делать») и отрицание срочности («у нас ещё много времени, чтобы отреагировать»). Причина, по которой отрицание изменения климата преобладает в этом течении, заключается в том, что трудно переложить вину на иммигрантов и найти националистические локальные причины глобального явления, которое является выражением транснациональной структуры и логики капиталистического производства, неразрывно связанного с ископаемым топливом как важнейшим источником энергии.
Отрицание изменения климата гарантирует, что капитализм как способ производства останется неуязвимым для критики, тем самым подавляя необходимость трансформации производственных отношений. Вместо этого его катаклизмические социальные результаты и страдания, которые испытывают в основном беднейшие слои населения (голод, болезни, гражданские беспорядки и т. д.), объясняются их собственной неэффективностью. Более того, вместо того чтобы устранять причины, принимаются убийственные меры безопасности в контексте милитаризованного управления последствиями климатического кризиса. Как отмечают Сэм Мур и Алекс Робертс в книге «The Rise of Ecofascism», «отрицательство пытается преодолеть экологические ограничения, перекладывая риски на других. Секьюритизация превращает этот риск в выгодный контроль. Вместо того чтобы быть двумя отдельными тенденциями, они все больше объединяются как две грани управления природой и обществом: одна производит и вытесняет риск, другая капитализирует его». (7) Ярким примером является политика администрации Трампа, которая, с одной стороны, отрицает существование изменения климата, а с другой — выступает за расширение стены на границе США с Мексикой, которая служит для предотвращения притока мигрантов, вызванного климатическим кризисом.
Реакционная экология и теории заговора
Неудивительно, что ультраправые силы, идущие в авангарде отрицания изменения климата, одновременно выражают локалистский и националистический дискурс в пользу защиты окружающей среды и даже пытаются участвовать в протестах против установки ветряных турбин и других локальных экологических акциях. Этот тип экологизма не нападает на капиталистическую эксплуатацию природы, а переводит проблему в плоскость защиты «родной земли» и ландшафта, а также «традиционной» национальной культуры и образа жизни. «CasaPound» в Италии, «Патриотическая альтернатива» в Великобритании и «Золотая заря» в Греции рассматривают разрушение местной окружающей среды (например, гор Мани, в случае местных кадров «Золотой зари», южной части Пелопоннеса) как возмутительное нарушение природных границ, защищая при этом структурные условия выбросов углерода (например, добычу и сжигание бурого угля для производства электроэнергии в Северной Греции).
Решение всеобъемлющего климатического кризиса потребует радикальной трансформации производства в целом и производства энергии в частности. В отличие от этого, «зелёный капитализм» и развитие «производства возобновляемой энергии» не только не решают проблему экологической катастрофы, но и наносят ещё больший ущерб другими способами. По данным Всемирного банка, увеличение добычи материалов, которое потребуется для строительства достаточного количества солнечных и ветряных электростанций, чтобы к 2050-у году производить около 7 тераватт электроэнергии в год для обеспечения энергией примерно половины мировой экономики, огромно: 17 миллионов тонн меди, 20 миллионов тонн свинца, 25 миллионов тонн цинка, 81 миллион тонн алюминия и не менее 2,4 миллиарда тонн железа. (8) Переход на возобновляемые источники энергии потребует огромного увеличения добычи по сравнению с существующим уровнем. Спрос на неодим — важнейший элемент ветряных турбин — должен увеличиться на 35 %, чтобы достичь цели нулевых выбросов, спрос на индий, необходимый для солнечных технологий, утроиться, а спрос на литий, необходимый для хранения энергии, по прогнозам, вырастет в 27 раз. Если рассматривать только литий, то утечки химикатов с литиевых шахт отравили реки от Чили до Аргентины, от Невады до Тибета, уничтожив целые пресноводные экосистемы. (9) И эти цифры покрывают только энергию, необходимую для существующего капиталистического производства. Иными словами, если не произойдёт радикальной трансформации общественного воспроизводства, так называемая «чистая энергия» может стать столь же разрушительной, как и ископаемое топливо. (10)
Однако критика, исходящая от реакционных сил, не фокусируется на капиталистическом способе производства и динамике капиталистического накопления, а продвигает националистическо-популистский нарратив, согласно которому «простым людям» угрожает космополитическая, либеральная «элита» — так называемые «глобалисты», — которые используют «ложь об изменении климата» для продвижения своих интересов за свой счёт, разрушая местную окружающую среду, образ жизни и экономику для достижения глобального управления («нового мирового порядка») (11) и/или продвижения «многомиллиардной мировой индустрии ». (12) «Конечно, изменение климата эксплуатируется капиталистическими корпорациями по всему миру для получения прибыли. Однако тот факт, что части капитала могут извлекать прибыль из этой эксплуатации, разумеется, не означает, что «климат — это мистификация, в той же мере, в какой факт сообщения компании Pfizer о колоссальных прибылях делает COVID мистификацией. Нужно было бы полностью отказаться от критического мышления, чтобы прийти к таким выводам, поскольку они свидетельствуют о серьёзном непонимании того, как функционируют капиталистическая коммодификация и прибыльность. (13)
Конспирологическое мышление не просто отводит недовольство от капиталистических общественных отношений. Оно также используется правительствами для того, чтобы переложить вину за свои неудачи на наиболее удобных козлов отпущения, направив гнев против самых слабых и маргинализированных слоёв населения. В случае с Грецией широко распространённые теории заговора, согласно которым лесные пожары вызываются поджигателями в рамках генерального плана по депопуляции целых районов, изменению землепользования, установке ветряных турбин или, по другой версии, тайными агентами из Турции или подозрительными элементами, замышляющими против страны, стали частью официального дискурса греческого государства. Мицотакис, нынешний премьер-министр Греции, без колебаний повторял и продвигал заговорщический расистский нарратив о том, что мигранты/беженцы несут ответственность за беспрецедентную катастрофу пожаров в Эвросе в августе 2023-го года, хотя официальные заявления пожарной службы приписывали пожар молнии в контексте сухого штормового явления. В то же время он обеспечил политическое прикрытие фашистским ополчениям, действующим на границе и незаконно задерживающим, пытающим и грабящим иммигрантов и беженцев, представив расистские погромы как акты «самосуда» против (несуществующих) поджигателей, полностью замалчивая тот факт, что эти ополчения были сформированы в полном сотрудничестве с местными властями, пограничниками и полицией.
Другая практика отрицания, использованная греческим правительством, заключалась в обвинении учёных и институтов в том, что они служат политическим целям коварного врага нации (в одних случаях этот враг отождествляется с глобалистской элитой, в других — с предательскими левыми, которые служат интересам вражеских стран). Сначала министерство окружающей среды атаковало европейскую программу наблюдения за Землёй «Коперник» (компонент наблюдения за Землёй космической программы Европейского союза, к которому позже официально обратились за помощью в борьбе с наводнениями), заявив, что её оценка огромной территории, уничтоженной пожарами, была неточной, поскольку спутниковые снимки имеют «низкое разрешение». Затем депутаты от «Новой демократии» напали на Афинскую национальную обсерваторию, заявив, что она ведёт пропагандистские и политические игры из-за опубликованных ею данных о мегапожарах и огромном увеличении площади сгоревших территорий. Очевидно, что для того, чтобы скрыть полную неадекватность и некомпетентность государственной инфраструктуры и служб в борьбе с бедствиями, вызванными беспрецедентной жарой и засухой, а также экстремальными наводнениями, которые возвращаются с небывалой частотой из-за изменения климата, государственные власти без колебаний используют любые средства, включая методы и язык фашистских ультраправых. (14)
Пост-фашизм
Такой авторитарный подход может позволить беспрепятственно продолжать разграбление природы, перекладывая издержки и риски климатического кризиса на слабые слои мирового пролетариата. В условиях растущего антагонизма и ужесточения государственного авторитаризма против любых требований значительная часть «внутреннего» пролетарского населения, скорее всего, присоединится к правящему авторитаризму и примет в качестве стратегии выживания авторитарное «решение» любого социального вопроса, включая вопрос об изменении климата, через углубление раскола внутри пролетариата.
Политическое выражение этой тенденции можно увидеть в появлении по всему миру нового ультраправого течения, которое либо захватило власть (Аргентина, Венгрия, Италия), либо чередуется с авторитарными неолиберальными силами (к которым относятся так называемые левые и социал-демократические партии, превратившиеся в неолиберальные за последние 35 лет). В обоих случаях дегуманизация нелегальных мигрантов и отверженных граждан (цыган, наркоманов, бездомных) нормализуется. Маска мнимой «антисистемности» позволяет новому ультраправому течению массово мобилизовать наиболее реакционные и недовольные слои рабочего класса и мелкой буржуазии в пользу восстановления национальной однородности и социальной стабильности, то есть насильственного восстановления единства контура воспроизводства национального социального капитала. (15) Вслед за венгерским марксистом Гашпаром Миклошем Тамашем мы называем это течение постфашистским (16), что означает форму политики, сочетающую элементы неолиберализма, национализма, либертарного индивидуализма и современной демократии, при этом формально или неформально исключающую из гражданства консолидированное избыточное население, то есть население, которое не может даже продать свою рабочую силу для эксплуатации, составляющее большинство людей в беднейших странах и значительную часть населения в развитых странах, выживающее за счёт «гуманитарной» помощи и «неформальной» экономики.
До сих пор мы лишь в общих чертах представляли себе мрачную ситуацию, в которой мы оказались. Наша критика постфашистского течения и режима, возникшего и укрепившегося за последние 15 лет, в период затяжного капиталистического «поликризиса», одной из наиболее фундаментальных форм которого является климатический кризис, является необходимым дополнением к критике «нормального» управления экологическим кризисом в рамках текущей конъюнктуры посредством стратегии так называемого «устойчивого развития», «циркулярной экономики», «зелёного курса» и т. п. Два полюса — «нормативное» («демократическая дуга») и «прерогативное» государство (постфашисты всех мастей) — не исключают друг друга, а взаимно усиливают. Любая попытка поддержать социальную критику должна быть одновременно направлена против обоих полюсов. Состояние необходимости», установленное капиталистическим кризисом и, прежде всего, его экологической формой, представляет собой накопление катастроф и руин. Однако разрушение планетарного экологического баланса и сегодня остаётся «конкретным аспектом критики политической экономии». (17) «Можно предсказать энтропию, но не возникновение чего-то нового. Роль теоретического воображения по-прежнему состоит в том, чтобы в настоящем, подавленном вероятностью наихудшего сценария, разглядеть разнообразные возможности, которые, тем не менее, остаются открытыми». (18) Что касается нас, то мы продолжаем видеть возможности, которые могут быть открыты классовой и социальной борьбой против мира капитала, которая необходимо отвергает всё связанное с государством и национализмом.
28.01.2024
Ссылки
1. Certainly, neither the content of our knowledge of nature nor its material existence are exhausted by the social form of its mediation, as the material of the concept retains a remainder that resists complete assimilation into the concept. “Nature is a social category. That is to say, what passes for nature at a determinate stage in social evolution, the constitution of the relation between this nature and man and the form in which the confrontation of man and nature takes place, in short, what nature signifies in its form and its content, its range and its objectivity, are all socially conditioned.” G. Lukács, History and Class Consciousness, Studies in Marxist Dialectics, MIT Press, 1971, 234.↰
3. Д. Лукач, История и классовое сознание
4. Roger Griffin, Modernism and Fascism, Palgrave, 2007, 324-326.
5. Согласно Адаму Тузу, который популяризовал этот термин, «поликизис» – это историческое слияние множества кризисов, причины и процессы которых неразрывно связаны друг с другом и создают особенно глубокие эффекты. Как мы можем видеть, «поликризис» является мультивалентным проявлением кризиса воспроизводства капитала.
6. R. Malthus, An Essay on the Principle of Population, ESP, 1998 [1798], 27.
7. Sam Moore & Alex Roberts, The Rise of Ecofascism. Climate Change and the Far Right, Polity, 2022, 44.
8. “The Growing Role of Minerals and Metals for a Low Carbon Future,” World Bank, 2017. Online here.
9. Amit Katwala, “The Spiraling Environmental Cost of our Lithium Battery Addiction,” Wired, May 8 2018. Online here.
10. Jason Hickel, “The Limits of Clean Energy,” Foreign Policy, 6.0.2019. Online here.
11. Ещё в 2003-м республиканский сенатор от Оклахомы Джеймс Инхоуф утверждал, что поддерживающие Киотский протокол о сокращении парникового эффекта стремятся к созданию мирового правительства. See here.
12. Martin Durkin, The Great Global Warming Swindle documentary. Online here.
13. Тот факт, что немалая часть левых и анархистских кругов также придерживается поверхностного популистского антикапитализма/антиимпериализма и/или неоромантической критики науки и технологий, привёл в некоторых случаях к принятию реакционных нарративов, очень близких к тем, которым следуют крайне правые. В этом контексте экофашистские группы даже возникли из индивидуалистических анархистских кругов (ITS).
14. Эта неадекватность обусловлена преднамеренным выбором на протяжении многих лет недофинансировать основные государственные услуги, такие как лесное хозяйство и защита от наводнений.
15. Важно отметить, что это течение как общественное движение проектируется как беспристрастное, выходящее за рамки разделения на левых и правых. Конечно, вопросы, которые оно поднимало до сих пор, явно являются частью уже существующих крайне правых и реакционных схем, таких как нападение на «woke-левых» и «правых», культивирование страха по поводу предполагаемого «вторжения» мигрантов и надвигающейся «климатической изоляции», создание моральной паники против вакцин, которые изменят «тела и ДНК наших детей» и т. д. Однако в контексте его предполагаемого антисистемного характера для этого течения важно представить себя как разрыв с мейнстримной политикой и заявить, что оно представляет собой нечто, выходящее за рамки традиционной оппозиции между левыми и правыми. Вот почему участие некоторых видных самоидентифицирующих себя «прогрессистов», левых и антиавторитаристов так важно для его конституции.
16. G. M. Tamás, “On Post-Fascism,” Boston Review (online here). Помимо их важных различий, основным общим элементом между фашизмом и постфашизмом, который в последнем случае оправдывает второе составное словосочетание термина, является двойственная форма государства. С одной стороны, существует «нормативное государство» (Normenstaat), где верховенство закона поддерживается для тех, кто принадлежит к политическому сообществу; с другой стороны, существует «прерогативное государство» (Maßnahmenstaat), где обращение с теми, кто исключен из политического сообщества, становится произвольным и вне закона (По этому вопросу см. Ernst Fraenkel, The Dual State. A Contribution to the Theory of Dictatorship, Oxford University Press, 1941). В современном мире те, кто исключён из гарантий верховенства закона, в основном являются мигрантами и беженцами, которые считаются излишками для капиталистического производства. Однако разделительная линия, которая определяет, какая часть населения находится под юрисдикцией «нормативного государства», а какая — под юрисдикцией «прерогативного государства», всегда может быть перемещена, чтобы включить части местного пролетариата. Здесь нужна осторожность, поскольку крайне правая риторика «технофашизма», «апартеида в области здравоохранения», «климатический алармизм — это фашизм» и т. д. пытается проводить неуместные и недействительные сравнения между реальными исключениями (беженцы из Азии и Африки, палестинцы в Газе или евреи в нацистской Европе) и несуществующими (антипрививочники, «белые христиане» и т.д.). Помимо своей пропагандистской ценности в привлечении последователей, эта тактика служит более фундаментальной цели постфашистов: релятивизировать и делегитимировать сами концепции «апартеида», «Холокоста», «фашизма» и т.д.
17. Situationist International, The Real Split in the International, Pluto Press, 2003, 24.
18. Jaime Semprun and René Riesel, “Catastrophism, Disaster Management and Sustainable Submission,” 2008. Online here.
Перевод с английского: